— Правоверный, принесший в жертву неверного, отпускает себе много грехов. Так учил нас наш учитель, святой Ваххаб. А если правоверный безгрешен, он отрешается от будущих грехов.
Они еще обсудили, откуда может исходить угроза и какие меры принять, чтобы ее предотвратить. Но у них даже мысли не возникало, что она зарождается у них под боком. Боевик, который узнал в одной из плененных девочек племянницу Рамзана, всё же рассказал ему об этом.
Засаду устроили у дороги перед аулом. Место удобное: всё вокруг — как на ладони, и дорога просматривается на довольно приличное расстояние. Разговаривали не таясь.
— Похоже, Турок почему-то в штаны наклал. Со всех сторон обложился засадами, как подушками. Интересно, с чего бы?
— Из Панкисси, — пояснил Рамзан, — связные, посланные за деньгами, не вернулись. Только я дошел. Боится, что, если попадут в руки неверным, могут выдать его. Хотя вряд ли.
— Если бы я попал в плен, то не стал бы держать язык за зубами, — напарник Рамзана понял, что сказал лишнее, и умолк. Как отнесется к этим словам Рамзан? Не передаст ли Турку?
Рамзан и в самом деле насторожился.
— Зачем так говоришь? Может, Турок приказал проверить меня? Скажу тебе: я верен джихаду.
Сначала — ни слова в ответ. Но Рамзан не успокоился:
— Так в чем дело?
— Турок — плохой человек.
— Разве можно так говорить? Он — казначей джихада. Возможно, не только нашего отряда, но и воинов Аллаха во всей Чечне.
— Но для него мы, чеченцы, — мусор. Слуги. Рабы его.
— Он рискует своей жизнью ради нашей свободы.
— Ради свободы сидеть в засаде, оберегая его похотливые утехи. Он собрал целый гарем из чеченских девочек.
— Шариат не запрещает иметь наложниц.
— Верно, не запрещает. Но только без насилия, по согласию с родителями, — продолжал упорствовать напарник. А потом и вовсе решился на полную откровенность.
— Я знаю, что ты душой и сердцем предан делу джихада. И я был таким — до какого-то времени. Я долго сомневался, смогу ли я тебе сказать правду, не рискуя быть казненным. Хочу открыть тебе тайну, которая вмиг перевернет твое сознание. Правда, я и сейчас не очень уверен, что, услышав мой рассказ, ты не передашь его Турку или Хасану.
— Я не продажная девка. Я действительно предан и шейху, и амиру, но давняя дружба с тобой превыше всего. Говори. Если я даже не буду согласен, тайна, которую ты доверишь мне, умрет вместе со мной. Аллах свидетель.
— Тогда слушай. Вместе с наложницами в гарем Турка была привезена твоя племянница, моя невеста.
— Что-что?!
— Твоя племянница.
— Почему — была?
— Теперь ее нет.
— Отпустили?
— Я просил это сделать, но все побоялись Турка. Но ты не перебивай, а слушай. Она, как можно судить, не захотела покориться Турку — он пырнул ее в живот кинжалом, после чего перерезал горло, как жертвенному барашку.
— О, Аллах! Разве такой изверг может называться правоверным?! Я убью его! Сейчас же!
Рамзан встал, сжимая автомат, но напарник с силой дернул его за полу камуфлированной куртки.
— Ложись. И слушай. У меня другой план мести.
— Какой может быть план?! Только — очередь в живот!
— А дальше что? Мучительная смерть? Я считаю, что нам во что бы то ни стало нужно остаться живыми и выступить свидетелями злодейств. Пусть весь чеченский народ узнает, кто толкает его на джихад.
— Но нас же тоже будут судить!
— Конечно. Но на суде мы расскажем всё и примем покаяние.
Не предвидя измены в своем окружении, Хасан, по воле Турка, взял в свои руки уничтожение важных свидетелей — рабов. Их заставили рыть для себя братскую могилу за бункером, между деревьями. Они не сразу догадались, для чего копают яму. Но тут один из боевиков грозно прикрикнул на особенно изможденного подневольника:
— Работай, лодырь! Себе могилу — и то вырыть как следует не хочешь! Отрежу голову!
Раздался гогот боевиков.
Могила вырыта. Старший из боевиков приказывает.
— Хватит. Вылезай!
Подсаживая друг друга, обреченные невольники выбрались наверх. Последнему, самому крепкому — он в основном подсаживал товарищей по несчастью — подали руку. К нему подошел старший:
— Ты отойди. Вон там стань.
Всех остальных поставили на колени у края могилы, связав им руки за спины. Хасан пошел в дом, доложил Турку:
— Все готово.
— Возьми фотоаппарат, — Турок указал на нишу, где хранилась камера. — Сделаешь снимки. Хотя дай-ка его мне. Я сам буду снимать.
Когда вышли, Турок, не спеша, выбрал место для съемки, Хасан встал так, чтобы попасть в объектив фотоаппарата. Устроившись поудобней, шейх распорядился:
— Начинайте!
Один из боевиков подошел к рабу, стоящему с края, ближе к Турку, схватив его за редкую бородку, задрал ему голову и перерезал горло кинжалом. Казненного столкнули в могилу. Потом расправились со вторым, третьим… К очередной жертве подошел сам Хасан, вынул кинжал из ножен:
— Ты хотел нашей земли — получи ее! Сгниешь в ней!
Когда трупы столкнули в могилу, старший из телохранителей приказал остававшемуся в живых:
— Зарывай! Разровняй и замаскируй так, чтобы даже я не смог отличить это место. Если тебе, конечно, дорога твоя голова.
Хасан подошел к Турку:
— Последнего тоже нужно убрать. Не стоит оставлять свидетеля.
— Он будет убит, когда нужно. Мои слуги знают свое дело. Нам же не стоит забивать этим голову. Сейчас поужинаем, после чего — в мой гарем. Выберешь любую наложницу.
Хасан с Турком направились к дому.
Пров Меркульев и Равиль Османов уютно расположились в креслах в дальнем холле госпиталя.
— Я, если комиссия разрешит, тоже на заставу. Заключу контракт, — делился своими планами Равиль.
— Может, в пограничный институт?
— Я и об этом думал. Но так считаю: успокоится всё на нашей земле и ее кому-то возрождать нужно будет. Вот там мои руки больше пригодятся. А на заставе смену я себе подготовлю. Обязательно.
— А я решил не снимать погон. Продолжу семейную традицию, буду и дальше границу охранять.
Разговор прервала медсестра, которая даже запыхалась, разыскивая их по госпиталю.
— Вас зачем-то вызывает к себе начальник госпиталя.
— Ну что, не будем отказываться от приглашения? — шутливо спросил Османова Меркульев и с улыбкой взглянул на медсестру. — Скажите, идут, мол.
У начальника госпиталя их поджидали толстячок, облаченный в ладно пошитый костюм, и женщина средних лет с блокнотом и авторучкой. Хозяин кабинета поприветствовал вошедших.