нужный материал, учил тому, что нам пригодится на войне, чтобы мы могли хорошо выполнить свой долг.
Солдаты первого расчета ждут от товарища Баумана ясного ответа на эту критику».
Всем солдатам первого взвода заметка понравилась. Не понравилась она только одному Эрдману.
— До чего дошли! Это же наглость! — возмущался он.
— Тебя можно понять: ты так сладко спишь на занятиях, — усмехнулся Штелинг. — Я сам видел!
— Как вам только такое в голову могло прийти?!
— А мы хотим не спать на занятии, а учиться.
— Этак завтра вы напишете статью, в которой пропесочите командира батареи!
— А почему бы и нет, если он этого будет заслуживать?
— Первый расчет правильно сделал, — заметил Линднер. — Учиться они стали значительно лучше. Благодаря расчету Хаука у нас теперь настоящие перерывы. Мы должны последовать их примеру.
* * *
Дверь в комнату унтер–офицеров распахнулась, и на пороге появился солдат, который громко спросил:
— Видели, как солдаты в газете одного пропесочили?
Бауман отложил в сторону книгу, которую читал, и спросил:
— Кого и где пропесочили?
— И вы еще спрашиваете! Солдаты первого расчета в стенной газете!
Бауман встал и медленно вышел в коридор. Через несколько минут он вернулся. Подойдя вплотную к Хауку, Бауман со злостью произнес:
— Ты уже начал подрывать авторитет унтер–офицеров?
— Во–первых, статью написал не я, а солдаты, — спокойно ответил Хаук, — а во–вторых, они абсолютно правы.
— Ты, наверное, спятил! — воскликнул Бауман. — Неужели не понимаешь, что этим ты подрываешь авторитет унтер–офицеров? Даже в том случае, если твои солдаты и правы тысячу раз!
— Ты сам подрываешь свой авторитет.
— Какая наглость! — Бауман сжал кулаки, а когда Хаук хотел пройти мимо, дернул его за рукав и крикнул: — Стой здесь!
Хаук слегка улыбнулся и, опустив руку, в которой он держал полотенце, спросил:
— Пожалуйста, что тебе нужно от меня?
Бауман повернулся к остальным и обиженно произнес:
— И он еще спрашивает, что мне от него нужно!
— Солдаты первого расчета правы, — заметил Герман, медленно выговаривая слова, — ты должен пересмотреть свое отношение к занятиям.
— Однако доводить дело до стенной газеты, как мне кажется, все–таки не следовало бы, — вмешался в разговор Калирек.
— Это точно! — подхватил его слова унтер–офицер из второго взвода. — Завтра очередь дойдет до меня.
— Если ты этого заслужишь, — спокойно заметил Хаук.
— Я требую немедленно снять газету со стены! — взорвался Бауман.
Хаук рассмеялся и на шаг приблизился к Бауману:
— Ты внимательно прочитал заметку? В ней товарищи просят ответить им. И их просьба законна. Могу дать совет: ответь им, это только поднимет твой авторитет! — Проговорив это, Хаук вышел из комнаты.
Бауман посмотрел на товарищей, но в их глазах он не увидел сочувствия.
* * *
Когда солдаты вернулись с занятий, унтер–офицер Хаук заметил, что под стенной газетой приколота небольшая бумажка, на которой рукой Баумана написано, что он обязуется проводить все свои занятия на более высоком уровне.
Прочитав записку, Вернер усмехнулся и, подозвав к себе Дальке, сказал:
— Вот тебе доказательство того, что мы поступили правильно.
— Кто его знает?.. — все еще сомневался Дальке.
— Товарищ Дальке, нужно иметь мужество, чтобы признавать собственные ошибки.
— Я тоже выступаю за дисциплину, но считаю, что не все вопросы можно обсуждать в стенгазете. Никто меня не переубедит в том, что ваша заметка подорвала авторитет унтер–офицеров.
— Переубедить вас дело не такое уж и легкое, товарищ Дальке, но коллектив — это сила.
— Это я знаю. Знаю я и то, что иногда унтер–офицер Бауман поступал неправильно, но с ним все–таки можно поговорить… по–человечески…
— Хорошо, товарищ Дальке, мы будем чаще беседовать друг с другом! — Хаук похлопал солдата по плечу.
* * *
Вернувшись в часть из очередного отпуска, унтер–лейтенант Брауэр внимательно выслушал доклады командиров орудий и похвалил действия командира первого расчета. Затем он предложил тут же обсудить опыт первого расчета.
Слушая командира, Бауман с беспокойством думал о том, что сейчас обязательно кто–нибудь произнесет его фамилию.
Неожиданно слова попросил Герман.
— Сначала я не одобрял инициативу первого расчета, но, внимательно понаблюдав за действиями солдат, я понял, что они гораздо добросовестнее, чем другие расчеты, относятся к службе, стали более сознательными. Я не раз разговаривал с товарищем Хауком, который постоянно помогал мне, и при всех я благодарю его за эту помощь.
— Уж не за то ли благодаришь, что ваш расчет никогда не укладывается в норматив, а в помещении у вас никогда не бывает порядка? — съязвил Бауман.
— И у нас все изменится, да и сами мы уже меняемся. Не сегодня–завтра и мы станем лучше.
— Поживем — увидим! — с недоверием заметил Бауман.
Заметив нахмуренное лицо Хаука, который вот–вот мог вспыхнуть, унтер–лейтенант задал вопрос Бауману:
— Тогда вот вы сами и поделитесь опытом, расскажите, как нужно действовать, чтобы уложиться во все нормативы.
— Я? Почему именно я?! Пусть унтер–офицер Хаук скажет, ведь его расчет здесь хвалят!
— Ты не увиливай! — выкрикнул с места Хаук.
— А я и не увиливаю. Разве я неправильно сказал? Вы, передовики, пишете воззвания, вам и опытом делиться. Правда, у Хаука в расчете имеются даже дисциплинарные взыскания. — Бауман посмотрел на Брауэра, словно ища у него поддержки.
— Товарищ Бауман, расскажите о себе, о том, как вы руководите подчиненными, — попросил офицер.
— Очень просто — командую, строго требую…
— А в свободное время?
— Все солдаты моего расчета принимают активное участие во всех культурных мероприятиях батареи.
— Кроме вас самого…
— А как вы занимаетесь с солдатами? — спросил Хаук.
— Я считаю, что самое лучшее воспитание — коллективное.
— Отговорки. Ты мало занимаешься с подчиненными! — В голосе Хаука слышалось возмущение.
— Ас какими критериями вы подходите к своей работе? — поинтересовался Брауэр.
Бауман не отвечал.
— Вам удается научить солдат, но только с помощью муштры. Хорошо стрелять умеют и солдаты капиталистических армий, а наши должны быть способны на большее. Наш солдат должен быть
