живьём кожу!..
Это было тринадцать лет назад. Я уже отошёл от морского дела и жил вместе с семьёй и родным кланом. Мой отец давно умер, и клан возглавлял мой дядя Клентвин, мир его праху.
Тем вечером я задержался на охоте и поэтому возвращался с неё глубокой ночью. Я был при оружии и потому не особо опасался дикого зверя. И вот я уже считал, что достиг дома, когда услышал женский крик. Я не самый сильный человек своего края и не рождён воином, но клянусь честью клана, если женщина кричала, Горвинд Макнут всегда спешил ей помочь.
Я увидел две неясные фигуры. Одна, по всей видимости, принадлежала женщине, звавшей на помощь, а вторая была похожа на всадника. Я бросил копьё, и оно взбило пыль перед носом коня, и всадник тотчас развернулся и ускакал. Если б я тогда знал, что это был за наездник и что это был за конь!..
Одно из главных правил жизни бок о бок с морским злом: никогда не вставать на его пути к избранной жертве, ибо тогда жертв будет много больше.
Что ты смотришь на меня с таким презрением, викинг? Да, если б я знал, что это не простой всадник, я бы не вмешался, и не потому, что трус или слишком ценю свою жизнь. А потому, что в результате я остался на этом свете совсем один. Погибли все. И моя семья, и клан во главе с дядей Клентвином, мир его праху.
Но тогда я думал, что совершил благородный поступок, и был страшно этому рад. Я подобрал копьё и криком попытался вернуть убегающую женщину, но бесполезно. Страх её был так велик, что она, наверное, мчалась без остановки до самой страны саксов. Я же вернулся домой и всё рассказал жене. Она слегка пожурила меня, но в душе была довольна. Да и дядя, мир его праху, потом сказал, что я не уронил честь клана в грязь.
И вот спустя семь дней я отправился за водой на ручей, и там случилось так, что моя левая нога подвернулась, я упал, стукнулся затылком о камень и потерял сознание. Когда я очнулся, то обратный путь из-за треклятого вывиха занял довольно много времени. Тогда я ещё не знал, что этот вывих спас мне жизнь.
Когда я добрёл до деревни, то увидел, что все окна распахнуты настежь, а двери раскрыты, несмотря на то что уже наступила ночь. Снедаемый страхом и сомнениями, я вошёл в свой дом и закричал, как будто никогда не видел смерти. Хотя видел, и не раз. И даже видел, как с человека живьём сдирают кожу. Но того… того, что эта тварь сделала с моей семьёй и всей деревней… я не мог себе даже представить…
Дайте мне время вытереть слёзы и успокоить дыхание, чтобы я смог закончить. И даже не смотри в мою сторону, викинг! Я знаю, что у вас слёзы считаются позором, но я был рождён не воином, а обычным человеком, и поэтому рыдал тогда, увидев окровавленные стены, рыдаю и сейчас, о них вспомнив…
Только потом я понял, что всадник, вздумавший развлечься с женщиной, был его сын. Будь это сам Наккилэйви, я бы умер прежде, чем увидел смерть семьи, деревни и клана. Наккилэйви не испугался бы как сопливый мальчишка, да и я бы узнал его…
Как, вы не знаете, кто такой Наккилэйви?!
О боги, почему у меня не такой звонкий язык, как у вашего Гаилая или наших сказителей? У меня нет их дара рассказчика, я простой человек, который говорит простыми словами, и поэтому, сколько бы я вам ни говорил о Наккилэйви, вы так до конца и не поймёте, кто это. И не поймёте мой страх…
Но я попробую…
Друзья, представьте себе огромного человека с ненормально большим лицом. Большим и вытянутым, как свиное рыло! С широким ртом, полным длинных острых зубов. Голова его постоянно перекатывается с плеча на плечо, потому что твари с такой вытянутой мордой не нужна шея.
Никто не знает, как он плавает в море, но на суше он появляется на коне. Точнее, не на коне, а на какой-то твари, похожей на кита, у которого отросли ноги. Те, кто ни разу не видели Наккилэйви в море, даже считают, что никакого коня нет, а всё это единое двухголовое существо, настолько сильно срастается злой дух Орочьих островов со своей чудовищной лошадью, когда садится в седло.
Но самое страшное не это. Самое страшное — это то, что на его теле не растёт ни волоска. Потому что у Наккилэйви совсем нет кожи!
Думал ли я когда-нибудь, что увижу снова красную, ничем не прикрытую плоть и кровь, бегущую по жёлтым венам! Но если человек, с которого содрали кожу на моих глазах, умер быстро, то Наккилэйви без кожи жил с рождения.
О боги, зачем вы позволили луне светить в эту ночь так ярко?! Почему вы позволили мне это увидеть?!.
Ломая дома и разбрасывая в стороны изуродованных мертвецов, ещё днём шутивших со мной, страшный конь Наккилэйви вёз своего хозяина, а я отползал назад, не в силах отвести от него взгляда. Зрелище было жуткое. Увидеть такое чудовище наяву я не пожелал бы худшему врагу, клянусь честью мёртвого клана!.. Но всё равно я не мог оторвать взгляд.
Он мог бы убить меня сразу. Или сожрать, или разорвать в клочья, или отравить своим ядовитым дыханием, или покарать той же жуткой смертью, какой умерла моя семья. Но ему хотелось вначале сполна насладиться моим страхом.
Я слышал, как он смеётся и как ржёт тварь, на которой он ехал. Я отползал назад, царапая спину о камни, а он неторопливо следовал за мной до тех пор, пока я не почувствовал, что одежда моя стала мокрой. Я вполз в ручей, из которого набирал воду.
И тогда Наккилэйви остановился. Теперь он больше не смеялся. От страха я не мог вспомнить, что у морского чудовища есть одна слабость: он не выносит пресную воду в любом виде и поэтому никогда не выходит на сушу во время дождя.
Если бы я вовремя вспомнил об этом, то сейчас уверенно ступал бы на обе ноги. Но я не подтянул вовремя вывихнутую ногу, и Наккилэйви успел за неё уцепиться.
Вот он, шрам от его когтя! Смотри, викинг, ты воин, ты должен знать толк в боевых ранах. Это след не от кинжала и не от меча, это коготь хозяина местных вод, от которого я по доброте своей спасаю вас всех уже третий поход!..
О боги, как мне было больно! Не смотри так, викинг, у нашего народа тоже считается постыдным мужчине жаловаться на боль, но иначе вы не поймёте моего страха. От боли я стал бить кулаками по воде, и одна из капель случайно попала на голую плоть Наккилэйви. Чудовище издало такой рык, от которого мои уши отошли только через полгода, вынуло коготь из моей ноги и исчезло…
Клянусь, друзья, я просидел в ручье, не смея подняться, два дня и две ночи. Я умирал от голода, но не сделал ни шагу, пока небо не разразилось ливнем, и лишь тогда дополз до ближайшего дерева и, сорвав плод, с жадностью его съел, не обращая внимания на ливень, заливающий рот. А потом…
Вторая половина рассказа старого шота не вызвала таких эмоций, как первая. О том, что он стал жителем рек и озёр, все присутствующие уже знали.
Феодор не знал, как ему поступить. Не знал, верить или не верить тому, что сказал его лоцман и о чём не было ни слова сказано в книгах мессианской веры. Он не мог признать, что Мессия допускает существование чудовища, подобного Наккилэйви, но не мог и возразить что-либо на столь искренний рассказ.
И главное: исповедь Макнута не принесла того, чего ждал от неё Кривой Купец. Правда заключается в словах старого шота или ложь, в которую он по какой-то причине истово верит, — Феодор в любом случае не знал, как ему помочь. А помочь ему значило спасти путешествие.
Но у Олафа-руса уже родилась одна интересная мысль.
Вся команда быстроходной «Лани», от музыканта Генриха до корабельного кота Сенеки, пребывала в самом хорошем расположении духа. Ещё бы! Первый раз на их памяти добрый шот смеялся, причём в этом смехе не было безумия. Ясная погода благоволила плаванию, и славный лоцман не требовал повернуть назад. Свесившись через борт, он смеялся светлым смехом, и можно было подумать, что это голос маленького ребёнка, а не познавшего седину взрослого. А потом лоцман достал флягу с пресной водой и щедро полил ею море, и никто не посмел высказать ему порицание за расточительство, ибо все уже знали о несчастье, которое бедняге пришлось пережить.
— Слушай, слушай, Наккилэйви! Ты услышишь этот шум даже сквозь плеск вёсел! Это не дождь, но
