господствовать над миром и двигать время вперед, ибо оно служит нашей священной миссии', 'все японцы - дети императора и рождены, чтобы умереть за него', 'мы водрузим знамя Восходящего Солнца над Уралом' и прочая стихотворная смесь, воспевающая солдатские доблести, агрессивные устремления и боевой дух японской армии, и тут же - сентиментальные обращения к матери и невесте. Читал я и думал: до чего же они далеки по расстоянию, но близки по содержанию солдатские дневники гитлеровских и японских вояк. Только и разницы, что там 'водружали' знамя над Москвой и с умилением вспоминали домашнюю канарейку, здесь - знамя над Уралом и цветок вишни.
Военно-полицейский режим, установленный Квантунской армией в Маньчжурии, был копией с тех давних времен, когда побежденные обращались в рабство со всеми вытекающими отсюда последствиями. Естественна и реакция местного китайского населения - глухая ненависть к поработителям, которая вырвалась наружу в августе сорок пятого, как только японские вооруженные силы стали разваливаться под нашими ударами. Японский военный врач сетовал на допросе на 'нехорошее' отношение китайцев к японцам (его, кстати сказать бросившего порученных ему раненых, схватили и передали советским бойцам китайские крестьяне). Врача спросили:
- Вы знали, что китайцам было запрещено есть рис под угрозой смертной казни?
- Нет, я не знал.
- Вы знали, что за мелкие нарушения оккупационного режима китайца не отдавали под суд, а отводили в полицейский участок, где затравливали специально обученными собаками?
Нет, и этого он не знал. Характерная деталь: на допросе военный врач не мог назвать премьер-министра и министра иностранных дел Японии, зато назвал всех особ императорской фамилии, даты их рождения, бракосочетания и т. д. 'Мы, военные, не занимаемся политикой', - пояснил он.
Ненависть китайцев, особенно крестьян, в первую очередь обрушилась на японских колонистов, которые жили в сельской местности своими поселками и в распоряжение которых отошли лучшие земли. Это были своего рода военные поселения, каждый японец-колонист приписывался к ближайшей воинской части. У них имелись свои магазины, вход в которые китайцам был воспрещен под страхом немедленной, прямо на месте, расправы. Но, как говорится, знает кошка, чье мясо съела. И, когда японская армия стала поспешно отступать, колонисты бросили насиженные места и с женами, детьми, стариками и старухами пошли по дорогам, догоняя своих солдат. А навстречу этим толпам спешили толпы китайских крестьян, вооруженных дрекольем, косами и топорами. И мы, хотя и отлично понимали закономерность этой клокочущей ненависти к оккупантам, были вынуждены принять меры к охране безоружных беженцев.
Я несколько отвлекся от описания боевых действий, но, думаю, это отступление необходимо. Оно в какой-то степени характеризует обстановку в Маньчжурии и поясняет повсеместное ликование китайского населения, которое от мала до велика выходило нам навстречу с красными флагами и флажками на всем пути от границы до города Харбина, встречая и провожая воинские части тысячеголосым хором здравиц в честь освободителей...
Успешная ликвидация японских погранзастав позволила коменданту 112-го УРа полковнику Котову к пяти утра ввести в бой передовые отряды на всем почти 60-километровом фронте. Каждый отряд состоял из одного-двух пулеметных взводов{20-40 бойцов, 4-8 пулеметов), а всего было четыре таких отряда. Конечно, силы очень маленькие, но действовали они отважно и решительно. Один отряд, пройдя за деревню Сяочжань, преодолел противотанковый ров, оседлал перекресток дорог и завязал бей с японцами, занимавшими оборону в Цзомутайском узле сопротивления, два других перешли Китайский хребет, овладели горой Хэбэй-Шань, в непосредственной близости от Наньшаньского узла сопротивления. Когда генерал Максимов доложил мне об этом продвижении, о том, что успехи передовых отрядов создали предпосылки для атаки на японские укрепления, я даже переспросил его, не заблудились ли эти маленькие группы в горах, не приняли ли они желаемое за действительное. Да и не сразу решил, что делать дальше. Ведь задачу, поставленную перед всей группой войск Максимова, - овладеть приграничными высотами - выполнила и перевыполнила горстка храбрецов из передовых отрядов. Быть последовательным - значило выдвинуть на высоты главные силы 112-го и 6-го укрепрайонов и создать там прочную оборону для прикрытия нашей ударной группы. Так мы планировали, но...
- Противник в растерянности, - говорил мне по телефону генерал Максимов. Надо использовать это. Ворвемся в Мишаньский укрепрайон.
- А не сорветесь?
- Нет! Уверен! - ответил мне Александр Михайлович.
- Хорошо. Позвоню через час, - сказал я и положил трубку.
Нет, ситуация складывалась не из самых трудных, но подумать над ней стоило. И посоветоваться с подчиненными. Благо они рядом - и разведчик Шиошвили, и начальник оперативного отдела Турантаев. Склонились мы над картой Мишаньского укрепрайона - в глазах пестрит от множества дотов, дзотов, артиллерийских позиций, противотанковых рвов и проволочных заграждений. А на подступах к ним, растянутые на огромном фронте, с многокилометровыми промежутками, - скупые красные скобочки со стрелками. Это пять батальонов Максимова, их положение на сегодняшний день и час. Шутка ли сказать - по 15-16 км на батальон, на 400-500 бойцов!
- Что скажешь, Владимир Владимирович?
- Скажу, что надо прощупать мишаньское направление как следует. Не только передовыми взводами, - ответил полковник Турантаев.
- Все разведданные в нашу пользу, - подтвердил полковник Шиошвили. - Пока не видно, чтобы японцы перебрасывали в укрепрайон дополнительные силы.
Обговорив некоторые детали обстановки, сложившейся и в группе Максимова, и на главном направлении, в полосе 59-го и 26-го корпусов, я связался с Максимовым, приказал наступать всеми силами. Его батальоны двинулись к переднему краю Мишаньского УРа.
Принятое решение было бы неправильно сводить только к этим утренним часам 9 августа, к успешным действиям передовых отрядов. Обстановка на любом, даже очень ограниченном участке фронта всегда в большей или меньшей мере связана с общей обстановкой. О том, что происходило в эти часы в полосе ударной группировки армии, скажу позже. В целом начало прорыва складывалось благоприятно. Но дело не только в этом. Такой громадный укрепленный район, как Мишаньский, требовал для своей защиты солидного количества войск, в том числе и пехоты. Однако данные, которыми мы располагали, свидетельствовали, что в течение июля - начала августа командование Квантунской армии, проводя различные подготовительные мероприятия, не насыщало этот район войсками. Почему? Такой вопрос встал перед нами задолго до наступления. Может, противник рассчитывал на хорошие коммуникации, по которым мог быстро перебросить дивизии в УР со второго и третьего рубежей обороны. А может, решил заранее оборонять УР ограниченными силами, проще говоря, пожертвовать ими, чтобы с помощью всей этой массы долговременных огневых точек нанести нам большие потери. В общем, думать за противника - работа трудоемкая, но необходимая. Хотя полный ответ на все возникающие вопросы получаешь обычно позже, чем требуется, - уже в ходе боя или после него.
К вечеру 9 августа группа Максимова вела бои на переднем крае Мишаньского укрепрайона, а на некоторых участках прорвалась и за передний край. Японцы, засевшие в дотах и дзотах, сопротивлялись до конца и, даже будучи окруженными, огнем отвечали на предложение сдаться. Тем не менее наши батальоны продолжали успешное наступление. К исходу дня 112-й укрепрайон полковника Д. С. Котова (75, 409 и 97-й пулеметные батальоны) продвинулся в глубь обороны противника от 1,5 до 9 км, а действовавший левее 6-й полевой укрепрайон полковника Н. Н. Шегидевича (7-й и 9-й артиллерийско-пулеметные батальоны) - от 6 до 9 км. Более трудным, но в то же время и более перспективным для углубления прорыва выглядел участок полковника Котова. Подчеркиваю: для прорыва! Подводя итоги первого дня наступлений на мишаньском направлении, штаб армии удостоверился, что принятое утром решение активизировать действия группы Максимова принесло хороший результат. Теперь уже можно и должно нацелить батальоны на прорыв укрепрайона, на выход к рокадной дороге Мишань - Мулин и далее, к нижнему течению реки Мулинхэ. В ночь на 10 августа группа генерала Максимова получила приказ 'выйти на рубеж Эрженбай, Цзомутай, Баньцзыхэ, Салянцзы, перерезать в указанных пунктах железную и шоссейную дороги и прочно удерживать их за собой'{28}. Другими словами, это означало, что группа Максимова своим центром должна была овладеть Цзомутайским и Наньшаньским узлами сопротивления, одновременно Я обходя справа Дадинцзыский, а слева Сыпайский узлы сопротивления.
С утра 10 августа батальоны Максимова, поддержанные метким огнем минометчиков 451-го и противотанкистов 1630-го полков, продолжили штурм Мишаньского укрепрайона. Особенно напряженными были бои за Дадинцзыский узел, на участке наступления 75-го пулеметного батальона капитана В. Н. Шевченко. Это кратчайшее направление на Мишань противник прикрыл мощной обороной. Четыре опорных пункта на господствующих высотах насчитывали 18 дотов и множество пулеметных дзотов. Однако имелся в этой системе и более слабый пункт. Западнее холмистой гряды местность переходила в равнину, по которой, вдоль берега Мулинхэ, в обход опорных пунктов, можно было выйти на мишаньскую дорогу к населенному пункту Шибянтунь-5. Путь к нему преграждала высота 172,5. На ее северовосточных и юго-западных скатах имелось в общей сложности три дзота и один дот. Их
