парашютистов и перебросили туда лучшие сыскные силы баварской криминальной полиции. Через несколько дней в Марселе не было улицы, на которой не было бы виселицы, а еще через месяц поток наркотиков в страну прекратился. Англичане переориентировались на Монако, маленькое княжество на побережье, обладающее правом суверенитета на европейском континенте. Князь Монако отказался заниматься наркоторговлей, тогда у него убили жену, инсценировав дорожную аварию. Князь Монако обратился за помощью в Берлин – и порядок в стране стали охранять германские горные егеря. Тогда поток отравы переориентировался на Сицилию – итальянское королевство уже не было империей, а Сицилия готова была и вовсе отколоться от страны. Тут уже, на Сицилии, ни немцы, ни русские не могли действовать открыто – но скрытно действовали. Получается, что ублюдки тайпаны[41] протоптали тропу и сюда – с этим придется тоже разбираться. Николай, ныне Император, приказал спалить кабульский и джелалабадский базары и бомбить виллу брата афганского короля, контролирующего наркоторговлю. Думаю, что и я придумаю для борьбы с наркоторговлей нечто… радикальное.
– Как тебе удалось сбежать?
– У меня была паранджа. Я знала язык, и мне удалось выскользнуть. В доме был тайный выход для синьоров, которые…
– Что было потом?
– Потом… потом они сожгли и разграбили наш дом. Я видела, что они всех, и маму… сажают в машину. Они посадили их и увезли, понимаешь, увезли…
Люнетта расплакалась.
Не стоило даже спрашивать – куда увезли. Власть над городом, довольно культурным и просвещенным, если даже бордели с европейками есть, в считаные часы захватили малообразованные, в основном очень религиозные крестьяне – феллахи. Учитывая, что здесь была практика гаремов и приличного калыма, многие не то что не могли себе позволить содержать жену, но и не видели женщин вообще. Обходились так, как обходятся в мусульманских странах, в Афганистане, в северной Индии – тем более что тут было полно афганцев. Занимались сексом с маленькими мальчиками, вязали коз к дереву. А тут – несколько шикарных, для шейхов, распутных женщин, с которыми можно делать все, что угодно. А шариат, между прочим, за распутство карает забиванием камнями насмерть. И клянусь, им повезло, если их просто забили камнями или расстреляли на стадионе.
Сам не знаю, зачем я это сделал, но я сел с Люнеттой рядом – и она доверчиво прижалась ко мне. Невидимые нити связывали нас все прочнее и прочнее.
– Успокойся. Мы – русские. Мы пришли и никуда не уйдем. Больше такого никогда не будет.
– Но тогда-то ушли…
– Это была не наша страна. Теперь – наша. Русские, если куда-то пришли, – уже не уходят. Мы – такие…
Потом Люнетта просто бродила по улицам. Иногда находила где-то что-то поесть. Старалась никому не показываться на глаза. Паранджа – она не только скрывает, но и защищает женщину, большинство боевиков понимали, что если они будут даже просто заглядывать женщинам под паранджу, не говоря о чем-то более серьезном, то моментально восстановят против себя всех местных, всех – до последнего человека. Потом она забрела в бывший дипломатический квартал и нашла себе убежище. Потом начались бои, и бои эти были настолько страшные, что она забилась в подвал и боялась выйти наверх. Подвал этот она выбрала только потому, что здесь была вода, которую можно было пить – из бака. Потом она услышала собачий лай и поняла, что ее обнаружили. Попыталась сбежать – и ее поймали инженеры-саперы.
Вот и вся история. Как есть.
– Получается, ты теперь сирота? У тебя вообще никого нет?
Люнетта просто вздохнула.
– Ложись. Ложись в спальник и спи. Утром решим, что делать.
– А ты…
– Я найду, где мне спать. Иди. – Я пихнул Люнетту по направлению к спальнику, сам начал готовить себе что-то вроде ложа из того, что было. Во время специальной подготовки по выживанию мне приходилось неделями спать на земле. Тогда не умер – и сейчас не умру.
– Здесь же холодно.
– На корабле бывает еще холоднее. Ложись и спи.
Заснул я сном, обычным для разведчика – боевого пловца: неспокойным, настороженным. Пятьдесят секунд сна и десять секунд полудремы – такой сон вырабатывается специально. Человека, который умеет спать таким сном, невозможно убить ночью. Так я и увидел, что Люнетта сначала честно пыталась заснуть в просторном спальном мешке, возилась-возилась. Потом – вылезла из него, какое-то время смотрела на меня. Потом – стала осторожно подкрадываться ко мне, как кошка.
– Не нужно этого делать… – сказал я, не открывая глаз.
Люнетта дернулась, фыркнула, как ошпаренная кошка.
– Ты… не спишь.
– Сплю. Но все вижу. Я не могу спать по-другому.
Какое-то время она смотрела на меня, будто в раздумье, как поступить. Потом легла рядом, отчего собранная мной из хлама конструкция спальной кровати угрожающе заскрипела.
– Поцелуй меня… – попросила она меня с очаровательной непосредственностью.
– Люнетта, я помогу тебе просто так. Не нужно этого делать.
– Нет… Я очень боюсь. Я хочу, чтобы был кто-то рядом, такой… Иначе я просто не смогу жить. Мне очень страшно.
– Какой – такой?
– Такой, как ты. Сильный… ты сильный.
– Ты знаешь меня пару часов.
– Ты плохо знаешь женщин. Мы чувствуем мужчину с нескольких минут знакомства. Наверное, это идет с древних времен. Женщина должна была найти себе мужчину, который убережет ее и прокормит. И подарит ей ребенка. Или нескольких.
– Я думаю не о ребенке. И тем более не о нескольких.
– А о чем же?
– О том, что будет завтра. Когда я встану утром. Спи.
На следующий день я уехал на службу, сам не зная, что делать. Надо было налаживать деятельность военных комендатур в городе и по всей стране, надо было что-то делать с беженцами, с местами, зараженными радиацией, надо было разрабатывать план прикрытия границы в нормальных и чрезвычайных обстоятельствах, надо было…
Чертовски много надо было сделать. Сделать прямо здесь, сейчас, времени на раскачку не было совсем. Каждый день оборачивался сотней убитых – я считаю не только военных и казаков, но и беженцев – и еще несколькими тысячами, если не десятками тысяч людей, разочаровавшихся в правлении Николая Третьего и в способности временной администрации навести порядок в Тегеране и во всей стране. Еще неизвестно, что из этого было хуже.
Домой я приехал где-то между двадцатью тремя и двадцатью четырьмя часами, злой, как собака, теперь уже четко осознающий весь масштаб проблем, свалившихся на меня. На вилле остался постоянный пост из шести казаков, там же осталась Люнетта. И она встретила меня – в комнате, в которой она умудрилась создать обстановку, она с казаками даже нашла где-то целые стекла и каким-то чудом умудрилась их вставить. Мебель была собрана отовсюду, в основном с соседних вилл. Где она взяла пулярку – неизвестно, но явно не из казачьего котла.
