Елена Арсеньева
Тот самый граф, та самая графиня
(Луи-Клермон Бюсси д’Амбуаз. Франция)
Как-то раз, году этак в 1575-м, в мае, если мне не изменяет память, месяце, к молодому Генриху Наваррскому (будущему Генриху IV, а в то время – пока еще зятю французского короля Генриха III) подбежал этот самый король и воскликнул:
– Тебя предали! Тебе изменили! Твоя жена совокупляется с любовником! Прямо сейчас, в своей собственной комнате! Стоя, даже не сняв одежды! И это видят все, кому не лень подняться по лестницам и поглядеть!
Анрио (так частенько называли Наварру обожавшие его парижане, будем так его называть и мы) посмотрел на своего венценосного шурина не без интереса. Повадки короля были сейчас совсем не королевские, далекие от той неторопливости и чувства собственного достоинства, которые подобали повелителю великой Франции. Генрих пребывал в неописуемой ярости! Он просто-таки брызгал слюной и метал молнии, словно разъяренный дракон, которому святой Жорж уже успел изрядно прищемить хвост.
«Значит, это правда, – мысленно вздохнул Анрио. – Вся та болтовня, которую я слышал еще до свадьбы, мол, Генрих Анжуйский[1] питал вовсе не братские чувства к моей дорогой Марго. И не только питал, но и осуществлял их... Причем он до сих пор к ней неравнодушен. Уж не этим ли объясняется его неприязнь ко мне? И не только ко мне, а к тому счастливчику... вернее, к тому несчастному, кого моя прелестница удостоила своей любовью тоже... Клянусь мощами святого Иакова, я не дал бы за его жизнь и того пистоля, который позавчера выпал из моего дырявого кармана и пропал бесследно... Кто же он, бедняга, за упокой души которого скоро будут служить мессу? Честно говоря, мне на него совершенно наплевать, как и на всех прошлых, настоящих и будущих любовников Марго. Да и на нее саму, если уж на то пошло! Измена! Предательство! Да разве супружеская измена – это предательство? Тьфу – и больше ничего. Однако хотя бы для приличия надо изобразить что-нибудь подобное ревности...»
Он старательно напыжился (а поскольку Анрио уродился мужчиной изрядной корпуленции, то стал выглядеть еще более авантажно), сверкнул глазами (а поскольку у Анрио были большие черные глаза, то он стал выглядеть не только авантажнее, но даже в какой-то степени пугающе – ну просто классическое воплощение оскорбленного супруга!) и рокочущим голосом вопросил:
– Кто же этот негодяй?!!
– Этот негодяй, – негодующе взвизгнул Генрих III, – не кто иной, как Бюсси д’Амбуаз!
«Воплощение негодующего супруга» лопнуло, как мыльный пузырь... Анрио ухмыльнулся и пробормотал:
– А, красавчик Бюсси... Ну, тогда бесноваться бессмысленно. Разве вы не знаете, брат мой, что перед ним не может устоять ни одна женщина? Так что предлагаю отпустить бедняжке Марго ее грех и смириться.
У Генриха III от возмущения чуть глаза не вылезли из орбит!
«Жалкий провинциал, распутник! – хотел крикнуть он. – Тебе неведомы высокие чувства! Ты даже на ревность не способен!»
Но он ни слова не вымолвил – так был переполнен негодованием. Пыхтя и булькая, словно выкипающий кофейник, король кинулся по галереям Лувра к покоям матушки-королевы и, только увидев ее черные флорентийские глаза, которые всегда были устремлены на него с горячей любовью, вновь обрел дар речи и воскликнул:
– Матушка, с этим надо что-то делать! Поведение вашей дочери и моей сестры шокирует весь Париж! Вообразите, она даже не дает себе труд запереть двери, когда принимает своего любовника, красавчика Бюсси!
Если Генрих ожидал, что матушка немедленно подберет юбки и кинется колотить блудливую дочку, то он жестоко ошибался. Екатерина Медичи поджала свои и без того тонкие губы и выдавила из себя укоризненно:
– Не знаю, сын мой, какие клеветники доводят до вашего сведения подобные фантазии! Беда моей дочери состоит в том, что она живет в наше несчастное время. В пору моей молодости мы свободно разговаривали с кем угодно и где угодно, и никто не находил в том ничего странного. Вот и я не нахожу ничего странного и предосудительного, что ваша сестра видится с Бюсси. Вы сами говорите, что это происходит не тайком, не в запертой комнате, а на глазах всех желающих! Бюсси знатный человек и первый при вашем брате Франсуа. К тому же... – Тут по губам королевы-матери скользнула мечтательная улыбка: – К тому же он такой красавчик!
И Генрих понял, что и в матушке не найти ему союзницы.
И правильно понял! Вообще не родилась еще на свет женщина, которая могла бы противиться очарованию элегантного, красивого, изящного, черноглазого (разумеется!) Луи-Клермона д’Амбуаза, барона де Бюсси. Говорили, что он проводит все свое время или на дуэлях, или в объятиях красавиц. О да, это был отъявленный, неисправимый дуэлянт! Ходили слухи, будто ему нужен самый незначительный повод, чтобы бросить противнику перчатку или послать картель: повод может «уместиться на лапке мухи», как выражались в те времена. Однажды Бюсси дрался, поспорив о форме узора на шторах! И вообще, он вполне мог сказать, подобно Портосу: «Я дерусь потому, что дерусь!» А уж его любовным дуэлям и числа не было – так же, как и любовным приключениям. Рассказывали, что у него был часослов, в котором он записывал свои истории соблазнения замужних дам, посвящая каждому обманутому им мужу прочувствованный хвалебный гимн.
У Бюсси при дворе было два прозвища – Красавчик и Смельчак.
Ходила даже песенка:
А королева Маргарита Наваррская писала о нем в своих записках: «Господин д’Амбуаз потрясающий скандалист, но храбрый Бюсси нежен и предан».
По сути своей, он был совершеннейшим двойником королевы Марго (другого пола, понятное дело) и так же, как она, постоянно искал приключений – или любовных, или каких-то иных, желательно поопасней. Эти
