улыбнулся.
ЗАПИСКИ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО СЛЕДОВАТЕЛЯ
(Повесть)
Перевод с арабского А. Городецкой и Н. Усманова
11 октября…
Вчера я рано лег спать. Разболелось горло — у меня часто бывает ангина. Я обмотал шею шерстяным шарфом, потом зарядил три мышеловки засохшими корочками сыра и расставил их вокруг кровати. Так ставят заградительные мины вокруг корабля Красного Креста. Потушив керосиновую лампу, я закрыл наконец глаза и вознес страстную мольбу к Аллаху: «Пусть уснут все дурные человеческие инстинкты в нашем маркезе[62] хоть на несколько часов! Да не свершится преступление, из-за которого меня — больного — поднимут ночью!»
Едва голова моя коснулась подушки, я заснул как убитый.
Разбудил меня голос гафира[63]. Он барабанил в дверь и кричал моему слуге: «Проснись, Досуки!» Итак, преступление все-таки свершилось! Человеческие инстинкты не пожелали уснуть только оттого, что мне хотелось спать. Я встал и зажег лампу. Вошел слуга, на ходу протирая глаза, и подал мне телефонограмму. Я поднес бумагу к свету и прочел:
«В восемь вечера близ селения Даир в Камар ад-Дауля Альвана выстрелили из зарослей тростника, когда он шел по мосту. Стрелявший — неизвестен. Раненый в тяжелом состоянии, на вопросы не отвечает. О чем уведомляю. Омда[64]».
Ну, это не страшно. Случай простой, отнимет у меня не более двух часов. Стрелявший неизвестен, а пострадавшему не до разговоров. Свидетель, конечно, гафир. Услышав выстрел, он трусливо приблизился к месту происшествия. Там его, без сомнения, никто не ожидал, он нашел только неподвижное тело. Омда, как это водится, будет клясться головой, что преступник не из их деревни. Родственники убитого, как всегда, постараются скрыть от меня истину, чтобы самим отомстить преступнику.
Узнав у слуги который час, я пометил на донесении: «Получено в десять часов. Отправляемся на расследование». Затем я оделся с быстротой пожарного, велел вызвать секретаря следственной комиссии и служебный автомобиль, послал разбудить моего нового помощника. Этот мягкосердечный юноша еще только начинал работать и просил меня брать его с собой для практики и стажировки. Вскоре я услышал сигнал подъехавшего полицейского фордика. В нем сидели мамур[65], его помощник и несколько солдат. Подойдя к своей машине, я убедился, что все в сборе, кроме секретаря. Ничего удивительного в этом не было. Я опаздывал к месту преступления в любом городе или районе всегда только по вине секретарей. Я спросил гафира:
— Ты уверен, что предупредил Сайда-эфенди?
В темноте послышался скрип тяжелых сапог, я увидел руку, поднявшуюся к высокой войлочной шапке с медной кокардой, и рот под густыми черными усами, напоминающими кошачий хвост.
— Бек, он надевал рубашку при мне, — услышал я.
Мы решили подъехать к дому секретаря. Я, мой помощник и мамур сели в служебную машину. На подножке, показывая дорогу, стоял гафир. У старого дома на краю селения он крикнул:
— Выходите, Саид-эфенди.
Секретарь в одной ночной галабие[66] выглянул из окна и спросил:
— Происшествие?
— Преступление, с огнестрельным оружием!..
Я увидел, как мамур высунул руку из окна автомобиля и ударил гафира по затылку:
— Так ты, сукин сын, сам видел, как надел рубашку?
— Клянусь вашей головой, бек, он был в рубашке!
Я не счел нужным разбираться, одно из двух: или гафир не знает, что такое рубашка (в этом нет ничего удивительного), или Саид-эфенди снял рубашку и снова улегся спать (в этом также не было ничего удивительного). Во всяком случае, отвечать за дальнейшее опоздание из-за их препирательств пришлось бы мне. И браниться с Саидом-эфенди — бесполезно. У меня только разболится голова. А сегодня мне особенно нужно поберечь себя, чтобы сохранить силы и горло для настоящего дела, ради которого я терплю все эти невзгоды.
Усталость сморила меня. Я предупредил своих спутников, что до места происшествия около тридцати километров, и прикорнул в углу машины. «Ничего не случится, если я продремлю всю дорогу», — подумал я и закрыл глаза.
Машина тронулась. Следом за ней двинулся фордик, в котором сидели секретарь, помощник, сержант и солдаты. Еще не выехав на проселочную дорогу, мы услышали пение, доносившееся откуда-то из темноты. Мамур высунулся из машины и крикнул:
— Господин помощник! Мы забыли шейха Усфура.
Наш маленький караван остановился. Песня все ясней слышалась из тростниковых зарослей на краю поля:
Помощник крикнул:
— Сюда, шейх Усфур, преступление!
И из тьмы вынырнула фигура шейха Усфура. Это был странный человек. Не зная сна, днем и ночью бродит он повсюду, распевая свою песню, всегда что-то бормочет, а иногда даже пророчествует. И люди слушают его. Ничто так не радует этого человека, как поездка на расследования происшествия. Заслышав сигнал полицейского фордика, он бежит за ним вслед, словно охотничья собака за хозяином. Почему? Я часто задумывался над этим. Может быть, у этого человека есть какая-то тайна?
Усфур подошел к нам и сказал обиженно:
