специалисты-историки, но и широкие круги местных читателей.
Ознакомление идет двумя путями: с одной стороны, попрежнему снимаются копии с копий рукописи на арабском языке;2 с другой стороны, предпринимаются попытки перевести сочинение на русский язык.
1 В 1939 г. Ц. О. „Правда' сообщала: „В ауле Элистанжи Веденского района живут 166-летний Гунакбай Гезиев и 147-летний Хансимурад Дадаев* Оба они лично знали народного героя Шамиля. Гунакбай Гезиев и Хансимурад Дадаев состоят членами колхоза им. Сталина' (Ц. О. „Правда' № 44/7729, 14 февраля 1939 г., Современники Шамиля).
2 В Дагестанском научно-исследовательском институте истории языка и литературы, в г. Махач-кала, хранится копия с рукописи Мухаммеда Тахира, снятая в 1929 г.
6
Первый путь широкого развития не получил. Арабский язык, бывший до революции единственным в Дагестане письменным языком, постепенно отходит на задний план. С первых же дней установления советской власти в Дагестане бурно развер-• нувшееся культурное строительство захватило и многие бесписьменные языки населяющих Дагестан народов. Оформлялись грамматические нормы, выра батывался алфавит, появлялись книги на местных языках (кумыхском, даргинском, лезгинском, татском и др.). Бывшие „медресе' и „худжры' при мечетях, в которых раньше происходило обучение детей арабскому языку и чтению Корана, были заменены советской школой, где обучение производится на местных и русском языках. Арабский язык, вместе с мусульманской религией, постепенно выходит из обихода и сохраняется только в очень узких кругах стариков и начетчиков, среди которых еще до сих пор продолжает иногда бытовать на равных правах с местными языками.1 Но таких стариков-начетчиков единицы, а сочинением Мухаммеда Тахира начали интересоваться массы, причем главным образом молодежь, совершенно не знающая арабского языка.
Второй путь до сих пор также не привел к желательным результатам. Русский язык, бывший для горцев Дагестана до Великой Октябрьской социалистической революции языком поработителей и угнетателей, естественно, широкого распространения не получал. Им владели в какой-то мере феодальная верхушка, городские богатеи, купцы и все те, кто так или иначе был связан с русскими, или находился на службе у царского правительства.
1 В 1939 г. в г. Махач-кала я имел несколько встреч с одним из таких начетчиков — Абдуррахманом Казиевым. Он в совершенстве владеет арабским языком и ни слова не говорит по-русски. Всю свою переписку Казиев Ведет только на арабском языке, причем, следуя, очевидно, старой традиции, письма свои излагает в цветистых стихах и рифмованной прозе.
7
Основные же трудящиеся массы горцев, на ряду с ненавистью к поработителям — царским чиновникам и „кафирам**, презирали и русский язык. Они его не знали, он для них был языком угнетателей, „проклятых' и „неверных'.
Русский народ, помогший горцам освободиться и от гнета царизма и от гнета верных прислужников царизма — местных эксплоататоров: ханов, беков,, мулл и пр. — протянул народам Дагестана руку брат ской помощи и содружества. Когда-то разжигаемая до фанатизма муллами и различными шейхами и „арабистами' среди верующих мусульман ненависть ко всем не-мусульманам и особенно русским потеряла под собой политическую и экономическую базу и вместе со всеми этими муллами, суфиями и шейхами быстро сошла со сцены. Ненависть угнетенных к угнетателям ушла безвозвратно вместе с угнетателями и уступила свое место братскому содружеству, а религиозный фанатизм был уничтожен большой реальной помощью, оказанной русскими народам Дагестана в деле возрождения и подъема их национальной культуры, национальной по форме, социалистической по содержанию.
В связи с этим круто изменилось и отношение к русскому языку; он стал языком великого братского народа, языком старшего брата в многонациональной семье трудящихся Советского Союза. Русский язык не только занял место арабского языка, но он для многих становится вторым, на ряду со своим местным, равнозначущим языком.
Отсюда становится понятным стремление некоторых местных научных деятелей перевести ряд книг с арабского Языка на русский. В числе этих книг — и сочинение Мухаммеда Тахира ал-Карахи, как наиболее популярное и крупное историческое и литературное произведение местного происхождения, излагающее историю героической борьбы Шамиля,
8
еще до наших дней популярного среди горцев,. К сожалению, эти попытки местных переводчиков не дали пока желательных результатов.
Первым наиболее удачным русским переводом следует признать перевод некоего Сапи из аула Энгеной. По отзывам Н. И. Покровского, долгое время занимающегося историей Дагестана, этот перевод, хотя и неточный и неоконченный, все же является наиболее приближенным и верным. По неизвестным мне причинам, перевод этот опубликован не был и в течение 7—8 лет считался утерянным. Обнаружен он только в начале 1940 г. в г. Воро-шиловске.1
В 1926 г. был издан в г. Махач-кала, выполненный Г. Маллачи-ханом под редакцией Тахо-годи, неполный русский перевод данного сочинения Мухаммеда Тахира, озаглавленный почему-то „Три имама'.3 Этот перевод крайне неудачен. Переводчик, очевидно, очень плохо знал арабский язык и свое незнание, как правило, везде заменял пылкой фантазией и изощренными выдумками. Даже общеизвестные факты, сравнительно правильно изложенные Мухаммедом Тахиром, при переводе настолько порой извращены, что часто затрудняешься ответить — откуда это все взял переводчик? Собственные имена и географические названия перепутаны, случаи превращения одного лица в два — не единичное явление, вставлены иногда целые страницы прямой речи Шамиля или других фигурирующих в сочинении лиц, совершенно отсутствующие в оригинале. Личности Шамиля как бы созна
1 Сделанный Сапи неполный русский перевод и арабский оригинал перевода в данное время хранятся в рукописном отделе библиотеки Педагогического и учительского института в г. Ворошиловске. О его местонахождении нам стало известно только в феврале 1940 г., когда предпринятый мною перевод был уже в основном закончен.
2 Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, вып. 45, Махач-кала, 1926, стр. 53— 192.
8
телыго придана „чудодейственная' окраска до безрассудства фанатичного фаталиста, что никак, конечно, не отражает истинного его облика. Другие деятели также выглядят не лучше.
Издание такого перевода было крупной ошибкой, не замедлившей сказаться на последующих работах ряда исследователей деятельности Шамиля и истории Дагестана. Не входя в детальный разбор качества перевода, степени изобретательности его исполнителя и не касаясь ошибок в трудах последующих исследователей, некритически пользовавшихся этим переводом, я здесь вкратце укажу лишь на некоторые последствия выпуска в свет такого плохого перевода.
В конце 1938 г. вышла книга „Борьба горцев за независимость под руководством Шамиля'.1 Автор работы — научный сотрудник Института истории Академии Наук СССР — С. К. Бушуев, сперва приняв вымыслы переводчика за действительный перевод, построил на нем добрую половину раздела своей книги, излагающего фактическую сторону деятельности Шамиля. Затем, видя, очевидно, что использованный им фактический материал „перевода' слишком уж неправдоподобен, пришел к своеобразному выводу, который счел нужным изложить во введении: „При всем значении этих источников, принадлежащих деятелям мюридского движения, надо сказать, что они имеют крупные и существенные недостатки. Одним из таких недостатков является их религиозный привкус. И Абдуррахман, и Хаджи-Али и Ма-гомет-Тагир объясняют ряд явлений силой божественного провидения: «Так угодно было аллаху». Затем в этих источниках немало заведомо преувеличенных данных, например, о потерях русской армии, о доблести и храбрости горцев, о Шамиле и т. п.
1 Издание Академии Наук СССР, 1939.
9
Магомет-Тагир, например, приводит следующее, чрезмерно преувеличенное свидетельство о Шамиле, где последний нарисован святым и богоподобным существом: «... Шамиль не получил ни ушиба, ни