— Люди когда-нибудь воровали эти растения или убивали ради них?
— Да, я слышал об одном случае. Но человек, который мне это рассказывал, считал, что растения мифические.
— Человек, который выкрал их у Армандо?
— Да.
— Он тебе говорил, что они миф, до того, как украл их, или после?
— До.
И все же рискнул свободой, чтобы их украсть. Если бы его схватили, он попал бы в тюрьму. Поверь мне, никто не захочет в тюрьму, если можно этого избежать. Человек этот верил в реальную власть растений. По крайней мере, достаточно реальную, чтобы ради нее рискнуть свободой.
— А саговник? За какое желание отвечает он?
— Саговник доводит до конца все, что не завершил человек. Так было всегда. На моем языке его называют растением-вампиром. Это растение бессмертия, одно из самых древних, первых растений.
— Армандо думает, что люди стремятся к смерти.
— Я считаю, что, когда в детстве люди впервые осознают, что когда-нибудь умрут, смерть пугает их так сильно, что они стараются отогнать мысли о ней подальше и придумывают легенду, миф. Миф о бессмертии. Люди втайне верят, что могут жить вечно. Им не надо думать о том, как они относятся к смерти. Они просто не верят в нее.
— И я чуть было не убила растение бессмертия. Звучит прямо как оксюморон — мудрый тупица.
— Но ведь я пришел вовремя, и ты его не убила. И в этом вся сущность этого растения. Удача и вечность.
— Итак, я удачлива и оно удачливо.
— Да, тебя не застрелили, а его не растоптали.
— Глоксиния?
— Глоксиния — цветок любви с первого взгляда, поэтому оно прекрасно подходит человеческому существу.
— Как так?
— Человек — особый вид. Нам не нравится работать над любовью. Мы верим, что любовь настоящая, если она застигает нас врасплох, как внезапная болезнь. Как грипп. Когда люди влюбляются постепенно, они всегда сомневаются. Глоксиния приносит любовь с первого взгляда. Именно так предпочитают влюбляться люди.
— Откуда ты знаешь, какие растения входят в число девяти? Я полагала, что найти их невозможно. Растения сами должны найти человека.
— Это верно для большинства людей. Но у меня есть большое преимущество. Армандо. Он хранитель девяти растений.
— А остальные семь растений как называются?
— Давай-ка выкопаем эти два первых и пойдем, пока не стемнело. Нелегко ходить в джунглях по ночам.
— Не вижу никакой разницы между ночью и днем. — Я покосилась на темный лес.
Диего склонился, чтобы выкопать глоксинию. Глядя на него, на то, как он стоит на коленях, я почувствовала необъяснимое, почти неподвластное мне сильное желание прикоснуться к нему. Стоя в некотором отдалении, я наблюдала, как он то копает, то очищает и потихоньку вытягивает корни из земли. Он был полностью поглощен своим занятием и едва ли помнил, что я стою рядом.
В принципе я практически всегда способна себя контролировать и поэтому не могла понять, что мне делать с этим своим порывом. Я обдумывала способы, как его соблазнить, привлечь его внимание без того, чтобы прикоснуться к нему, подойдя поближе.
— Тебе нравится лунный цветок? Сегодня утром я успела увидеть, как его цветы сворачивались при первых лучах света.
Он перестал копать:
— Далеко?
— Не слишком. Может, в десяти минутах ходьбы обратно к пляжу.
— Пойди и срежь черенок, но делай это аккуратно. Не режь лозу, только черенок
Я хотела совсем не этого.
— Я не хочу идти туда одна. Мы будем в дороге всю ночь. Утром найдем другую лозу.
— Лунный цветок — тоже одно из девяти растений. Он позволил тебе увидеть себя до того, как закрылся. Он ждал тебя, чтобы показаться. Доверился тебе. Ты должна пойти и взять его. Никакого другого лунного цветка, только тот самый.
— Ладно. Ради бога. Я добуду лунный цветок. Тот самый.
— Ты не поняла. До сих пор у тебя все складывается фантастически удачно. У тебя есть два растения из девяти, а скоро будет еще и прекрасный лунный цветок, тот самый, что приносит детей, покровительствует деторождению и плодородию, самое женственное из всех растений. Тебе повезло, что Армандо послал меня за тобой. Любой другой, видя, на что ты способна, держал бы тебя здесь, в джунглях, и только бы следил за тобой. Иди за лунным цветком, и будем выбираться отсюда.
Он посмотрел на меня бархатистыми мягкими глазами, и это меня смутило. Они одновременно говорили да и нет. Я смотрела на него и вдруг почувствовала к нему такое влечение, что мне совершенно необходимо было его коснуться прямо здесь и сейчас. Я не могла остановиться. Подошла к нему, но он вытянул руку, чтобы остановить меня.
— Нет. Ты нашла два очень могущественных растения. Растение любви с первого взгляда и лунный цветок. Они толкают тебя ко мне, и временами это влечение будет сильным, возможно непреодолимым. Тебе надо бороться с ним, помни, что ты меня совсем не знаешь.
— Я не хочу тебя знать, я хочу прикоснуться к тебе.
Мои собственные слова показались мне по меньшей мере странноватыми. Я замолчала и постаралась ради Диего взять себя в руки.
Он даже не пытался мне помочь.
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, это идет из твоего подсознания. — Он поместил руку в воздухе где-то над моей головой. — Ты чувствуешь это всем телом. — И провел рукой прямую линию вдоль тела прямо до нижней части живота, не проясняя, впрочем, ситуацию ни в малейшей степени. — То, что ты сейчас чувствуешь, — это только лунный цветок
— Нет, неправда. Это ты. Я чувствую тебя.
— Вернись и принеси его, иначе он тебя никогда не отпустит. Ты будешь маяться всю оставшуюся жизнь.
Он меня испугал.
— Тебе не жарко в этой мокрой майке?
Он засмеялся:
— Иди. Сейчас же. Добудь лунный цветок, пока я не передумал и не воспользовался своими преимуществами.
— Всего один раз?
— Ну ладно. Одно краткое объятие.
Я уткнулась носом в ямку на его шее. Там была крошечная лужица пота, который пах кокосовым маслом от солнца. Я отошла от него сама, потому что иначе все это выглядело уж совершенно по- идиотски.
— Хорошо?
— Ну да.
— А теперь иди.
Когда я вернулась, он сложил глоксинию, саговник и черенок лунного цветка в пустой кожаный мешок, привязанный к шлевке ремня на джинсах.
— Что ты теперь чувствуешь по отношению ко мне?
Мне пришлось признать, что я стала намного более сдержанной, срезав черенок лунного цветка.