Чиновник Сайер высказал предположение, что обычай читать вслух по вполне понятным причинам уже не в ходу в настоящих семьях.
— Невозможно же, в самом деле, опускать чуть не половину всех страниц,— сказал он.
Но фру Лунд воскликнула:
— А мне все равно. Ничему я так не радуюсь, как новым книжкам. В пасторской усадьбе, дети мои, как наслушаешься песнопений паствы — поневоле заскучаешь по чем-нибудь этаком.
И она принялась со всеми подробностями пересказывать какой-то весьма безнравственный роман.
Фрекен Сайер слушала, покачивая головою и приложив руку к уху.
— Боже мой, тетя Вик,— сказала фрекен Люси,— кто же не знает, что в книгах у каждого мужчины по три жены.
— Что там говорит Люси? — спросила фрекен Сайер, нагнувшись над столом.
— Или же у каждой женщины по три мужа,— крикнула фрекен Люси.
Фрекен Сайер засмеялась так, что бульканье разнеслось по всей комнате.
— Бойкое дитя,— сказала она.— Вот, господин статский советник, такие девчонки жизнь живут — будто в вальсе кружат.
Фрекен Августа фон Хан изобразила улыбку семнадцатилетней инженю на своем тридцатидвухлетнем лице.
— Не знай мы тебя, милая тетя Виктория, можно бы подумать, ты хочешь нас всех развратить.
— Только не тебя, дорогая Августа,— ответила тетя Виктория, пожалуй, чуть суховато.
Адвокат Майер, которому кровь бросилась в лицо, сказал:
— Да, дома мои дочери не могут научиться подобным вещам.
Адвокат Скоу громко расхохотался.
— Разве ты не присутствуешь при чтении вслух, Люси? — спросил он.
— Нет,— ответила Люси,— я читаю в постели.
— А я читаю лишь книги из Будапешта,— сказал Вилли.
Чиновник Сайер вдруг весьма резко перевел разговор через Будапешт на вояжи, турне и поездки на курорт. Но фру Маддерсон, прицепившись к книгам из Пешта, воскликнула:
— И они ведь с иллюстрациями!
Фрекен Сайер тоже подала голос, крикнув:
— На каком же они языке?
Фру фон Хан, поддержавшая разговор о путешествиях, находила, что Франценсбад — прелестное местечко, а фрекен Оттилия Хаух сказала, залившись пунцовым румянцем от собственных слов:
— Да, я ведь бывала там каждое лето, пока он был жив.
Фрекен Минна торопливо вставила — и тоже вдруг покраснела:
— Мы и в позапрошлом году туда ездили.
Лакей подал мороженое. Оно имело форму огромной курицы, прикрывшей распростертыми крыльями своих цыплят.
Послышались восторженные возгласы.
— Как она вся переливается! — сказала фрекен Минна.
— Да это, ей-богу, первокласснейший пломбир! — произнес господин Скоу.
— Перышки-то — все до единого видны,— сказала фру Маддерсон.
Но смешливый голос фру Лунд прозвучал звонче всех:
— Тетя Вик, тетя Вик, у меня уже слюнки текут, я так и чувствую на языке его вкус.
Тем временем фру фон Хан, взявшаяся резать, с такою горячностью вонзила в курицу ложку, что отхватила одним махом целое крыло.
Но тут господин адвокат Майер поднялся с места и постучал по своей рюмке.
— Душеприказчик будет речь держать,— полушепотом сказал господин Скоу.
Лицо фрекен Сайер разом оживилось, и в глазах» обращенных на друга Майера, появился блеск — со стальным отливом.
Господин Майер,— по тому, как он стоял, было видно, что круглая спина относится к числу фамильных черт,— сказал, что, как ему прекрасно известно, тетя Виктория не любит речей, тем более речей в свою честь.
— Но когда у тебя родится мысль,— сказал господин Майер,— то невольно делаешься... ну, что ли... ее рабом. Впрочем, я отнюдь и не намерен произносить речь. Я хотел бы,— и адвокат указал своей слегка скрюченной правой рукой на мороженое,— лишь обратить ваше внимание на этот образ, и все поймут меня без слов. Спасибо тебе, тетя Виктория.
Господин Майер постоял еще мгновение, растроганно склонив голову перед образом и своею мыслью, между тем как фру Лунд и фру Маддерсон вскочили и бросились к фрекен Сайер, которая кивала головою.
— Ну, спасибо, спасибо,— говорила она всем, кто с нею чокался,— старая тетка старается, как может, прикрыть вас своим крылом.
— Ах! Господин адвокат всегда так символично выражается,— сказала фру Маддерсон.
Все стали чокаться, рюмки звенели. Вилли и девицы стучали в такт ложками по тарелкам. А фру фон Хан прошипела чиновнику Сайеру:
— А ты уж не мог ничего сказать! Всегда только Майер да Майер!
Фрекен Сайер сидела, переводя взгляд с одного на другого, пока они рассаживались по местам.
— Ну вот, мои милые,— сказала она,— а теперь вы эту курицу забьете.
Она сделала знак фрекен Хольм и тихо сказала ей что-то.
Фру Лунд энергично всадила в курицу ложку:
— Батюшки, а она треснула!
— Ах,— воскликнула фру Маддерсон,— разрушать такую красоту!
Фру Лунд, завладевшая половиной куриной грудки, сказала:
— Боже, я, честное слово, не нарочно. Птица-то внутри пустая.
— Угу,— сказала фрекен Сайер, глаза которой по-прежнему впивались по очереди в сидевших за столом, подобно глазам гада,— внутри ничего нет. Съели — и конец.
— Да уж,— сказала фру фон Хан.
Приходящая прислуга Иенсен, у которой поверх многочисленных юбок был надет чудовищный белый передник с кружевными прошивками, внесла три ведерка со льдом, из которых торчали серебряные горлышки шампанского.
Возник всеобщий переполох. Все молодые захлопали в ладоши. У господина Майера лицо сделалось каменное, как маска, а фру Маддерсон, которая было радостно заулыбалась и вместе с молодыми забила в ладоши, внезапно окаменела с точно таким выражением лица, как у господина адвоката.
Фру фон Хан посерела.
— Настоящая попойка,— сказала она, не сумев унять дрожь своего голоса,— можно подумать, Виктория, мы поминки справляем.
— Неужели, Терезочка,— ответила фрекен.
Чиновник Сайер барабанил по столу всеми десятью
пальцами. А фру Лунд сказала:
— О, ничто так не освежает, как шампанское. У нас-то оно всего раз было — как первенького крестили.
Фрекен Люси заметила вполголоса:
— А, плевать, лишь бы нам было весело, пока она жива.
Фрекен Сайер вдруг стала совершенно спокойна. Она сидела, вытянув голову, как будто для того, чтобы было удобней переводить взгляд с одного лица на другое, и со своими десятью растопыренными пальцами, покоившимися на столе, походила на огромного паука, который ткет свою паутину.
— Шампанское ведь не может долго храниться,— сказала она.
Господин Скоу тихо спросил, пока лакей наполнял его бокал:
— Что это за марка?