— Капитан… — пробормотал штабс–сержант, — нам нельзя высаживаться на берег. Мы и без того знаем, где находимся.
Лесли раздул щеки и как ни в чем не бывало продолжал грести дальше, направляя лодку к изуродованному остову судна, с носа которого вода давно смыла название. Не поворачивать же обратно, когда они практически достигли цели!
— Только без паники, — тихо пробормотал он.
— Это же русская территория, — не отступал Хестер, — а мы вооружены. Они нас сразу задержат…
— Хлебните–ка лучше! — прервал его Лесли и достал из кармана фляжку, но штабс–сержант словно не замечал ее.
— Мы не должны подплывать ближе, — испуганно твердил он. — Вспомните о наших пилотах, сэр, которые высадились в Северной Корее. Несколько человек из них были в гражданской одежде. И мы с вами одеты не по форме… Так вот эти летчики до сих пор там находятся, и не где–нибудь, а в тюрьме! Им предъявили обвинение, что они якобы хотели поднять восстание против красного режима.
— Как и мы с вами, — съязвил Лесли. — Правда, мы намереваемся восстановить против красных тюленей и моржей…
Несчастье обрушилось на них неожиданно. Продвигаясь к берегу, они не спускали с него глаз, а достигнув затонувшего судна, забыли обо всем напрочь. Течение здесь меняло направление и поворачивало на северо–восток. На первый взгляд оно казалось вполне безобидным, даже спокойным, без воронок и водоворотов, но так только казалось. На самом деле оно было таким сильным, что гнало большие льдины обратно в бухту.
Белоснежная льдина, появившаяся сзади, неумолимо приближалась. Расстояние между ней и обледенелой скалой сокращалось стремительно. Лесли понимал, что, если им не удастся взобраться на льдину, их просто–напросто раздавит.
— Назад! — закричал он. — Назад!
Напрягаясь изо всех сил, он попытался направить лодку вдоль льдины, однако было поздно. Протока неумолимо сужалась, и так же быстро таяла надежда на то, что удастся спасти лодку. Они успели сделать единственное — выбросить на лед продукты, ракетницу и радиопередатчик. Льдины тем временем зажимали лодку, и едва капитан и Хестер успели вскарабкаться на одну из них, как лодка, глухо всхлипнув, лопнула, мгновенно превратившись в бесформенный ком.
Последовал резкий толчок, и Лесли, не удержавшись, полетел на лед. Льдина издала нечто похожее на вздох и начала крошиться, словно от удара мифического Циклопа. Воздух огласил противный скрежет.
Капитан хватался за что–то, но руки раз за разом срывались. Потом его приподняло и выбросило на ровную ледяную поверхность. Внизу с шумом бурлила вода, а со скалы сыпались осколки льда. Где–то кричал Хестер. Наконец все стихло…
Когда самое страшное осталось позади, Лесли обнаружил, что намочил ноги. Холод пронизывал его насквозь, а ног он совсем не чувствовал. Кряхтя от боли, он с трудом забрался на льдину. Она была небольшой и все время крутилась. И тут Лесли снова услышал крик Хестера. Штабс–сержант каким–то непостижимым образом забрался наверх и, держа в одной руке длинную веревку, размахивал ею и кричал:
— Держите конец! Хватайтесь!
В результате столкновения и сильного удара в ледяной стене образовалась брешь, в которую и затянуло льдину вместе с Лесли. Только сейчас капитан понял это. Ухватившись за веревку Хестера, он забрался на скалу. Осмотрелся по сторонам — ни мешка с продуктами, ни ракетницы, ни радиопередатчика, все поглотила морская пучина. Ни ему, ни Хестеру не удалось спасти ничего, кроме собственных жизней.
— Ну, все получилось так, как вы желали, — проговорил Лесли и, усевшись на лед, принялся выливать из сапог воду и растирать замерзшие ноги. Затем он встал и скорчил гримасу: — Можете выбрасывать белый флаг.
Лейтенант Харрис лежал на снегу, поднимая время от времени голову, чтобы взглянуть на советских матросов, которые не спеша приближались к «Сну дьявола». Харрис видел, как они подошли к самолету, как советский офицер остановился под крылом и даже, кажется, похлопал рукой по шасси. Затем он поднялся по лестнице в самолет.
«Сейчас произведут обыск…» — мелькнуло в голове у лейтенанта, и снова он почувствовал, как в череп влезла чья–то безжалостная рука, больно надавила на глазные яблоки, коснулась мозга и задержалась там, где начинался спинной мозг.
Харрису чудилось, будто он опять слышит, как доктор Фробисхер читает одну из своих многочисленных лекций. Альфа–частицы, разрушающие кроветворные клетки… Гамма–излучение с малой длиной волны и большой проникающей способностью… Поражающее свойство нейтронов… Лейтенант прижался лбом к снегу, однако зловещий голос доктора Фробисхера не стих. И голос этот делал свое дело.
«Черт возьми, может, я заблуждаюсь? — сопротивлялся из последних сил Харрис. — В конце концов, корпус самолета так отполирован, что все вредные частицы просто отлетали от него… Я страдаю всего– навсего от холода… У меня переохлаждение…»
Некоторое время он наблюдал за матросами, которые на расстоянии казались ему ватагой мальчишек, ошеломленных невиданной ранее огромной игрушкой. Очевидно, они сейчас советуются, что же с ней делать, а потом заберутся на крыло самолета и начнут бегать и кричать от радости. Когда этого не произошло, Харрис понял, что скоро они его найдут. Не обнаружив никого в самолете, они, конечно же, примутся осматривать льдину и непременно нападут на его след. Как глупо он поступил, зарыв документы в снег. В снегу ничего не спрячешь. Если они найдут его, то, разумеется, начнут задавать вопросы. Придется назвать фамилию командира, номер войсковой части, рассказать о своей базе. А если он откажется говорить, тогда…
Лейтенант застонал и сплюнул. Его подташнивало. Распаленная, подогреваемая недугом фантазия рисовала перед ним одну картину страшнее другой. Два года назад он проходил переподготовку в учебно– тренировочном центре летного состава в штате Невада. В течение семнадцати суток летчики познавали, что их ждет, если они попадут в плен к коммунистам. Эти семнадцать суток он не забудет до самой смерти.
Харрис решил вырыть документы из снега, куда он их только что закопал. Рана на руке вскрылась, однако боли он почему–то не ощущал. Руки замерзли и настолько потеряли чувствительность, что Харрис с трудом рассовал кассеты с фотопленкой и документы по карманам куртки. Оставаясь на четвереньках, лейтенант пополз к краю льдины. «Быстрее! Быстрее!» — мысленно подгонял он себя.
Он не беспокоился, что оставлял за собой широкий след. Бодрость, которую он трое суток искусственно поддерживал в себе на глазах у товарищей, покинула его.
Час назад во время радиосвязи с Лесли и Хестером он шутливо заметил: «Вы выделываете на льду потрясающие пируэты», потому что, будучи истинным американцем, верил в целительную силу шутки. Во всяком случае, ему лично шутка помогала всегда, вселяла в него мужество и надежду. Но сейчас рядом с ним никого не было и шутить было не с кем, а следовательно, неоткуда было черпать мужество и надежду. Морально он оказался сломлен.
До края льдины было не менее трехсот футов, однако Харрис в душе поклялся во что бы то ни стало преодолеть их. Непонятно почему перед его мысленным взором возникло вдруг лицо одного из инструкторов центра, которое странным образом трансформировалось в лицо майора Горрелла, хотя Харрис прекрасно помнил, что Горрелл не знал о существовании учебно–тренировочного курса «Выживание в экстремальных условиях». И вот этот инструктор наставляет обучающихся, которые вместе с ним ползут по пустынной местности: «Нам предстоит освоить совершенно новую военную дисциплину. Здесь вы уясните, как выжить во вражеском плену, сохранив физические и духовные силы, не предав родины и товарищей…» Немного подумав, он продолжал: «Вы можете оказаться в непривычных условиях. Попросив напиться, получите в морду. Если проявите слабость, вас взбодрят несколькими боксерскими ударами. Если на вашем теле обнаружится рана, вам самим придется зашить ее с помощью обыкновенной нитки и иголки…»
Мало–помалу лицо инструктора расплывается, а раскаленная почва Невады превращается в лед. Харрис ползет, то дрожа от холода, то покрываясь потом, и чувствует, как бешено колотится в груди сердце. Если его схватят, он во всем признается, но ему все равно не поверят и будут требовать новых признаний.
