доверить То-Мери. Она вертелась перед ним втрое дольше обычного, пока он не поймал ее за руку, не притянул к себе и не прижался губами и носом к шее. Смуглые щеки То-Мери вспыхнули, а Семен вздохнул. Что поделаешь! Нельзя же притворяться, что ночь его прошла в обнимку с покрывалом!
– Господин сядет есть или… – Лукавые глазки То-Мери стрельнули в сторону спальной циновки.
– С «или» мы подождем и с завтраком тоже. Не забыла, что мы в гостях? Тотнахт будет обижен… А вот и он!
Бывший копьеносец Пантер неторопливо шествовал к дому, держа блюдо с дымящимся печеным журавлем, а сзади торжественно вышагивали его молодой братец с огромным кувшином и супруга с корзинкой свежих смокв.
– Был ли сладок твой сон, господин? – произнес Тотнахт, опуская тяжелое блюдо на циновку.
– Словно за пазухой у Хатор, – отозвался Семен, подмигивая То-Мери.
Копьеносец кивнул жене и брату, потом неодобрительно покосился на финики, лепешки и мед.
– Вели своей служанке, господин, чтобы убрала все это. Ты – мой гость! Как-нибудь мы уж тебя накормим!
Это было явным посягательством на права То-Мери, и она тут же заняла боевую стойку: выпятила грудь, стиснула кулачки и показала Тотнахту язык.
– Строптивая, – заметил он, ухмыляясь, – однако красивая. И поет хорошо, громко! Не отдашь ли ее моему брату, господин? Нарожает кучу солдат, а между этим делом будет доить антилоп и выгребать навоз. Занятие лучше некуда!
– Боюсь я за твоего брата, а больше того – за антилоп, – сказал Семен. – Глаз у этой красавицы как наконечник копья, разом двух быков свалил. А было ей тогда всего двенадцать лет… Теперь, думаю, она и с бегемотом справится.
Тотнахт захохотал, а девушка, возмущенно фыркнув, выскочила из хижины, чуть не опрокинув наземь Тотнахова брата.
Семен сел с края циновки.
– Раздели со мною трапезу, и ничего убирать не придется. Здесь всего-то на двоих.
– Благодарю за честь, господин. Ты, как всегда, прав… Уберем, только вот в это место! – Тотнахт похлопал себя по мускулистому животу.
Посмеиваясь и перешучиваясь, они расправились с журавлем, лепешками, медом, фруктами и пивом. Над соседними хижинами, здесь и там, взметнулся в небо дымок – видно, и в них кормили столичных гостей, свиту знатного вельможи, почтившего визитом копьеносца Тотнахта. Вскоре появились Ако и Техенна, с довольным видом вытирая рты, с ними пришел молчаливый поджарый Шедау, и все впятером отправились осматривать хозяйство.
Благодатный луг на озерном берегу, с пышной травой, с выпасами для скота и птицы, с редкими еще гранатовыми деревьями и смоковницами, мог считаться, в определенном смысле, творением Семена. Чтобы давать советы Меруити и прочим власть имущим, он разработал некую систему, проистекавшую из исторического опыта, в том числе – российского, которая, как ему казалось, гарантирует успешное правление. Ее составляли несколько законов – например, такие: ухо и глаз царя должны быть всюду, и между ним и богами не должно иметься разногласий; армию тешат маленькими, но победоносными войнами, а чтобы иностранцы уважали, их послов стоит вывозить на маневры; оказывать милости необходимо прилюдно, а карать – тайно. Но первый и самый важный из этих законов гласил, что народ должен быть сыт и доволен, причем источником довольства пусть будут не подачки знатных, а возможность трудиться и зарабатывать.
Во исполнение этого тезиса в течение трех лет в державе не строили храмов и дворцов, а копали каналы, благоустраивали шлюзы и дороги и возводили механизмы для подъема воды. Главной заботой в этих мероприятиях являлся Великий Канал, протянувшийся вдоль западного нильского берега на шестьсот километров, от южного города Кенне почти до Саи, что в Дельте. Это гигантское древнее сооружение, включавшее шлюзы, арыки, водохранилища и соединяющие их каналы, располагалось в четырех-пяти часах пешего хода от Нила и как бы удваивало его. Орошенные Каналом территории годились для пахоты, овощеводства и скотоводства, особенно в районе Озера – крупнейшего водохранилища в естественной впадине, заполненной водами Канала. В эпоху процветания державы эта ирригационная система увеличивала площадь полезных земель в Верхнем Египте раза в полтора, а Озеро, достигавшее пятидесяти километров в длину, казалось настояшим морем.
Однако лишь единое, мощное и монолитное государство могло поддерживать в порядке столь огромный комплекс, следить за распределением вод, чинить и обновлять ветшающие сооружения. В эпоху гиксосских войн, тянувшихся целое столетие, страна была раздроблена, власть фараона ослабела, и в результате Канал почти забросили. Кое-где его поглотили пески, шлюзы разрушились, водохранилища обмелели, а площадь Озера сократилась вдвое – и вдвое уменьшились земли страны Пиом. Это являлось настоящей трагедией для густонаселенного Та-Кем, в котором всегда недоставало пахотных земель. Как-никак в этой неширокой речной долине проживали восемь миллионов человек – двенадцатая часть всего земного человечества!
Поэтому правление Маат-ка-ра началось с восстановительных работ, и вскоре поглощенные пустыней земли были отвоеваны обратно. Озеро вернулось в прежние свои границы, на южном и северном его берегах, в кольце полей и рощ, расцветали древние города – Хененсу, Пи-Мут, Каза, Ит-Тауи, Нефер-Пиом, а на западном раскинулись обширные пастбища. Это было торжеством политики Семена: воины-ветераны, простые немху и новая знать получили угодья и усадьбы, кому сколько положено по заслугам и званию, и свершилось это без войн, без передела земель и ущемления родовитых хаке-хесепов. Эти земли раздавал Великий Дом, и потому молитвы за пер’о, что возносились людьми в святилищах, были вполне искренними. Так ли уж важно, что пер’о – женщина? Главное, что рука ее не скудеет! К тому же в торжественных случаях ее не отличить от мужчины: в богатых одеяниях, с короной и клафтом на голове, с привязанным футляром для бороды, с плетью и скипетром в руках она выглядела как положено – сыном, а не дочерью Гора.
Наступала эпоха новых свершений, и три из них были особенно дороги сердцу Семена. Во-первых, конечно, храм, для коего уже расчистили площадку под скалами цвета меди, напротив Ипет-сут, и приступили к закладке фундамента. Сюда свозился строительный материал, а в десятках городов и сотнях мастерских изготовляли украшения – статуи и кованые решетки, резные двери и эскизы росписей, светильники, курительницы и жаровни, сосуды для благовоний и сундуки, в которых хранятся священные облачения. Собственно, ради этих финтифлюшек и прибабахов Семен и отправился на озерные берега, ибо здесь, в городе Пи-Мут, с особым искусством производили глазурованные плитки различных цветов, с рисунками и без оных, и хотелось ему убедиться, что местные мастера сумеют придать им серебристый и золотистый оттенки. Такими плитками предполагалось выложить пол в главном зале, сэкономив драгоценный металл и обеспечив большую долговечность напольного покрытия.
Но, добравшись до Пи-Мута, мог ли он пренебречь Хененсу, который лежал всего в пятнадцати километрах западнее? А от Хененсу было всего километров двадцать до пастбищ и лугов, где жили Шедау, Тотнахт и другие пантеры. Мог ли он не навестить их? Разумеется, нет; и Семен отправился к ним нежданным, но драгоценным гостем. Прибыл он вчерашним вечером, вместе с Ако, Техенной и То-Мери, с писцами и трубачами, глашатаями и слугами, носильщиками и погонщиками ослов; всего при нем ошивалось семнадцать бездельников, и эта свита была весьма скромной для знатного вельможи.
Помимо храма, второй его заботой была экспедиция в Пунт, в легендарные земли за Африканским Рогом, которые не посещались уже несколько столетий. Дорогу туда, однако, не позабыли – описание пути хранилось в государственном архиве, и там же имелись сведения о сокровищах Пунта – о золоте и серебре, слоновой кости и благовониях, невиданных в Та-Кем животных и деревьях. Деревьями Меруити желала украсить сад, что создавали у подножия храма, а история экспедиции должна была запечатлеться на стенах святилища – в виде живописных фресок, повествующих о славном и дальнем походе. Этот поход готовили многие – Сенмут и Нехси, царский казначей, Инени и ваятель Джхути, тогда как Семен их вдохновлял и помогал советами. Разумеется, не из-за деревьев, не ради золота и даже не потому, что было у него намерение лично прогуляться в Пунт – он помнил, что такая экспедиция свершилась и стала великим деянием, возвеличившим царицу. К тому же дремала в нем еще одна, тайная мысль. Для похода строились особые корабли, прочные и вместительные, каких в Та-Кем до этих пор не знали, и думал он, что вдруг пригодятся эти суда – или новые, сделанные по их подобию. Время шло, век Тутмоса-завоевателя близился,
