они отмечали какой-то праздник. Я не охотился слишком долго, и сейчас чувствовал в себе сосущую пустоту, во рту был металлический привкус, горло саднило. Солнце село несколько часов назад, а я всё кружил по улицам и не мог найти трезвого одинокого прохожего. Наконец, когда я уже начал отчаиваться, и распалённый жгучим голодом, был готов совершить какую-нибудь глупость, мне повезло. Я проходил мимо трактира, когда его двери распахнулись, и оттуда вывалился какой-то парень. Задев меня плечом и не заметив этого, он, не отходя далеко, развернулся к стене и начал справлять нужду. Еле дождавшись, когда он закончит, я схватил его за немытые волосы и, запрокинув его голову назад до хруста в позвонках, вцепился в горло. Он не мог сопротивляться без риска свернуть себе шею, только слабо отпихивал меня руками и хрипел. Я жадно глотал его кровь, упиваясь болью и ужасом и стараясь не замечать резкий привкус алкоголя, и настолько увлёкся, что не обратил внимания на то, как из трактира на улицу вышло сразу несколько человек. Они-то заметили меня в тот же миг.
- Вампир! - услышал я истошный вопль за спиной, но даже тогда не смог оторваться от своей жертвы. Ломая шею этому пьянчуге, я сделал ещё несколько глотков, смакуя его агонию, и только потом, швырнув его безжизненное тело в подбегавших людей, бросился наутёк. К сожалению, я слишком промедлил. Дома, вплотную подступающие друг к другу, не давали возможности свернуть. Привлечённые криками моих преследователей, появлялись всё новые группы людей с дубинами, кольями, факелами, - откуда только всё взялось. Я, отбиваясь и уворачиваясь, промчался мимо нескольких человек, пытавшихся преградить мне дорогу, получил несколько весьма ощутимых ударов, и понял, к своему ужасу, что если следующая группа, вылетевшая мне наперерез будет чуть побольше, я могу и не прорваться. Ноги плохо слушались, кружилась голова - похоже, я был банально пьян. Дома на улице, по которой я бежал сейчас, были богаче, их окружали сады. Заметив отсветы факелов у ближайшего перекрёстка впереди себя, я из последних сил перепрыгнул через ограду и, помчался по саду. Ставни одного из окон на втором этаже дома, мимо которого я двигался, были открыты. Свет там не горел. Возблагодарив свою удачу, я вскарабкался по стене и укрылся в доме.
В комнате никого не было, хотя у стены стояла расстеленная постель. За дверями слышались приближающиеся шаги. Я в панике огляделся, но не нашёл никакого укрытия. Сундучки, стоявшие у стен и выполнявшие очевидно и функцию лавок, были слишком малы для меня, даже если бы и оказались пусты, гардероб в углу был заперт, а щель между полом и кроватью была слишком узка. Больше в комнате ничего не было, кроме небольшого комода, на котором стоял канделябр на три свечи, тумбы с зеркалом и низенькой скамеечки перед ней. Я забился в самый тёмный угол комнаты и скорчился там, стараясь занять как можно меньше места, со слабой надеждой, что при тусклом свете свечи несовершенство человеческого зрения не позволит вошедшему меня заметить. Это оказалась девушка, точнее девочка лет четырнадцати, немного полноватая, какими часто бывают девочки в этом возрасте. Она была ещё в платье с шалью, хотя её русые волосы были уже заплетены на ночь. К моему несказанному облегчению, в её руках действительно была всего лишь свеча, а не канделябр, чего я опасался. Девочка поставила свечу на сундук, подошла к окну, немного постояла, вглядываясь в темноту, закрыла ставни и повернулась к комнате. К великому моему сожалению заметила она меня сразу. Несколько секунд она пристально разглядывала меня, очевидно видя только бесформенную тёмную груду, потом различила человеческие очертания, тихо ахнула и, прикрыв рот рукой, шагнула назад. С ужасом ожидая, что сейчас она подымет визг на весь дом, я обратился к ней дрожащим испуганным голосом:
- Прошу вас, юная леди, не выдавайте меня, я не причиню вам вреда.
- Кто вы такой, и что делаете в моей комнате? - требовательно спросила она, правда эффект был подпорчен тем, что её голос был таким же испуганным и дрожащим, как мой. Я скользнул чуть ближе к свече и несколько в сторону, занимая такое положения, чтобы мои глаза не выдали меня хищным отблеском, и чтобы хозяйка комнаты заметила, что я одет, как дворянин. Я знал, что моё телосложение и тип лица при плохом освещении часто вызывают иллюзию, будто я совсем юн, и благоразумно решил не отвечать на первую часть вопроса, рассчитывая, что буду принят за человеческого подростка. Устремив на девочку умоляющий взгляд, я начал говорить прерывающимся голосом, тщательно подбирая слова:
- Меня зовут Николас. Несколько пьяных ремесленников сочли, что я был непозволительно груб с их приятелем. Они набросились на меня. Когда я попытался от них убежать, меня начали преследовать и другие люди. Леди, вы не представляете, как ужасна может быть толпа пьяной черни. Меня несколько раз ударили дубинками. Если они найдут меня, то забьют до смерти.
В моём голосе звучал страх, и девочка заколебалась:
- Но вы не можете оставаться в моей спальне.
- Я не задержусь здесь надолго. Сейчас они прекратят обыскивать этот квартал, я сразу уйду и не посмею больше никогда вас потревожить. Прошу вас, добрая леди, не откажите мне в милосердии.
- Не называйте меня так, мой отец всего лишь торговец, - заметила она, направляясь к двери, - Здесь вы в безопасности, и можете оставаться, пока вас ищут. Но мне не подобает быть наедине с вами.
Она взяла свечу и подошла к комоду, желая, очевидно, зажечь свечи в канделябре, чтобы не оставлять меня в темноте.
- Не делайте этого, прошу вас, свет привлечёт излишнее внимание, а я вполне могу обойтись без него.
Девочка кивнула и вышла. Я стал слушать, что творится вокруг. Голоса моих преследователей звучали у самого дома. Мужской голос, вероятно принадлежавший хозяину, высказывал возмущение и требовал немедленно убраться, обещая спустить собак на пьяных наглецов, вломившихся на чужой участок. Не смотря на грозившую мне опасность, это заставило меня улыбнуться: в доме не было ни одной собаки. Выслушав историю про сбежавшего вампира, мужчина заявил:
- Какая ерунда, вы тут толчётесь уже с четверть часа. Ваш вампир, если только он не привиделся вам с пьяных глаз, давно уж на другом конце города. Убирайтесь-ка живо и не мешайте порядочным людям спать.
Он захлопнул дверь и продолжил уже совсем другим тоном:
- Лиззи, милая, ты давно уж должна быть в постели. Ступай.
Речь хозяина дома произвела должное впечатление на толпу. Люди начали разбредаться. Я приоткрыл ставень и выглянул. Уходить было ещё рано.
Девочка вошла в комнату с испуганным, но решительным видом, и с порога спросила:
- Это правда? Вы вампир? Вы сейчас убили человека?
- Леди Элизабет, вы обещали мне безопасность, - мягко напомнил я. По комнате распространялся чесночный аромат, очевидно, моя спасительница решила принять меры предосторожности. Я невольно поморщился от резкого запаха.
- Отвечайте же! - потребовала она.
- Мне жаль, если это вас огорчает, но да.
Она сжала губы и выставила вперёд руку с распятием, которое до этого прятала в складках шали. От её резкого движения язычок пламени свечи затрепетал. Распятие было большим, металлическим, и, вероятно, тяжёлым. Я шарахнулся в сторону с выражением ужаса на лице: мне не трудно, а девочке будет спокойнее. Не сводя с меня глаз, она осторожно поставила свечу и сурово сказала:
- Я не желаю, чтобы последствием моего неосторожного поступка стала смерть невинных людей, а вы убиваете каждую ночь. Само ваше существование греховно и смертоносно.
- Мои невольные кормильцы далеко не всегда погибают, - возразил я. - Частенько они не только остаются живы, но и в счастливом неведении о близком знакомстве со мной.
- Вот как! - удивилась она. - В таком случае, можете ли вы поклясться, что никогда более не посягнёте на людскую жизнь?
Такого я не ожидал, но, поразмыслив, решил, что требование моей спасительницы вполне выполнимо, хотя какие-то исключения оговорить надо:
- Такую клятву я дать не могу. Мне приходится защищаться от людей, страстно желающих прервать моё земное существование. Но я клянусь вам, леди Элизабет, что никогда более я не лишу жизни невинного человека ради развлечения или пропитания.
Девочка немного помолчала, обдумывая мои слова. Её поднятая с распятием рука ощутимо дрожала от усталости. Наконец, она промолвила:
