Пойдем в кино?

Андрей возвращается с Михалевым.

Георгий Степанович. Я вот тут принес вам кое-что… (Ставит на стул хозяйственную сумку. Остается с пухлым портфелем.)

Людмила Васильевна. Ты и нас решил взять на буксир?

Георгий Степанович. Просто, если я вижу что-нибудь дефицитное… не могу пройти мимо. Мне даже ученики сообщают: «Георгий Степанович, за углом продают апельсины».

Андрей. На уроке говорят или на перемене? (Прячет письмо в том Малой энциклопедии.)

Георгий Степанович. Поскольку апельсины из Грузии или Марокко, это имеет некоторое отношение к географии.

Людмила Васильевна (Михалеву). Садись. (Берет его портфель и ставит на стол.)

Георгий Степанович. Что ты?.. Что ты? Он же тяжелый. И на стол?!

Людмила Васильевна снова берет портфель и растерянно ищет, куда бы его пристроить.

Андрей. Дай-ка я отнесу его в коридор… (А несет в другую сторону и ставит на подоконник.)

Георгий Степанович. У вас что-то произошло? Когда ученик ищет Австралию в Южной Америке, а указку сует к себе в парту, я понимаю, что он не в себе. И двойку ему не ставлю.

Андрей. Я бы с радостью перешел в вашу школу!

Георгий Степанович. А что все-таки произошло? (Людмиле Васильевне.) Вы оба как-то напряжены.

Людмила Васильевна. Ничего… Просто каждый твой приход — это всегда волнение. Я вспоминаю те дни, когда вы собирались втроем и выгоняли меня на улицу, чтобы я не мешала. Поэтому я, наверно, и росла здоровым ребенком. Столько наглоталась кислорода!

Георгий Степанович. Нет, я чувствую: что-то случилось!

Людмила Васильевна. Поверь: ничего плохого.

Георгий Степанович. Я могу быть спокоен?

Людмила Васильевна. Это уже плагиат! Прости… Я должна кое-что посмотреть. (Забирает у Андрея том энциклопедии и уходит в другую комнату.)

Георгий Степанович (то снимая, то вновь надевая очки). Андрей, скажи откровенно… Вы взволнованы потому, что тебя сегодня обидели?

Андрей (изумленно). Вы… знаете?

Георгий Степанович. Не все, я полагаю. Но достаточно, чтобы понять тебя.

Андрей. Вы поэтому и пришли?

Георгий Степанович (тихо). Ты поверь: тот, кто сумел обмануть, уже не может считаться… большой потерей. Рано или поздно это все равно бы произошло. Так пусть уж, я полагаю, случится раньше.

Андрей. Вы пришли, чтобы утешить меня?

Георгий Степанович. Нет… Объяснить, что большой потери сегодня не было. Один известный австрийский поэт сказал: «Подлинно только счастье, отнятое у страданий». А из твоих сегодняшних переживаний, мне кажется, счастье не произрастет. Поэтому можешь…

Андрей (изумленно). Неужели она рассказала? Ведь она обещала мне…

Георгий Степанович. Молчать о победах трудно. Так Лиля считает. (После паузы.) Хотя она не всегда побеждает такими методами. Ты не думай… Прекрасно учится, например!

Андрей. Мама считает, что у меня все еще впереди.

Георгий Степанович. Она, я полагаю, права. И давай… переменим тему.

Андрей. Тем более что тема… есть.

Георгий Степанович. Слушаю тебя.

Андрей. Георгий Степанович, вспомните, если не трудно, у вас в классе была девочка по имени Клава? К которой дядя Володя хорошо относился…

Георгий Степанович. К которой Володя хорошо относился? И вспоминать нечего. Такая была. Отчеств мы тогда не знали, как ты понимаешь. А фамилия ее была — Филимонова.

Андрей. И адрес ее знаете?

Георгий Степанович. За тридцать лет я бы его забыл, как ты понимаешь. Но она живет в моем доме. Только в первом подъезде. По фамилии можно найти квартиру.

Андрей. Филимонова? В вашем доме? Опять совпадение!

Георгий Степанович. Скорее закономерность. До войны школ было гораздо меньше. И почти все ребята моего огромного дома и прилегающих улиц учились в одной школе. Она — возле нас, на другой стороне переулка. Учились в две смены, а то и в три. Это уж теперь вы все расселились. Кто в математической, кто в английской, кто в музыкальной…

Андрей. Один только я — в нормальной. (После паузы, задумчиво.) А она, значит, Клава Филимонова?

Георгий Степанович. Между прочим, как раз преподает в музыкальном училище.

Андрей. Что, из вашего класса вышли одни только учителя?

Георгий Степанович. Всего два: она и я. Опять совпадение, да? А почему ты ею интересуешься?

Андрей. Просто мы нашли короткое упоминание. В тетрадке у дяди…

Георгий Степанович. Когда ты его называешь дядей, я вздрагиваю. Об этом уже не раз писали, но истина от времени не дряхлеет: все они (указывает на портрет) остались мальчишками. Навсегда… Ты хочешь встретиться с Клавой?

Андрей. Сегодня же! (После паузы.) Или завтра… после уроков. Поскольку дядя написал о ней несколько слов.

Георгий Степанович. Володя к ней действительно хорошо относился.

Андрей. Я так почему-то и думал.

Георгий Степанович. Он иногда даже списывал у нее задачки по геометрии с применением тригонометрии. Это был его единственный грех. Других я не знаю.

Андрей. Дядя был не в ладах с математикой? Это традиция нашей семьи!

Георгий Степанович. Поддерживаешь ее?

Андрей. Традиции нельзя не поддерживать!

Георгий Степанович. На помощь ему приходили Клава и твой отец. А в остальном Володя сам… всем и во всем… В общем, я был Георгием-победоносцем, но неизвестно, кого побеждал. А их называли «спасательной командой». И еще — «неотложкой». Володю, твоего отца и Клаву… Мама, я полагаю, рассказывала тебе.

Андрей. Говорила.

Георгий Степанович. Твой отец и Володя были очень похожи. «Спасательная команда»… А сами не спаслись. Почему погибают лучшие, а? Ты задумывался?

Андрей. Дядя погиб в бою. Война есть война. А смерть отца…

Георгий Степанович. Трагическая бессмыслица? Но и Володя должен был жить! (Тихо.) Ты не представляешь, как он мне нужен.

Андрей. До сих пор?

Георгий Степанович. Иногда стою у доски — и вижу за партой, впереди твоего отца. Рядом их не сажали, но и разлучать не решались! Вижу Володю — и замолкаю… Девочка, которая сидит на том самом месте, почти каждый раз вскакивает, бедная: думает, что я хочу задать ей вопрос. А я просто вижу Володю. И на подоконнике вижу. Он любил сидеть на подоконниках. (После паузы.) В этот дом привел меня он. И отца твоего привел. Если бы не Володя, тебя, я полагаю, вообще могло бы не быть…

Андрей. Это было бы грустно!