Та же принужденность, казалось, сковала и остальных. Все трое сидели в угрюмом молчании вокруг большого камина и шуршали газетами; но неизвестно, читал ли из них хоть один. По мере того как время шло, Роджер, как школьник перед контрольной, все больше ощущал противную, сосущую пустоту под ложечкой. Если даже ему не по себе, то каково же Рональду Стреттону?
Ибо реакция Рональда на предупреждение о кресле совершенно подтверждала догадки Роджера. На лице Рональда читался подлинный страх: а в данных обстоятельствах страх мог быть вызван только сознанием вины — собственной или Дэвида. Что ж, Роджер сделает для него все, что сможет, но впереди их ждет не самое приятное время, когда этот чертов инспектор начнет разгребать всю помойку. Получится некрасиво, на редкость некрасиво, если он докопается до дна и станут известны те чувства, которые все семейство Стреттонов питало к Ине; увы, некоторого разгребания никак не миновать.
Через несколько минут после полудня появился мистер Уильямсон, не без легкой желтизны вокруг глаз, и отпустив одно-два ни к чему не обязывающих замечания, при соединился к молчаливой компании. И вновь единственным звуком в холле стало шуршание газет.
Только однажды Рональд Стреттон выдал свое беспокойство, пробормотав:
— Мне казалось, инспектор Крейн будет через полчаса? А уже сорок минут прошло.
В двадцать пять минут первого возле Уильямсона появилась горничная Рональда и ровным голосом, явно призванным скрыть сильное душевное волнение, доложила:
— Прошу прощения, сэр, но инспектор Крейн хотел бы с вами немного поговорить — на крыше.
— Что? Вы сказали — со мной? Он хочет поговорить со мной?
— Если вы не возражаете, сэр.
— Инспектор Крейн? — повторил Стреттон. — Я не знал, что он уже тут, Эдит.
— Тут, сэр. Он прибыл минут пятнадцать назад, вместе с суперинтендантом Джеймисоном и еще одним джентльменом.
— Но я не видел, как они вошли, а я все время был здесь!
— Они прошли черным ходом, сэр.
— Но почему вы мне об этом не сообщили?
— Они сказали, что просто поднимутся на крышу — на пару минут, сэр, и что незачем вас беспокоить, и я тоже подумала, что не стоит.
— Ясно. Ладно, если они опять придут — если кто-то еще придет таким же способом, Эдит, вы мне все-таки дайте знать.
— Очень хорошо, сэр.
— А что стряслось? — спросил Уильямсон, едва горничная удалилась. — А? Что такое? Я-то ему зачем? Я его уже видел ночью и рассказал все, что знаю. Для чего я ему опять понадобился?
— Не знаю, Осберт, но идти, видимо, придется.
— Да уж. Но хотелось бы знать, какого шута ему от меня нужно?
И Уильямсон двинулся вверх по лестнице, начинавшейся в другом конце холла.
Роджер смотрел ему в спину страдальческим взглядом. Что-то надо было сказать Уильямсону, что-то ужасно важное, дать намек, подсказку перед беседой с полицией, и все тогда уладится. И оно есть, это что-то, но разум Роджера словно парализовало. Великий Сыщик словно начисто разучился думать и лишь в безнадежном, отчаянии провожал взглядом уходящего Уильямсона.
— Ну, — проворчал Рональд, — что ты теперь скажешь про эту чертовщину?
Колин взглянул на них поверх массивных очков в роговой оправе, в которых читал.
— Что, грязная работа в полевых условиях? — предположил он.
— Пока не знаю, — отозвался Роджер тоном, отметающим дальнейшие вопросы со стороны Рональда.
Тот привстал:
— Мне подняться наверх?
— Лучше не надо, — сказал Роджер. — Ты им, по всей видимости, не нужен.
— Значит, прибыл суперинтендант?
— Да. Как я и предполагал.
— Да. Интересно, а третий-то кто?
— О, думаю, какая-нибудь личность в штатском.
— Я тоже так думаю. Но чего ради им дался Уильямсон?
— Ну, тело-то нашел он?
— О, да, правда. Ну да, поэтому суперинтендант хочет его видеть. Обычная процедура, надо полагать?
— Ну конечно. Самая обычная.
Но Роджер вовсе не считал эту процедуру обычной.
Уильямсона не было двадцать минут, и эти двадцать минут были самые длинные в жизни Роджера.
Вернулся Уильямсон со своей обычной виноватой ухмылкой.
— Допрос третьей степени, — он плюхнулся в кресло, — против этого — тьфу!
— Против чего, Осберт? — переспросил Колин.
— Против того, чему меня сейчас подвергли. А, Рональд, — ничего себе вечеринки ты устраиваешь! Неужели ты меня ничем не угостишь? А? Неужто нету ничего?
— Черт бы побрал эту выпивку. Полиция все еще там?
— Будь спокоен, все там. И суперинтендант, и инспектор, и два констебля, и…
— Зачем ты им понадобился?
— О, да ерунда. Чтобы я рассказал суперинтенданту все, что вчера рассказывал инспектору, да еще кучу всякой всячины. Как я нашел тело, да куда оно было повернуто, на какой высоте были ноги от пола, где какое кресло…
Роджер вскрикнул. Так вот же о чем надо было предупредить Уильямсона о кресле! Надо было втемяшить Уильямсону, как прежде Колину, что кресло было там с самого начала. Теперь уже поздно.
— А, Шерингэм? Ты что-то сказал?
— Да нет, ничего. А, вот что: что ты ответил насчет этого кресла? Роджер старался не смотреть Колину в глаза.
— Сказал, натурально, что не помню. А как, по-твоему, вообще такое можно упомнить?
— А они что?
— Попросили постараться припомнить. Постарайтесь, говорят, мысленно вернуться в тот момент, когда нашли тело, и попробуйте представить себе всю картину и скажите, где было кресло? Ну, я кстати как раз и вспомнил, что под центром треугольника виселицы кресла не было, потому что тогда я спокойно там прошел. И я сказал им, что кресло было точно под телом.
— Да?!
— А они мне говорят, что оно не могло быть под телом, потому что тогда миссис Стреттон смогла бы на него встать. Тогда я сказал, значит, оно было в сторонке, так? Оно ведь должно было быть где-то рядом, да? И тогда они спрашивают, вспомнил я или нет, что оно было в стороне, а мне все это малость надоело и я сказал, что вспомнил; а, спрашивают, могу ли я в этом присягнуть, нет, говорю, не могу, потому как не готов присягать, но где ж ему еще и быть-то, а теперь, Рональд, дай мне чего-нибудь выпить. Я ведь прошел все три степени, парень. А? До тебя, видно, не дошло. Сперва с этой полицией, потом с Лилиан, теперь вот с вами.
— Лилиан? — вяло переспросил Колин.
— Да встретил ее на лестнице, и ей, естественно, тоже все надо знать, мистер Уильямсон испустил тяжкий супружеский вздох.
Роджер мысленно присматривался к его рассказу. Уильямсон подарил ему неожиданный шанс. По крайней мере, он не отрицал наличие кресла под висельницей как такового, что вообще-то вполне мог бы сделать. Но судя по его словам, полиция строит свои вопросы довольно странным образом: похоже, их интересует только точное расположение кресла, а не то, было ли оно вообще. Надо ли это так понимать, что их беспокоит только этот пустяк, а другая альтернатива им и вовсе не приходила в голову? Если так, они еще тупее, чем казалось Роджеру; однако он был бы им крайне признателен за такую тупость.
