Слиянию Трех Рек?
— Ты лишилась ума, жрица?
— Ведунья сказала, что мужчины поговаривают об этом. Будто ты уже решил, а я дала согласие.
— И что же — ты согласна?
— Конечно, нет.
— И в остальных россказнях столько же правды. Принести в жертву дитя, жрица? И ты могла поверить, что я...
— У меня было сомнение.
— Как ты можешь говорить такое?
— Отменил же ты Праздник Лета.
— Что с тобой, жрица? Ты не видишь разницы между тем, что я отложил праздник, и убиением ребенка?
— Есть люди, которые думают, что и то, и другое одинаково плохо.
— Если и есть такие, то они не в своем уме. У меня нет подобного намерения, и можешь сказать Ведунье, что... — Он изменился в лице. — Ты же не думаешь, что это принесло бы нам какую-то пользу? Ты же не считаешь...
— Нет. Конечно, нет. Теперь это ты заговорил так, словно лишился разума. Не будь смешным. Ничего такого мне бы и в голову не пришло. Я хотела узнать, есть ли в слухах сколько-нибудь правды, вот и все.
— Теперь ты знаешь. Ни слова правды в них нет.
И все же вождь был какой-то странный. Его негодование утихло, и он ушел в себя. Жрица не знала, как истолковать его задумчивость. О чем это он думает?
Праведная Богиня, уж не о возможности ли такого жертвоприношения вдруг задумался он? Неужели это я подала ему такую чудовищную мысль?
Нет, решила она, нет. Не может быть. Она хорошо знала Серебристое Облако. Он тверд, неуступчив, он может быть жесток — но только не это. Не дитя.
— Я хочу, чтобы ты понял меня до конца, — сказала жрица со всей отпущенной ей силой. — В племени могут найтись такие мужчины, которые сочтут полезным принести дитя в жертву Богине, и, пожалуй, Серебристое Облако, им и тебя удастся уговорить на это, прежде чем мы придем к Слиянию Трех Рек. Но я этого не допущу. Я прокляну самым страшным проклятием Богини любого мужчину, который только заикнется об этом. Это будет проклятие Медведя, самое черное из всех, что я знаю. Я не колеблясь отторгну его от лица Богини. Я...
— Потише, жрица. Ты негодуешь попусту. Никто не говорил о детской жертве ни слова. Придя к Слиянию Трех Рек, мы добудем каменного козла, или серну, или хорошего красного лося и поднесем их мясо Богине, как делали всегда — вот и все.
Так что успокойся. Успокойся. Ты поднимешь невиданный шум из-за того, что я и сам никогда бы не позволил. Ты знаешь, что не позволил бы, жрица.
— Хорошо, — сказала она. — Каменный козел. Или серна.
— То-то же. — Серебристое Облако усмехнулся и ласково потрепал ее по плечу. Она почувствовала себя полной дурой. Как ей только могло прийти в голову, что Серебристое Облако способен замышлять такое зверство?
Она ушла к ручейку, опустилась на колени и смочила холодной водой раскалывающуюся от боли голову.
Позже, когда племя уже было в пути, жрица поравнялась с Ведуньей и сказала:
— Я говорила с Серебристым Облаком. Он знает о детской жертве не больше, чем я. И такого же мнения, как и я. Как и ты. Никогда он этого не допустит.
— Есть люди, которые думают иначе.
— Кто же это?
— Я не стану называть имен. Но они думают, что Богиня не будет довольна, пока мы не отдадим ей кого-нибудь из наших детей.
— Если они думают так, то не имеют никакого понятия о Богине. Забудь об этом, Ведунья, хорошо? Это лишь пустая болтовня. Болтовня глупцов.
— Будем надеяться, — мрачно и пророчески изрекла Ведунья.
Они все шли и шли, и постепенно жрица выбросила все это из головы. Отказ Ведуньи назвать кого- либо возбудил ее подозрения. Вполне возможно, что называть было некого. Может, эта женщина сама все выдумала; может, она повредилась умом, и ей не мешало бы совершить свое особое паломничество, чтобы очистить неспокойную душу от столь возмутительных видений. Детская жертва! Надо же выдумать такое.
Жрица позабыла. Недели шли за неделями, и Люди продолжали свой путь на запад, в остывающее лето, к Слиянию Трех Рек.
Наконец они вышли на пологий склон над Тремя Реками. Долгий обратный поход почти завершился. Тропа вилась по склону, а внизу, в туманной долине, сияли воды Трех Рек.
День уже клонился к вечеру, пора было подумать о ночлеге. И тут случилось странное.
Жрица шла в голове отряда, между Волчьим Деревом и Пылающим Оком, которые несли свертки со священными предметами. И вдруг прямо у тропы что-то вспыхнуло и заискрилось. Жрица увидела красные и зеленые блики, сверкающие петли, ослепительно белый стержень. Белое сияние крутилось в воздухе, как вихрь.
На него было больно смотреть. Жрица заслонила глаза рукой. Все вокруг кричали от страха.
Потом свет исчез — так же внезапно, как и появился. Воздух очистился. Жрица моргала, глаза у нее болели, в голове помутилось.
— Что это было? — спрашивали Люди.
— Что будет с нами?
— Спаси нас, Серебристое Облако!
— Жрица! Жрица, скажи нам, что это!
Жрица облизнула губы.
— Это Богиня прошла мимо нас, — наспех придумала она. — Это был край ее одежды.
— Да, — заговорили все. — Это была Богиня. Она. Так и есть.
Люди застыли как вкопанные, ожидая — не вернется ли
Богиня. Но ничего больше не случилось.
Тут Ведунья закричала:
— Да, это была Богиня, и она взяла Меченого Небесным Огнем!
— Что?
— Он шел здесь, сразу за мной, когда появился свет. А теперь он пропал.
— Как пропал? Куда? Почему?
— Ищите! — завопил кто-то. — Ищите все! Меченый! Меченый!
Поднялась невообразимая суматоха. Люди бросались туда-сюда, не зная зачем — лишь бы не стоять на месте. Серебристое Облако призывал к тишине и спокойствию. Больше всех всполошились матери: их пронзительные крики перекрывали общий шум, и они с плачем метались вокруг, простирая руки.
Жрица не сразу вспомнила, которая из них мать Меченого — ну да, это Алая Дымка Восхода четыре лета назад родила мальчика с родимым пятном. Но матери племени растили детей сообща, и они не слишком заботились о том, кого которая родила: Источник Молока, Белый Снег и Замерзшее Озеро были так же потрясены загадочным исчезновением мальчика, как и Алая Дымка Восхода.
— Должно быть, он сбился с тропы, — сказал Расколотая Гора. — Я поищу его.
— Он был здесь, — отрезала Ведунья. — Это свет поглотил его.
— Ты сама видела?
— Он был позади меня, когда это случилось. Но не настолько позади, чтобы потеряться. Это свет его взял. Свет.
Расколотая Гора все же настоял на том, чтобы вернуться и поискать, — но поиски ни к чему не привели. Они не нашли ни единого следа, и уже становилось совсем темно.
