знал — когда отец душеприказчик, Эмилия имеет с этого один процент.
И, повернувшись к фру Маддерсон, она спросила:
— А вы сколько?
Фру Маддерсон улыбнулась:
— Фрекен Люси такая шутница.
— Ну а ты-то что имеешь? — спросил Вилли, обращаясь к кузине.
— А я — ключ от входной двери,— смеясь, ответила Люси.
Адвокат Скоу всех заглушил, сражаясь со статским
советником, утверждавшим, будто невозможно отрицать, что смертность в новых домах чересчур велика.
— Это опровергается статистикой,— крикнул господин Скоу.— А вы говорите так потому, что начитались газет, которые вечно суют свой нос, куда их не просят.
— И получают свое угощенье,— сказал адвокат Майер.
— А если приходится пользоваться дешевым материалом,— продолжал Скоу,— тому виною лишь жалованье рабочих. Пора бы всем капиталовладельцам сообща ополчиться на эти профессиональные союзы.
— Или же,— господин Скоу обратился вдруг к господину Аску,— что вы думаете об этой проклятой социал-демократии, которая портит нам конъюнктуру чуть ли не,наполовину?
Вильям Аск ответил:
— Я ничего не думаю. Это, надо полагать, тоже партия— с лидерами, желающими иметь место за общим столом.
Фру Лунд, которая очень разрумянилась, продолжая говорить о епископе, сказала:
— И это бы еще куда ни шло, кабы вдова нашего предшественника не сидела у нас на шее. О, господи, я, кажется, способна ее задушить.
Фрекен Сайер, играя глазами, сидела посреди этого шума. В своей кашмирской шали, с плотно сжатым морщинистым ртом, она походила на престарелую Сивиллу.
— Ах, как чудесно,— воскликнула она,— когда вокруг тебя жизнь бьет ключом!
Она водила по столу беспокойными пальцами, будто руны царапала на камчатной скатерти.
Фру Белла Скоу беседовала с Вильямом Аском, лицо которого хранило вежливо-печальное выражение.
— Да, у меня прелестный будуар,— сказала она.— Ведь хочется иметь в доме уголок, принадлежащий тебе и больше никому. По крайней мере, я порою чувствую потребность побыть в комнате, где нет телефона.
Вильям Аск возразил:
— Есть, однако, люди, которые жить не могут без этого трезвона.
Фру Белла слабо улыбнулась.
— Да, верно,— сказала она.— Но когда читаешь, это страшно раздражает.
— Я знаю,— ответил Вильям,— вы относитесь к числу редких у нас людей, покупающих книги.
Лицо фру Беллы не изменило своего выражения:
— Мертвецы мертвецам лучшая компания,— сказала ома. И, возможно, желая себя остановить, она добавила:
— Почему это сегодня не видно чудесных вазочек на серебряных ножках?
Фру фон Хан услышала ее вопрос и бросила острый взгляд через стол.
— Виктория,— сказала она,— да ты же купила новые вазы!
Фрекен Сайер усмехнулась!
— Да, старинные вещицы припрятаны. Эта роскошь, моя девочка, не должна больше биться, покуда я жива.
Фрекен Хольм, которую занимал разговором Вилли, чьи серо-голубые глаза были красноречивее слов, внезапно подняла свой взор.
— Куда вы смотрите, фрекен? — спросил Вилли.
— Я смотрела на вашу тетушку,— ответила фрекен Хольм.
— Мне, ей-богу, кажется, старуха оживает, как только родня начинает вздорить,— сказал Вилли.
Фрекен Люси Майер рассуждала о литературе и о женщинах-писательницах:
— Я нахожу, что у них больше смелости, чем у мужчин.
Вилли, очень мягкие губы которого слегка изогну-, лись, бросил взгляд на Люси.
— Что ты понимаешь под смелостью? — спросил он.
— А тебе не терпится узнать! — И безо всякого смысла она добавила:
— Вилли вообще считает, что достаточно быть красивым.
— Ошибаешься,— возразил ее кузен,— я, к сожалению, считаю, что достаточно быть хорошо одетым.
Фру Маддерсон сказала, засмеявшись:
— А мне от этих дамских романов всегда не по се-бе делается.
— Что же так, фру? — спросил Вилли.
— Но, боже мой, господин Вилли,— сказала фру Маддерсон,— теперь мы никогда не можем быть спокой-ны за наши маленькие интимные тайны,
Они продолжали говорить о литературе, пока Вилли не спросил господина Аска;
— Вы когда-нибудь видели женщину?
— Да,— и Вильям улыбнулся,— случалось.
— А я так никогда,— сказал Вилли,— подозреваю, что они давно уже все на кладбище.
Разговор о литературе разросся и коснулся театра.
Фру фон Хан заявила, что скоро ни за что нельзя будет ручаться, какой спектакль ни возьми.
— Я свою Августу в Королевский театр — и то лишь на Хейберга посылаю да на балеты.
— Да,— сказала фрекен Оттилия,— Бурнонвиль всегда останется Бурнонвилем. Что может быть прекраснее «Свадебного поезда в Хардангере»!
Фрекен Оттилия понизила голос:
— Ах, если бы посмотреть «Свадьбу в Хардангере» вместе с покойным!
Чиновник Сайер держался того мнения, что эти господа пишут совершенно беспардонно:
— Вообще не знаешь, можно ли еще предъявлять им хоть какие-то нравственные требования.
А господин Скоу, оттопырив губы, сказал:
— Литература существует для моей жены. Но оплата счетов за тома в кожаных переплетах лежит на мне.
Статский советник, повернувшись к фру Белле, поднял свою рюмку:
— Все же современная литература, пожалуй, и пользу приносит. Она порою готовит к тому, что нас ожидает в этой жизни.
Лакей поставил тарелочки для мороженого, и фру фон Хан шепнула своей дочери:
— Августа, тарелки-то уже не китайские.
Фрекен Августа фон Хан не слышала. Занятый сер вировкой лакей не без труда преодолел ее упруго отведенное назад плечо.
Фрекен Минна Хаух, сказавши, что такого танцора, как Шарф, никогда уже больше не будет, приняла затем участие в литературных дебатах:
— А этого Й.-П. Якобсена нынче чуть не в каждом доме встретишь — на конфирмацию.
— Действительно,— сказала фрекен Оттилия,— да мы и сами его дарили. Два томика — уж очень подходящий к случаю презент.
Адвокат Майер перегнулся через стол к господину Аску:
— Не так-то просто вести разговор о книгах в присутствии уважаемого писателя.
Вильям слегка выпятил губы:
— Я, господин адвокат, никогда не беру с собой в общество собственных сочинений.
— Ах, господин Аск,— воскликнула фру Маддерсон,— а я как раз недавно читала господину адвокату одну из ваших книг. Ведь мы всегда читаем вслух от восьми до десяти.
