плакали, судья кричал аптекарю:
— Господин Джабур! Дай детям мятную лепешку из твоего ящика.
В конце концов аптекарь не выдержал и резко сказал судье:
— Ящик! Из ящика! А что осталось в ящике?!
Между контролером и аптекарем вспыхнула ссора. Джабур поклялся оторвать судье ноги, если тот хоть еще раз приблизится к аптеке. Потом он призвал на помощь мамура и доложил ему о положении дел. Аптека была накануне банкротства, медикаменты исчезли, средства иссякли. Не было никакой надежды на то, что она сможет продолжать свое существование. Ведь сам аптекарь не отставал от почтенного контролера и транжирил деньги, товары и медикаменты. Разгневанный мамур заявил знатным лицам, вложившим свои средства в это предприятие:
— Мы сами виноваты, что поверили бороде и четкам!
С этого дня мамур где только мог чернил шариатского судью, а шариатский судья поносил мамура.
Но политика дала теперь страшную власть людям, занимающим административные посты. Шариатский судья испугался и пришел к мудрому выводу, что безопаснее будет подружиться с мамуром. Он так и сделал, не поскупившись на лесть.
Все это пронеслось теперь в моей памяти. Не сдержавшись, я сказал:
— То, что они помирились, — хорошо, но даже в настоящих условиях есть нечто, что называется человеческим достоинством…
Сделав многозначительный жест, судья воскликнул:
— Смотря чье достоинство, мон шер![110]
Собираясь уже уходить, он вдруг наклонился ко мне и сказал, понизив голос:
— Расскажу вам по секрету: однажды ко мне домой пришел феллах. Он принес барана и сказал, что это подарок. Я спросил его: «За что подарок?» Тогда он ответил: «По договоренности… За то, что мне вернули мою жену». Тут я все понял и сказал ему: «Ты ошибся домом. Тебе нужен шариатский судья…»
Я не особенно удивился. Мой собеседник попрощался и ушел, а я, оставшись один, задумался над всем, что услышал. Потом я решил пойти к мамуру и порасспросить его о деле, про которое говорил судья. В сопровождении своей охраны я отправился в путь. Войдя в кабинет мамура, я опять застал его с одним из старост. Он говорил с ним почти грубо. Вид омды не свидетельствовал ни о достатке, ни о солидности — по-видимому, это был один из самых забитых и невежественных старост. Ведь старосты, как саранча, принимают цвет земли, на которой родятся. На зеленой земле родится зеленая саранча, на бесплодной земле — серая. Этот серый староста был, несомненно, из далекой нищей деревни, расположенной на границе района, у самой пустыни. Поздоровавшись с мамуром, я сказал улыбаясь:
— Вечно вы возитесь со старостами!
Он устало ответил:
— Что же поделаешь, господин мой!
Усадив меня, он велел подать кофе. Несмотря на то что я не был близок с ним и его клубом, он уважал меня и никогда не злился на меня, как на других. Я всегда бываю осторожен с лицами, занимающими административные посты. Давая служебные распоряжения, я стараюсь не задевать достоинство человека.
Извинившись, мамур попросил у меня разрешения закончить беседу со старостой, чтобы отпустить его. Я дал свое согласие, и, обернувшись к старосте, он сказал угрожающим тоном:
— Смотри! Видно, ты меня еще не знаешь! Клянусь Аллахом, мне нужно…
Прервав его, староста умоляюще сказал:
— Я человек бедный…
Но мамур продолжал угрожать…
— Подожди! Не будь я мамур, если не засуну тебя в парламент!
— За что? Что я такого сделал, чтобы вы засовывали меня в парламент?
Староста произнес это испуганно, с мольбой. Я удивился и засмеялся, а мамур, обернувшись ко мне, сказал:
— Списки избирателей у него в кармане, а он не знает, что такое парламент? Как вам это нравится? И это старосты, а мы должны с ними работать!!!
Он снова обернулся к этому человеку и гаркнул:
— Убирайся вон, пока я тебя не вышиб отсюда!
Староста покорно вышел, словно слуга или преступник.
Я подумал: унижение, которому его подвергают господа администраторы, даст свои плоды. Он, в свою очередь, будет унижать население деревни, которой управляет. Чаша унижения переходит обычно из рук начальника к его подчиненным, пока в конце концов не доходит до бедного народа, и тот выпивает сию чашу до дна.
Мамур подсел ко мне, спросив, по какому случаю я оказал ему честь своим визитом. Я ответил, что просто соскучился. Он улыбнулся, не веря такой платонической причине. Я не особенно настаивал и серьезно сказал:
— Вы слышали, господин мамур, что одного пристава избили и подвергли заключению во время исполнения служебных обязанностей?
Он поспешно заявил:
— Мне об этом ничего не известно.
— Разве маркез не получил уведомления об этом деле?
— Если бы получил, мы произвели бы расследование.
— Конечно.
Я замолчал. Мамур на мгновенье задумался и спросил:
— Вам кто-нибудь об этом сообщил, господин?
— Если бы мне сообщили, я сразу начал бы расследование.
— Верно?
— По-видимому, это просто сплетни.
И тут мамур дал себе волю.
— Клянусь жизнью, — сказал он, — сплетни идут из самого суда, чтобы дискредитировать наше управление, и вам прекрасно известно, что их распространяет господин судья, чтобы нас опорочить…
Мамур собирался посвятить меня в подробности, но я дал ему понять, что не хочу разговаривать на эту тему, чтобы между нами не разгорелся спор. Он ведь уже понял, что я отношусь к этому делу серьезно и в случае необходимости приму предусмотренные законом меры. Я поднялся, мамур тоже встал. Я сказал шутя:
— А как идут выборы, господин мамур?..
— Прекрасно.
— По всем правилам?
Он пристально посмотрел на меня и ответил так же шутливо:
— Что же нам смеяться друг над другом! Ведь во всей вселенной выборы идут по всем правилам!
Я засмеялся:
— Я хотел спросить, имеется ли видимость, что они идут по всем правилам?
— Если так, будьте покойны.
После небольшой паузы он самодовольно добавил:
— Верьте в Аллаха, — я мамур по чести. Я не таков, как те мамуры, которых вы знаете. Клянусь жизнью, я не вмешиваюсь в выборы, не оказываю давления на свободу населения, не говорю: «Изберите этого, а того провалите». Нет, нет и нет! В моих правилах — предоставить людям полную свободу, пусть выбирают, кого хотят.
Я удивленно воскликнул:
— Замечательно, господин мамур! Только не опасны ли такие слова для человека на вашем посту?.. Вы великий человек!..
