сирийцев, иудеев и людей неизвестного племени и рода занятий, коих всегда достаточно в портовых городах внутреннего моря империи.
Сухощавый молодец с горбатым носом и в иудейской шапочке набекрень сосредоточенно пересчитывал стопки серебра. За соседними столами тоже считали. Каждый свое.
Двое, рассевшись по сторонам от горбоносого, следили за тем, как он сильными пальцами сложил в столбик иудейские сребреники, затем сгреб их в кожаный мешочек, туго затянул шнурком и спрятал деньги в кожаный пояс.
Греческие драхмы и статиры торговец ссыпал в другой мешочек.
От римских динариев он указательным пальцем со сломанным ногтем проворно, по одному, перекидал в горсть медные ассарии, кодранты и лепты. Высыпал медь горкой на стол, и пересчитал оставшееся серебро. Затем несколько римских динариев подвинул заросшему волосами кургузому крепышу в круглой греческой шапочке и в широких персидских шароварах.
– Это тебе и людям, Таргак, – сказал он на эллинском с сильным арамейским акцентом.
Крепыш, старшина
