обеспечена.
— Не сомневайтесь, господин советник, — заулыбался и Беленин, — мы сумеем правильно выстроить политику по отношению к вашей великой стране.
Гумилев отметил, что прекрасно владеющий русским Браун специально ввернул оборот «можете считать». Таким образом, он не пообещал Беленину поддержку, а лишь разрешил на нее надеяться.
— Сколько процентов вы намерены получить на выборах? — поинтересовался Кальмаров. — Пять, семь? Возможно, этого хватит, чтобы пройти в Думу, но парламентское большинство принадлежит «Единой России». Вы ничего не сможете сделать!
Беленин неприязненно посмотрел на чемпиона.
— Мы получили определенные гарантии, — сказал он, ткнув пальцем куда-то в потолок. — Осенью страну ждут социальные волнения, по сравнению с которыми забастовки в Пикалево покажутся пикником на лужайке. В этих условиях…
— В этих условиях русское быдло проголосует за коммунистов, — грубо прервал его Кальмаров. — А демократов начнут вешать на фонарях.
— При всем уважении, — поморщился Уткин, — колумнисту такой уважаемой газеты, как «Уолл-Стрит Джорнал», стоило бы выбирать более политкорректные выражения.
Шахматист метнул на Уткина свирепый взгляд, но тут в разговор вмешался политтехнолог:
— Разработанная нами компьютерная модель показывает, что в случае общественных волнений этой осенью значительная часть молодежи поддержит демократическую партию. При условии, конечно, что во главе этой партии будет стоять харизматичный и популярный лидер.
Коренастый, с бульдожьей физиономией, Беленин вряд ли подходил под это определение, но Гумилев прекрасно знал, что имиджмейкеры и телевизионщики способны сделать харизматическую личность даже из обезьяны.
— Многое, конечно, зависит от вас, господа, — политтехнолог обвел сидевших вокруг стола многозначительным взглядом. Андрею почему-то вспомнился Остап Бендер, собирающий деньги для «гиганта мысли и отца русской демократии» с деятелей старгородского подполья. — От нашей прессы мы ждем вдумчивой и последовательной информационной поддержки.
Уткин важно кивнул.
— Вы, Барри Кимович, как человек, близкий к определенным влиятельным кругам на Западе, могли бы замолвить словечко за новую демократическую партию в Бильдебергском клубе и «Бнай-Брит».
— Я, конечно, мог бы, — надменно проговорил шахматист, — однако что я с этого буду иметь? Возможно, если партия выдвинет мою кандидатуру на президентских выборах 2012 года…
— Вопрос о президентских выборах мы рассмотрим позднее, — уклонился от ответа политтехнолог. — Что же касается вас, уважаемый Андрей Львович, то ваша помощь могла бы стать поистине неоценимой…
— Когда я слышу слово «неоценимая», то понимаю, что к сумме, которую просят у меня обычно, будет пририсован еще один ноль, — сказал Гумилев.
Политтехнолог поморщился.
— Речь не о деньгах, Андрей Львович, или, во всяком случае, не только о них. Вы занимаетесь новейшими технологиями, в том числе и информационными. Для грядущей революции эти технологии так же необходимы, как, прошу прощения за столь грубую аналогию, типография «Правды» для большевистского переворота.
— Вы сказали — «революции»? — нахмурился Уткин. — Мне казалось, речь идет о мирном парламентском процессе.
— Понятие «революция» сейчас носит совсем иной смысл, нежели раньше, — снисходительно объяснил политтехнолог. — Возьмем хотя бы события на Украине в 2004 году или революцию маков в Киргизии. Кстати, сейчас наши американские друзья, — он слегка поклонился Брауну, — пробуют новую модель революции в переживающей экономический кризис Белоруссии — она называется «революция через социальную сеть». Молодежь организуется через интернет-сообщества, такие как «ВКонтакте», отдельные группы поддерживают между собой мобильную связь и могут очень оперативно сливаться в огромные толпы. Если эта технология оправдает себя в Минске, мы применим ее и здесь.
— И все-таки, — прервал его Гумилев, — чего вы хотите от меня?
— Помощи в организации социальных сетей и защиты каналов связи от репрессивных мер со стороны государства. Вероятно, в условиях социальных волнений правительство будет отключать оппозиционные сайты и усилит цензуру в Интернете. Специалисты вашей корпорации могли бы создать дублирующие сети и разработать методики борьбы с цензурой. Если оппозиционная молодежь будет вооружена новейшими технологиями, ни милиция, ни ФСБ ничего не смогут этому противопоставить.
— Очень неплохо зарекомендовала себя технология «Блэкберри», — мягко перебил политтехнолога Браун. — Знаете, что это такое?
Гумилев кивнул.
— Сеть элитных смартфонов для бизнесменов, заинтересованных в том, чтобы сохранять свои переговоры в тайне. Но в России эта технология запрещена.
— Полагаю, вам не составит труда создать российский аналог «Блэкберри». Назовите ее, скажем, «Черника». — Советник добродушно рассмеялся.
— Ну и, разумеется, финансовая поддержка тоже будет нелишней, — поспешил добавить Беленин. — Политика — дело дорогое, один я расходы на выборы не потяну. Надо будет всем ребятам скинуться. С Фрикманом и Пороховым-Куршавельским я уже говорил, они не против. Надо будет еще Кисина потрясти, а то как на первую строчку в списке «Форбс», так он тут как тут, а как на демократию отстегнуть, так его днем с огнем не сыщешь.
— А что же господин Абрамович? — поинтересовался советник.
Беленин замялся.
— Роман, боюсь, в этом деле участвовать не будет. Ему и так хорошо — сидит у себя в Лондоне, что ему о судьбах России думать?
— При необходимости, — серьезно сказал Браун, — мы сумеем убедить господина Абрамовича, что о судьбах России можно думать даже в Лондоне. Теперь я хотел бы кратко обрисовать позицию моей страны относительно ваших будущих выборов.
«Пожалуй, начинается самое интересное», — подумал Гумилев.
— Соединенные Штаты заинтересованы в том, чтобы Россия двигалась дальше по тому пути, который она сама избрала в 1991 году и с которого она, к сожалению, свернула после ухода Бориса Ельцина с поста президента. Поэтому мы хотели бы, чтобы партия, главой которой в скором времени станете вы, Михаил Борисович, не просто приняла бы участие в политической жизни страны, а стала бы базой для демократического кандидата на выборах 2012 года.
— Вот это правильно, — ввернул Кальмаров, преданно глядя на американца.
— Теперь о том, кто может стать таким кандидатом, — продолжал Браун, не обращая на шахматиста внимания. — Сейчас в вашем обществе самый больной вопрос — кто пойдет на выборы: Путин или Медведев, а может быть, и тот и другой сразу. Скажу без обиняков, господа: для Соединенных Штатов оба эти варианта неприемлемы.
— Как, — удивился Уткин, — даже Медведев? Он ведь либерал!
— Весьма умеренный, — отрезал советник. — Разумеется, если сравнивать его с Путиным, бывшим офицером КГБ, то Дмитрий Анатольевич более близок западному человеку. Во всяком случае, он не позволяет себе ностальгировать по временам Советского Союза, тогда как Путин показал свое истинное лицо, назвав распад СССР «величайшей геополитической катастрофой». Но этого, увы, мало. Медведев слишком уважает Путина, слишком тесно связан с ним… как это сказать правильно? Да, есть такое русское слово — духовность. Так вот, духовная связь между ними слишком сильна. Возможно, это хорошо для отношений между президентом и премьером, но для США — нет.
Он покрутил в руках бокал с виски.
— Да и эта модернизация, о которой постоянно говорит Медведев… Поймите: вам, русским, модернизация не нужна, более того, она может оказаться губительной для вашей страны. Любая попытка догнать и перегнать Запад обернется для России или неконтролируемым воровством, или огромной кровью,
