На перекрестье трех дорогтуман ложился, касался ног.Ребра сухие у поля видны —то три дороги на три стороны.И первый путь — он манит взгляд,ведь первый путь ведет назад.А путь второй — как острый штык,он лишь вперед вести привык.Путь третий как темная вился коса,терялся он в дебрях, в черных лесах.Три дороги ведут в три стороны бег —но путь другой избрал человек.Туман шевелился, стелился мхом,и с ветром шел человек вдвоем,и ветер забился, застрял в проводах —и обрубили рельсы шлях.Если в туман гордорослый вплетает ветер крик,что же тому удивляться, что кто-то к рельсам приник?Что ж не послушать: железо гудит —поезд летит, поезд летит?Если мгновенья летят, как дым,как же не верить грустным, живымпесням, что провод над степью поет,плачет навзрыд, несет — навзлет?Летели в ночи, клокотали в ночиминут ключи и дум ключи.Ох, если б вырвать ветер смогиз сердца кровь и боль тревог!Вдруг дрогнули рельсы в тумане ночном,звук новый возник, словно дальний гром,и он отдавался и шел по земле,и рельсы вдали скрежетали во мгле.Человек же прислушался, уразумев,какой это рельсы выводят напев:«Гремит паровоз, трясется шлях,словно птах на железных полях».Еще сильнее, четче ещезвук тронул клавиши шпал,и словно гремящий могучий валударил, стальной заиграл хорал…Под поездом мосты звенят,грохочет угрожающе броня,рукою машинисту не унятьбезумный бег сурового коня.Вдоль панцирной груди струится ночь,поля горбато отходят прочь,а поезд и ветер — им невмочькопытами тьму толочь.Колеса — по насыпи, бьют в плечо,стуком железным по рельсам течет.С его дороги кто еще,струхнув, не утечет?И там, где легла сто седьмая верста,взошел кто-то темный на насыпь и встал,шурупом воли зажал уста,а грохот в полях вырастал…6Утро. Светает. Вверх посмотри:розовые в облаках косари,косы вонзили под корни зари,звезды в лазурные травы легли…Был день, как кристалл, весь он — синь и роса.Молоком наливались посевы овса,чабанов раздавались вдали голоса,как прозрачные, паутинные волоса…Степью струилась по ниве ржанойстежка в пыли золотой.
