— Молодцы! Не только воевать умеете. Врачи докладывают, что идете на поправку, опережая все прогнозы медицины.
— Так оно и есть, — ответил Меркульев, — нам поскорее в строй нужно вернуться.
— В строй не обещаю, а вот в люди на время выпущу. Да не смотрите так удивленно. Вот сейчас снимут мерку, чтобы одеть по форме, и — вперед.
— Расправьте плечи, батенька, — попросил толстячок Меркульева и, не доставая главного орудия закройщика — портновского метра, принялся диктовать своей помощнице размеры. Взглянув на удивленного клиента, пояснил:
— Мой глаз, батенька, точнее любого метра. Все будет по высшему разряду.
То же самое закройщик проделал и с сержантом Османовым, заверив его:
— И у тебя фигура стандартная. Всё будет сидеть как надо. Иначе нельзя — в Кремле ведь будут вручать вам Звезды Героев.
А в то же самое время далеко от Москвы, в чеченских горах, обсуждали свои дальнейшие действия Рамзан и его напарник. Укрывшись в кустарнике, они уже почти не наблюдали за дорогой — все мысли о другом. Курбанов тверд в своем намерении самим свершить возмездие.
— Я все же не вижу иного способа, кроме убийства Турка. Вот сменят нас, и я отомщу ему.
— Не умно. Убив Турка, сами погибнем. Нужно выдать его властям. Пусть сам увязнет и сдохнет в паутине, которую наплел на нашей земле. У меня такой план: во втором от этого края аула доме живет кунак убитого Нуралиева и его жены. Он поможет нам известить Керима Нуралиева. Тот — подполковник милиции. Он уж решит, что нужно сделать. А мы ему поможем.
— Как же мы зайдем в тот дом, не вызвав у Турка подозрения?
— По пути домой, когда нас сменят. Турку сейчас не до нас. Ты же знаешь, у него гостит безродный охотник из этого аула, называющий себя Хасаном, да еще и горным амиром. Он уверен, что никто из местных его не выдаст.
— Риск большой. Будет ли от него польза?
— Если боишься, я пойду один. Я любил твою племянницу. Я ждал, когда она станет взрослой, чтобы взять ее в жены. Я отомщу за нее.
— Вдвоем — надежней. Да благословит нас Аллах.
Показалась смена, и друзья замолчали. Когда сменщики подошли, Рамзан отчитался за дежурство:
— Все тихо. Никто не выходил из аула и не входил в него. А как
— Рабов убрали, оставили одного. Хасан с Турком ужинают после вечерней молитвы. Хасан, похоже, ночевать останется.
— Никаких изменений на завтра нет?
— Пока нет. Вы после дневного намаза — опять здесь, в засаде.
— Ладно. Успеем, значит, отдохнуть.
Обстоятельства складывались удачно. Когда отошли от сменщиков подальше, напарник Рамзана молитвенно сложил руки:
— Аллах благоволит нам!
— Да, если нам согласятся помочь, то завтра, во время засады, посланец сможет незаметно уйти к Нуралиеву.
Подошли к нужному дому, постучали в калитку. Вышел довольно крепкий еще аксакал — сам хозяин. Спокойно впустил нежданных гостей во двор, хотя видел, что перед ним — боевики, а они без дела по аулу не шатаются.
— Если с миром, вы — мои гости.
— У нас нет времени, поговорим здесь, — ответил на приветствие аксакала напарник Рамзана. — Знаешь ли ты, что твоего кунака Нуралиева и его жену убили, а их внучку взял в наложницы захвативший их дом араб, которого все почему-то зовут Турком?
— Я знаю, что их увели в пещеру как заложников, чтобы их сын не навел на аул спецназ. Они — в руках у горного амира.
— Ложь! Их зарезали как жертвенных баранов.
— О, Аллах! Но почему я должен тебе верить?
— Я слышал своими ушами приказ безродного охотника, который теперь выдает себя за горного амира, видел своими глазами смерть отца и матери Керима Нуралиева, знаю, что дочь его в подневольных наложницах вонючего шакала.
— О, Аллах! — вновь воскликнул аксакал. — Как я понимаю, вы зашли ко мне не только для того, чтобы сказать, что кунак мой зарезан, а внучка его в грязных лапах поганца?
— Да, ты прав. Нам нужна твоя помощь, — вступил в разговор Рамзан. — Но дело очень рискованное.
— Охотник всегда был злым человеком. За свое злодеяние он должен понести кару. Чем я могу вам помочь?
— Нужно известить Керима о расправе над его родителями и надругательстве над дочерью.
— Не приведет ли он тогда в аул омоновцев? Не станет ли хватать невинных людей?
— Нет. Я в этом уверен. Он не станет врагом аула, — заверил напарник Рамзана. — Тебе нужно сходить к нему.
— Пойдет мой внук. Ему уже одиннадцать. Он ничего не перепутает.
— Но сможет он встретиться с Нуралиевым, чтоб ни одна душа об этом не узнала?
— Он — смышленый. Справится.
— Тогда — так: завтра после третьего намаза пусть выходит. В засаде за аулом будем мы с Рамзаном.
— А если что изменится? Не лучше ли ему пойти не по дороге, а стороной, лесом? И так же возвращаться?
— По пути к засаде мы постучим в калитку. Три раза. А возвращаться ему действительно придется скрытно.
— Что вы скажете, если вас спросят, зачем вы заходили ко мне? Вас могут увидеть те, кто сейчас в засаде.
— Зашли попить козьего молока.
— Кто вам поверит? Лучше решим так: вы зашли оставить мне деньги на сбережение, на тот случай, если что с вами случится. Чтобы я передал их вашим семьям.
— Это, действительно, выглядит правдоподобно. Но есть ли у тебя доллары?
— Есть.
На детской площадке в скверике возле многоэтажного дома, как всегда, весело копошилась детвора. Особенно шумно у горки: девчонки скатывались с нее с оглушительным визгом, а мальчишки — с гордыми ухмылками. У подъезда — нарядная группа. Родители Прова и Ольги, сама Ольга с букетом цветов, раскрасневшаяся от волнения. Отец Прова, одетый по полной форме, с орденами на кителе старого образца, нетерпеливо переминается с ноги на ногу:
— Что-то долго не едут. Опять пробки, наверное?
— На столе все закуски заветрят, — вздыхает мать Прова, но теща успокаивает:
— Кто в такой час на подобные пустяки внимание обращает?
Наконец подъехала черная «Волга», из которой первыми вышли водитель-прапорщик и генерал, торжественно распахнули задние двери. Пров и Равиль вылезают из машины ужасно смущенные — от такого внимания и от собственного блеска. На новеньких кителях — Звезды Героев.
Опережает всех Ольга. Сначала вручает букет цветов Равилю и, поцеловав его в щеку, виснет на шее Прова.
— Будет-будет, — в голосе матери Прова слышна наигранная строгость. — У вас еще всё впереди, успеете намиловаться. Пусти-ка меня сына поздравить.
Поздравления затягиваются, и мать Прова снова берет на себя роль строгой хозяйки:
— Ну, довольно! Вон даже детишки, глядя на нас, рты разинули. Марш все за стол. А вы, —
