кто-то позвонил ему в аптеку и представился полицейским из Брэксхэма. Спросил, там ли сержант Биф или заходил ли ранее. Аптекарь, не подумав, ляпнул, что да, заходил утром. Позже, когда он прокрутил эти события ещё раз в том, что он называет своим умом, он подумал, что звонок был несколько необычным, добрался до Голсуорси и всё ему выложил. Конечно, это был старый Роджерс. Он узнал, что я поехал в Клайдон…
— Боюсь, это моя ошибка, — признался я. По правде говоря, я боялся момента, когда придётся рассказать о своей неосмотрительности. — Я упомянул у них, куда вы поехали.
— Это всё объясняет. Он позвонил, чтобы узнать, иду я по следу или нет. Если нет — что ж, аптекарь ничего не заподозрит, если его вежливо спросят, был ли я там. Если я иду по следу — что ж, он узнает своё положение. Поэтому, когда аптекарь признал, что я там был, он быстро сунул в карман сотню фунтов, которые и хранились для чрезвычайной ситуации, и направился на континент. Но тут мы оказались быстрее, мистер Таунсенд и я. И сейчас он благополучно сидит в камере.
Сержант остановился, и вытер лоб большим носовым платком. Он излучал гордость и удовлетворение.
Стьют молчал секунд тридцать или больше.
— Ну, Биф, — сказал он наконец, — думаю, вы попали в цель. Фактически, с учётом свидетельства вашего аптекаря, не думаю, что могут быть большие сомнения. Это дело было поставлено с ног на голову с начала и до конца. Кажется немного абсурдным, что ваше невежество в отношении цианистого калия должно было подтолкнуть вас к чему-то, чего я, со всеми моими знаниями и возможностями, пропустил. Но не буду отрицать, что вы разработали это дело хорошо, и вас следует поздравить.
— Спасибо, сэр.
— Единственное, сомневаюсь, сможем ли мы когда-нибудь осудить Роджерса за убийство на основе этих доказательств, и не вижу, что можно сделать в этом направлении ещё. Мы можем доказать, что старый Роджерс купил яд. Но как мы должны будем доказывать, что он когда-либо дал его племяннику, или, если он это сделал, то заставил того думать, что это не яд? Боюсь, что, если бы мы предъявили такое обвинение, судья порекомендовал бы прокурору свести его до пособничества в Felo de Se и в подстрекательству к Felo de Se[9].
— О нет, он этого не сделает, — сказал Биф, вновь волнуясь, — Я так и знал, что что-нибудь забуду! У меня есть ещё немного доказательств, которые положат конец любому из того, о чём вы только что говорили, и докажет, что это самое настоящее убийство.
— В самом деле? И что это? — Скептицизм полностью покинул Стьюта, и он смотрел на сержанта почти с уважением.
— Да ведь, когда я поехал в Клайдон, у меня в голове была и другая цель. Я собирался повидать брата мистера Сойера, который исчез и объявился вновь, и над которым вы смеялись, когда я вам про него рассказал. Ну, я действительно видел беднягу. Он даже не мог выйти и пропустить со мной по одной, — а вдруг узнает жена. Но он рассказал мне то, что она запретила ему говорить кому бы то ни было из страха, что его впутают в дело об убийстве. Знаете, вы кажется совсем не обратили внимания, сэр, что он был в Брэксхэме в ту среду вечером. Любой другой в городе, кто что-либо видел или слышал, сразу же пришёл бы к нам и всё рассказал, но он-то не мог, потому что прятался от жены. А он действительно кое-что знал. Он столкнулся с молодым Роджерсом без нескольких минут восемь, когда молодой Роджерс возвращался в «Митру». Они хорошо знали друг друга, поскольку время от времени встречались в «Драконе». Итак, брат Сойера спрашивает его, куда он направляется, а тот говорит, в «Митру», чтобы проверить, там ли Биф. Ну, брат Сойера спрашивает, зачем ему Биф, а тот говорит, что собирается, наконец, с ним посчитаться. «А как?» — спрашивает брат Сойера. Тот ухмыльнулся и говорит: «Пойдём, увидишь, получится очень здорово, как придумал дядя». Но брат Сойера не мог ждать, зная, что в любую минуту его может настигнуть жена и он пропадёт. Поэтому он распрощался и пошёл прочь, а молодой Роджерс направился к «Митре». Если это не доказательство, то я не знаю….
— Гм, — сказал Стьют, — так гораздо лучше. Ну, откровенно говоря, сержант, вы удивили меня.
— Я сам себя удивил, сэр. Эти вещи, кажется, приходят ко мне из ниоткуда. Думаю, что я, должно быть, рождён для таких дел. Возьмите, например, тот случай, когда мистер Ларкин находил в своей папиросной машине каждое утро какие-то шайбы…
— Ну, не думаю, что стоит об этом говорить теперь, Биф. Главное в том, что в поисках подтверждения ваших фактов вы преуспели там, где я… вообще ещё не пришёл ни к какому выводу. Не думаю, что будут большие трудности с обвинением Роджерса. Очень интересный негодяй, и очень умный план убийства. Я отдам вам должное в своём отчёте, Биф. Вы, может быть, везунчик, но, во всяком случае, вы добиваетесь успеха, — а это важнее всего. Что-нибудь ещё? Ах, да, ваши заметки. Вижу. Имя и адрес аптекаря. И так далее. Ну, тогда доброй ночи, Биф. Доброй ночи, мистер Таунсенд. Полагаю, вы всё это опишите? Я так и думал. Сейчас нет ни одного преступления без того, чтобы о нём не написали роман, и очень немного романов без преступлений. Доброй ночи вам обоим.
ЭПИЛОГ
Это был мой последний вечер в Брэксхэме. В шумной и жаркой атмосфере переполненной ратуши я сидел рядом с сержантом Бифом, ожидая финального боя тяжеловесов на боксёрском турнире, в котором констебль «Птенчик» Голсуорси из Брэксхэма должен был встретиться с констеблем Теодором Смитом из Чопли.
— Надеюсь, он победит, — повторил Биф уже в пятидесятый раз. — Он это заслужил своими тренировками. Вы знаете, он не прикасался к пиву в течение трёх недель?
— Да. Я тоже надеюсь, что он победит, — сказал я. — Мне никогда не нравился Смит. Слишком суетливый, чтобы нравиться.
— Здесь вы правы, — сказал Биф. — Ну, посмотрим.
Послышались оглушительные крики, когда Голсуорси, который выглядел очень подтянутым и красивым, вышел на ринг, а за ним поднялся и Смит. Последний смотрелся более мощным, его плечи были немного опущены, как будто от большого веса мускулов, но на мой взгляд Голсуорси имел лучшее телосложение.
Не буду описывать этот долгий и трудный бой. Здесь не место, да и я не тот человек. Я никогда не восхищался теми биографами великих детективов, которые то и дело уводят повествование в сторону, чтобы продемонстрировать широту собственных интересов. Моя же работа — вести хронику триумфов именно сержанта Бифа, а не его помощника.
Между раундами Биф предпринял тщательно продуманные попытки завести серьёзный разговор. Какое-то время бой шёл хотя и спокойно, но с переменным успехом, и, думаю, волнение сержанта заставило его проговориться.
— Знаете, мистер Таунсенд, — сказал он, наблюдая, как секундант Голсуорси обмахивают того полотенцем после второго раунда, — я тут посоветовался с миссис Биф. И решил, что, если они не дадут мне работу в Ярде, то я отправлюсь почивать на лаврах.
— На лаврах?
— Я имею в виду, уволюсь из полиции, — сказала Биф с большим достоинством.
Наша беседа была прервана гонгом, и в этом раунде казалось, что у Смита было явное преимущество. Большую часть времени он атаковал, и, хотя защита Голсуорси по большей части была на уровне, прежде, чем раунд закончился, он пропустил несколько ударов.
Биф, казалось, ещё больше стремился поговорить о других вещах.
— Но что заставляет вас думать, что есть хоть единый шанс, что вас возьмут в Ярд? — спросил я, сильно удивлённый самой такой мыслью.
— Полагаю, имею на это полное право! — воскликнул Биф. — В конце концов, я действительно нахожу разгадку, не так ли?
— Вы сделали это в данном случае, — сказал я немного сдержанно.
— Хорошо. Пусть так. Но если я не получу повышения, то уволюсь.
