— Не часть, а целое! — вцепился Бегадыр в брошенную к его ногам ниточку разговора. — Я и говорю: замыслы султана Мурада подобны грандиозным замыслам султана Баязида. Когда-то король венгров Сигизмунд прислал ко двору Баязида своего посла с требованием дать ответ: по какому праву султан захватил Болгарию? Баязид повел посла в свою оружейную палату и, показывая на оружие, сказал: 'Христианин! Ты хочешь знать мои права! Вот они. Исчисли их. Узнай также и о моих намерениях. Я завоюю Венгрию, овладею немецкой землею, повлеку за победной моей колесницей греческого императора. Рим увидит меня в стенах своих. Я велю принести корм для коня моего в алтарь святого Петра'.
Жузеф молчал. Он осуждал хана: не дело ханов — много говорить.
Хан Бегадыр осунулся. Все его мысли о войне. Промедлишь — потеряешь престол, пойдешь на войну — станешь посмешищем. Хан Бегадыр знал: мурзы и беи не хотят идти под Азов. Под Азовом их ждет настоящая война, платить за нее придется жизнями — казаки вполсилы не воюют.
Однажды рано утром хан, как всегда, пришел к любимому фонтану, имевшему форму лотоса. Загляделся на желтые опавшие листья.
— Я давно тебя жду здесь, хан! — раздался голос.
Бегадыр Гирей вздрогнул, поднял глаза. По другую сторону фонтана, за кисеей воды, стоял белый старик в белой чалме.
— Я пришел сказать тебе, хан, — не помышляй о войне. Цари на войне не умирают — умирают их воины, но я говорю тебе: ты умрешь сразу после похода. Подумай, что дороже — жизнь или сомнительная слава победителя.
Бегадыр был поэт, мистика его не пугала. Он спросил старика:
— Я хочу знать, кто ты, ибо хочу наградить тебя. Ты подал мне мысль, и сегодня я создам лучшие свои стихи.
— Меня зовут Караходжа. Я говорю тебе это не ради награды — моя награда на небе, — я говорю тебе это, чтобы ты помнил: ты умрешь сразу после похода.
— Караходжа? — Бегадыр никак не мог вспомнить, но где-то он уже слышал подобное имя.
Бегадыр Гирей закрыл глаза, ожидая, что, когда он откроет их, привидение исчезнет.
Зашелестели опавшие листья. Хан открыл глаза — старик и вправду исчез. Но листья-то шелестели! Значит, старик не испарился, а ушел. И все-таки хан не позвал стражу. Ему хотелось хоть раз в жизни перед самим собой не струсить.
Спохватился: поэт помешал правителю — надо было задержать старика. Кто его подослал с угрозами: Ширин-бей, Култуш-бей или, быть может, Урак-мурза?
В Диване стояла духота. Окна были закрыты — не унесло бы ветром какую тайну.
Зачитали фирман султана Мурада IV с требованием идти походом на Азов.
Хан сидел на возвышении. У ног его на одеялах — братья. Прочие члены Дивана стояли.
Хан Бегадыр положил правую руку на книгу закона, левую на тарак, герб. Герб представлял собой гребень померанцевого цвета в четырехугольной раме. Над гребнем, уходя внутрь рамы, — сияние. Рама являлась символом комнаты, в которой пребывала божественная Аланка. Сияние — божественный посетитель Аланки, от которого она зачала трех сыновей. Один из этих сыновей и явился основателем рода Чингизов.
Плечи хана Бегадыра согнулись под тяжестью власти. Вопрос, который он задал Дивану, был заучен наизусть и продуман в одиночестве, втайне от советников.
— Если бы московский царь дал бы мне, хану Бегадыру, свое царское слово не посылать казакам под Азов запасов и если бы московский царь дал бы нам две казны, могли бы мы не спрашивать у него Азова и войною на земли его не ходить?
В вопросе хана столько ловушек, что Диван затаился: стало слышно, как за окном в поисках лазейки звенит оса.
Диван молчал, но молчать долго тоже опасно.
— Если мы теперь же не отберем у казаков Азова, — сказал Маметша-ага, — пропадет все Крымское царство! Казаки метят захватить Керчь, Тамань, Темрюк. Хан, веди нас в поход!
'На этого можно положиться', — думает Бегадыр Гирей.
Мурзы не прочь поговорить о необходимости войны и, поговорив, наперебой убеждают хана в том, с чего он начал: взять с московского царя две казны. Азовскую твердыню без турецкого войска все равно не захватить. А когда султан пришлет свое войско, тогда можно договор с Москвой нарушить, 'ибо государь исламитский может заключать мир с неверными только в том случае, когда мир этот приносит пользу мусульманам. Такой мир может считаться законным'. Магомет, да благословит его бог, в шестой год хиджры заключил с неверными мир, который должен был продолжаться шесть лет, однако он почел за благо в следующем же году разорвать мирные связи, напал на неверных и овладел Меккой. Его величество, наместник бога на земле, не может ничего лучше сделать, как подражать сунне.
Опомнитесь, правоверные! — возмутился Маметша-ага. — Подумайте, какой торг вы затеваете! Две казны за Азов? А может быть, за весь Крым? Азов — щит всему Крымскому царству. Если мы будем выжидать, русский царь уверует в силу казаков и придет им на помощь. С отпадением Азова мы потеряем треть государства. А если русский царь догадается поставить город в устье Донца, тогда и до Перекопа рукой подать. В Перекопе укрепления худы. Стены низки, во многих местах совершенно развалились. Крепостей в городе нет. Если русские пойдут на Перекоп, Перекоп падет. Падет Перекоп — не удержать и Бахчисарая. Турки нам не помогут — у них до себя теперь дело: как бы от персов отбиться. Государь! Я умоляю тебя не слушать голосов, которые зовут уклониться от ратных дел. Я призываю тебя идти на Азов и взять его!
Хан Бегадыр слушал всех, не перебивая. И вдруг спросил:
— А что скажет нам опытный в государственных делах Урак-мурза? Кому, как не князю Петру Урусову, знать урусов?
Урак-мурза побледнел: он был не готов к ответу и сказал то, что думал, а не то, что нужно было сказать:
— Государь, если мы и придем со всем нашим войском под Азов, Азову мы ничего не сделаем. Если, государь, ты хочешь получить город — ступай на Русь. Походишь по русским украйнам осень-другую, и русские без боя отдадут Азов в казну турецкого султана. Поверь мне, ибо я действительно ведаю московский обычай. Я вырос в Москве.
Хан Бегадыр вскочил, закричал страшно:
— Все вы меня обманываете! Все, кроме Маметши-ага. Вы подаете советы, которые сулят мне гибель. Я помню, как погиб Инайет Гирей! Я помню и других крымских ханов, погибших от неповиновения воле турецких султанов. Правы те, кто хочет взять у русских две казны за то, чтоб мы не шли под Азов. Эти две казны мы получили бы ни за что, ибо мы не в силах взять город. Может быть, и прав князь Урусов, когда он зовет меня воевать русские украйны, чтобы получить Азов без боя, но это мой путь в пекло Иблиса. Султан хочет быть в мире с московским царем. Волей падишаха нам велено идти под Азов, и я туда пойду и поведу вас! Пусть мы все там пропадем, но воля султана священна.
Погибнуть ради благополучия хана, конечно, высокая честь, только беи, мурзы и муллы отказывали себе в подвиге. Ханы менялись слишком часто, и надо было думать о сохранении своего рода.
Хан Бегадыр от ярости брызжет слюной, что ж, надо с ним во всем согласиться. В Керчи стоят сорок тяжелых турецких кораблей. Лучше не спорить. Выступить в поход — это еще не значит дойти до места.
Маметша-ага зыркал глазищами по лицам беев, мурз, мулл, но все были уже согласны с ханом. Все были готовы идти под Азов хоть завтра же. На дворе поздняя осень, почти зима, в степи голод. Выступить теперь в поход — значит погубить лошадей, и только по этой, а не по какой-то другой причине поход придется отложить до весны.
— Мурад IV должен знать — мы верные его слуги, — сказал хан Бегадыр. — Мы выступаем под Азов завтра же!
И вспомнил белого старика: 'Значит, я умру сразу после этого похода? Почему я не схватил этого мерзавца?'
— В поход! — крикнул хан Бегадыр, и лицо его стало таким красным, что из ушей только чудом не
