быть около певицы и петь вместе с ней. Сколько раз сердился он и плакал от обиды, когда кто-нибудь забывал назвать его музыкантом, как Хафзию, Нагию или слепую Сельму. Как часто он гневно требовал, чтобы его научили жаргону, на котором певицы разговаривают между собой.
Мальчик полностью вошел в жизнь ансамбля и усвоил все его обычаи, разделяя преданность, уважение и любовь его участников к своей руководительнице, госпоже Лабибе Шахле.
Нет! Никогда он не забудет радостного трепета, который испытывал, устроившись на полу среди музыкантш, окружавших певицу, возвышавшуюся над ними в своем большом кресле с лютней в руках. Иногда он поднимал глаза и смотрел на нее, как взирают на божество, охваченный таким восторгом, который не опишешь, не выразишь словами.
Эта красивая тридцатилетняя женщина порою вызывала в душе мальчика какое-то странное чувство, особенно на вечеринках и праздниках, когда она выходила в своем блестящем уборе к гостям, собравшимся у родных Мухсина, чтобы ее послушать.
Мухсин чувствовал, что Шахла прекрасный человек. Действительно, Лабиба не только очаровательно пела и танцевала — она обладала и чудесным характером. Веселая и привлекательная певица вызывала всеобщий восторг.
Мальчик очень любил сидеть около нее, ласкаясь и прижимаясь к ней. Каждое утро он собирал для нее в саду тростник, который она настаивала и пила, чтобы голос звучал чище. В награду за это он просил ее рассказать какой-нибудь случай из ее жизни. Шахла часто рассказывала одни и те же истории, но это не лишало их прелести и очарования.
— Расскажи про кухарку, — просил маленький Мухсин, и Шахла смеялась. Потом она притворно хмурилась и говорила:
— Про кухарку? Вот была история, детки! Хорошо, расскажу, но если я что-нибудь забуду, напомните.
Началось все с того, что заболела кухарка, и госпожа Шахла вполне серьезно заявила, что сама ее заменит. Она утверждала, что никто не умеет так вкусно готовить, как она, и всем советовала быть осторожней и не проглотить пальцы вместе с лакомством. По ее словам, она была мастерицей жарить рыбу. Кто не ел александрийской рыбы ее приготовления, пусть лучше и не говорит, что когда-нибудь вообще ел рыбу.
Певице предоставили полную свободу действий. Ее проводили на кухню, принесли туда рыбу, зелень, все необходимое, и Шахла принялась за работу. Но что это была за работа! Меньше чем в пять минут кухня уподобилась базару в послеполуденный час. Новая кухарка составила на пол всю кухонную утварь и посуду и так все раскидала, что скоро не осталось ни уголка, где не валялись бы блюда, миски, подносы, чашки, лоханки. Зачем было все это делать?
Шахла, вероятно, не задавала себе этого вопроса, а никто, кроме нее, не осмеливался даже близко подойти к кухне, так как певица наотрез отказалась от всякой помощи, чтобы полностью присвоить себе все заслуги.
Поставив на огонь пустые кастрюли, она весело напевала и металась по кухне с рыбой в руках, то и дело натыкаясь на посуду, беспорядочно разбросанную по полу.
Рыба тоже валялась повсюду, и никто не мог бы объяснить, как это произошло. Рыба лежала на поду, на полках, в каждой миске, в раковине. Кухня была похожа на рыбный садок.
Но госпожа Лабиба, увлеченная своей новой ролью, не обращала никакого внимания на то, что творилось вокруг нее. Время от времени она кричала, смеясь:
— Аллах, Аллах, друзья мои, где-то теперь мои слушатели? Сейчас они могли бы полюбоваться на Шахлу во всем ее великолепии!
Наконец певица кончила свою стряпню и вбежала в столовую, запыхавшаяся, растрепанная, в белом переднике, измазанном сажей.
— Готово, друзья! — крикнула она. — Я сварила баклажаны и натерла бамию[32], а рыба — Аллах великий, я так ее изжарила, что она всех вас сведет с ума!
Вдруг она умолкла и побледнела: в дверях столовой неожиданно появился доктор Фарид, приглашенный для осмотра больной кухарки. Доктор Фарид был пламенным почитателем Шахлы и принадлежал к числу ее восторженных поклонников. Увидев певицу в испачканном сажей кухонном переднике, доктор удивленно воскликнул:
— Аллах! Уж не в кухарки ли ты сюда нанялась?
Оправившись от неожиданности, Шахла повернулась к нему спиной и обратилась в бегство. Закрывая лицо руками и колотя себя по щекам, она повторяла сдавленным голосом:
— Какой позор! Ах, какой позор!
Но этим не кончились несчастья, которые навлекла на себя певица Шахла, напросившись в тот день в стряпухи. Александрийская рыба дала о себе знать еще более зловещим образом.
Дело в том, что она была несвежей, а Шахла этого не заметила и с аппетитом уничтожала лакомое блюдо. Остальные участницы ансамбля не отставали от нее, воздавая дань угощению, приготовленному хозяйкой.
На беду, Шахла договорилась выступить в этот вечер со своим ансамблем на вечере у одного каирского вельможи. Она отправилась туда, пела и танцевала, вызывая восторг и восхищение. Гости собрались вокруг нее, шумно выражая свое одобрение, и вдруг госпожа Лабиба почувствовала боль в желудке. Певица крепилась изо всех сил, боясь опозориться, но боли все усиливались. Она быстро направилась к выходу и, взглянув на своих подруг, увидела, что с ними происходит то же самое. Музыкантши стояли, сбившись в кучку, и держались за животы. Вот тут-то Шахла и вспомнила свою александрийскую рыбу.
— Что это было за зрелище! — то плача, то смеясь, рассказывала она со свойственным ей юмором. Гости тотчас же заметили, что с ансамблем происходит что-то странное. Девушки все сразу вскочили и, побросав инструменты, стали пробираться в толпе, спеша добраться до ванной или уборной. Самое сильное впечатление производила слепая Сельма, покинутая подругами в беде. Стоя посреди комнаты, она корчилась от боли, прижав одну руку к животу и размахивая другой.
— О, горе! Помогите! — кричала она. — Кто любит пророка! Да избавит вас Аллах от такой беды!
Гости сначала смеялись, но потом поспешили ей на помощь. Маленький Мухсин в этот день не сопровождал ансамбль. Несмотря на его мольбы и слезы, мать не разрешила ему поехать с певицами. Поэтому он не был свидетелем этого события и вместе со всеми слушал рассказ о нем из уст госпожи Шахлы, старавшейся превратить все в шутку.
Мальчик весело, от всей души смеялся, забыв о нанесенной ему обиде.
Не успевала Шахла кончить один рассказ, как Мухсин, не давая ей времени выкурить сигарету, требовал:
— Расскажи про еврейскую свадьбу.
Госпожу Лабибу с ансамблем пригласили на свадьбу в богатую еврейскую семью. Это было в месяце туба[33], в самый холодный день зимы. Лабиба со своими певицами ждали появления разряженной невесты из бани. Ритуал еврейской свадьбы, по словам Лабибы, требовал, чтобы невесту выкупали в холодной воде. После этого девушку наряжали, и нееврею, кто бы он ни был, христианин или мусульманин, запрещалось к ней прикасаться. Если же это все-таки случалось, невесту вторично купали в холодной воде.
Наконец, горделиво выступая в своих нарядах и уборах, появилась невеста. Она села на приготовленное для нее место, и свадебное торжество началось. На улице завывал сильный ветер, шел проливной дождь со снегом и градом. В Каире такой погоды еще никогда не бывало.
Забыв о ритуале, Лабиба встала и подошла к невесте, чтобы полюбоваться ее роскошным туалетом. Желая получше рассмотреть платье невесты и узнать, из какого оно материала, певица протянула руку и дотронулась до девушки. И сразу комната огласилась страшными криками, отовсюду понеслись гневные
