— Хорошо-хорошо, — улыбнулся Лекарь, осматривая тяглового.
Ноги… Глаза…
Нормально. Все в порядке. Тягловому было неприятно, когда Лекарь повернул его к свету факела, дернул кожей на шее, но не сопротивлялся. В его глазах бились два огонька, и можно было подумать, что это отсветы факелов. Только огоньки были не рыжие, а глубокого алого цвета.
Лекарь заглянул тягловому в рот, посмотрел на зубы.
— Что, старший? — спросил мальчишка встревоженно.
— Ничего, все нормально. — Лекарь наклонился к мальчишке так, чтобы тот увидел улыбку на его лице. — Вы хорошо следите за своим…
Лекарь посмотрел в глаза Соловья и кашлянул.
— Вы все правильно делаете. Скажи отцу, что через месяцок нужно будет заняться зубами. Ничего страшного нет, но лучше разобраться с этим сразу. Скажешь?
— Скажу, — кивнул Соловей. — Только утром. Отец на верхнем поле пашет. Но как только я его увижу, сразу передам, вы не беспокойтесь…
— Вот и славно, — Лекарь потрепал мальчишку по щеке. — Тогда я поеду…
— Вы к Молчунам?
Слухи по долине распространялись быстро, особенно если касались тягловых.
Все помнили, как пять лет назад в Старом поселке от неизвестной болезни умерли четыре тягловых.
— К Молчунам, — подтвердил Лекарь. — А что?
— Ничего. Отец говорил, что они своего тяглового заездили. Что руки нужно отрывать таким. Что…
— Правильно говорит твой отец. Только я пока не знаю, что там случилось. Может — заездили. Может, просто заболел. Всякое ведь бывает… — Лекарь снова потрепал мальчишку и пошел к двуколке.
— Я отцу передам, — крикнул мальчишка ему вдогонку и вернулся на свое место перед тягловым.
Пока Лекарь кое-как счистил с сапог грязь о ступицу колеса и забрался в двуколку, Соловей успел отойти саженей на двадцать. Теперь два факела, закрепленные на ярме, были похожи на глаза сказочного чудовища, громадное туловище которого было скрыто сумраком. Лекарь огляделся — пары таких же огненных глаз двигались по долине, будто целая стая драконов что-то выискивала в темноте.
Весна в этом году выдалась поздняя, для пахоты и сева оставалось всего неделя-полторы. Потом ночи станут слишком короткими.
Лекарь вздохнул и взял в руки вожжи. Тягловый, стоявший до этого неподвижным черным изваянием, оглянулся на него. Два крохотных алых огонька посмотрели на Лекаря.
— К Молчунам, — сказал тот. — Поехали.
И еле-еле шевельнул вожжами.
Тягловый двинулся по дороге. Не торопясь, размеренно ступая по лужам и грязи. Потом сам перешел на размеренную рысь. Лекарь откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Спешить, в общем, и некуда. И Мельник, одалживая Лекарю свою двуколку, просил особо не гнать.
— Он сам пойдет как нужно. Ты ему скажи — он поймет. Где можно будет, даже в галоп кинется, а где нельзя — шагом. Не гони его.
Мельник прекрасно знал, что Лекарь и сам никогда не станет требовать от тяглового невозможного, и другим не позволит. Да и нужно быть совсем уж ненормальным, чтобы загонять тяглового. Да еще чужого.
А своего тяглового у Лекаря, живущего одиноко, быть не могло. Вот и приходилось одалживаться у соседей. Хорошо, что Мельник сам пахотой не занимается, живет с огорода да от ветряной мельницы. Иначе пришлось бы тащиться на другой конец долины пешком, да по грязи, да под дождем…
Лекарь надвинул капюшон суконного плаща на голову — дождь, собиравшийся с самого обеда, все- таки пошел. Пахарям теперь будет совсем плохо, но работу никто не бросит — вон, пары факелов по всей долине продолжали двигаться, как ни в чем не бывало.
Очень хотелось спать — Лекарь целый день провозился с двойняшками Кузнеца, мальцы, все всегда делавшие вдвоем, вместе наелись молодых побегов кисляя и вдвоем теперь маялись животами. Собрался к вечеру лечь спать, но тут прибежал младший сын Молчуна и передал, что тягловому совсем плохо, что батя просили приехать не позднее полуночи. Очень просили.
Младший Молчун даже поклонился Лекарю, выполняя, видимо, строгий наказ отца.
Лекарь зашел к Мельнику, договорился по поводу двуколки, его пригласили за стол, Лекарь не отказался, а нужно было отказаться, ведь знал, что из-за стола у Мельника так просто не уйдешь, слово за слово, а там уже и солнце село, и нужно было выезжать, чтобы успеть обернуться до восхода.
Хотя Мельник сказал, что можно и следующей ночью вернуться, если что. Лучше, знаете, выехать пораньше следующей ночью, чем застрять на дороге в нынешней грязи и попасть под солнечные лучи.
Мельник был мужиком умным, хозяйственным. Семью имел большую, так что прокормить тяглового мог без особых проблем. Наверное, мог бы позволить себе и двух, но заводить не стал. И за это Лекарь уважал его еще больше.
Иногда Лекарь ловил себя на том, что завидует Мельнику, сутолоке за его столом, детской суете и визгу на дворе… И тому, что Мельник женат, что жена его вечно брюхата — тоже завидовал.
Он даже неудачнику Молчуну иногда завидовал.
Раньше завидовал.
Молчуновский хутор стоял на отшибе, лес был рядом, земля неплохая, опять же, грибы, ягоды… Только не везло Молчуну и всей его семье. То сарай загорелся в прошлом году от молнии, то повадился из лесу кабан пастись на огороде, то куры начали вдруг дохнуть одна за другой, а те, что выжили, перестали нестись.
Этой зимой от бескормицы пришлось забить обеих коз, так что и с молоком у Молчунов стало совсем плохо, не осталось в хозяйстве молока, а у него на хуторе маленьких детей — пятеро погодков, от шести лет до года. А старших, кормильцев, всего трое — два сына и дочь. Не считая невестки и самого Молчуна с женой.
Вот сейчас младший, тот, что прибегал за Лекарем, стоял на взгорке у поворота с факелом, чтобы Лекарь не проехал случайно мимо.
— Садись, — позвал Лекарь. — Подвезу.
Молчун-младший не ответил, а побежал, разбрасывая в стороны брызги воды и грязи, к дому. Факел у него в руке, и так еле горевший под дождем, совсем погас. Лекарь снова тронул вожжи, подождал, пока тягловый оглянется.
— К дому.
Алые огоньки мигнули, двуколка свернула.
Дверь в доме с протяжным скрипом распахнулась, на крыльцо вышел сам старый Молчун, крепкий еще мужик, с густой копной волос, которая еще в прошлом году была черной, несмотря на разменянный шестой десяток. До того, как старшего сына, отца пятерых детей, не запорол кабан. Лекарь два дня пытался спасти раненого, перевязывал, варил какие-то снадобья, хотя прекрасно понимал, что все это бессмысленно, что проще и милосерднее было бы просто убить.
— Здравствуй, — сказал Молчун, спускаясь с крыльца. — Спасибо, что приехал.
— А как иначе? — даже как-то удивился Лекарь и вылез из двуколки. — Как можно не приехать?
— Никак нельзя, иначе совсем вымрем, — согласился Молчун, пожал руку Лекарю и подошел к тягловому. — Это Мельников?
— Его.
— Хорош. Что значит в плуге не ходит… Хотя… — Молчун присел, поднес факел к ногам тяглового. — Суховат. На пахоте бы не вытянул…
— Зато быстрый. Зачем Мельнику тяжеловоз? К нему зерно каждый привозит самостоятельно. Сам и увозит. Если что доставить нужно, сам понимаешь, никто не откажет… да и есть чем расплатиться. Свой тягловый нужен так, чтобы съездить на ярмарку, обменять чего-нибудь по мелочи… Тут скорость нужна. Я вот до тебя смотри за сколько доехал. От заката… Еще и полуночи нет, а я уже тут. Да по такой дороге… —
