словесная перепалка готова перерасти в кулачный бой, то поступил очень, как мне кажется теперь, продуманно. Виталий Афанасьевич сказал мне:
— Покажи свою коллекцию Лёне, а Лёня покажет тебе свою.
Насупившись, я передал кляссер с марками своему конкуренту, а тот, хмуро взглянув из-под очков, дал мне свой альбом. В коллекции Лёни было много марок таких же, как у меня. Впрочем, были и такие, которые я давно разыскивал, но найти не мог. Я бросил взгляд на Лёню, листавшего мой кляссер, и с удовлетворением заметил, как блестят под стеклышками очков Лёнины глаза — значит, и он увидел что-то такое, чего у него нет. Потом Виталий Афанасьевич сказал:
— Теперь, ребята, вы понимаете, что ваша общая тема позволит каждому из вас пополнять свои коллекции в процессе обмена марками друг с другом.
Так с тех пор и повелось: если мне попадалась новая интересная марка по нашей общей тематике, то я покупал две штуки, чтобы одну из них потом поменять у Лёни на такую марку, какой у меня нет, но каких у него может оказаться две. Леонид поступал точно так же, а потому мы подружились.
Прошли годы, увлечение марками осталось в детстве. Но наша дружба с Леонидом осталась такой же крепкой, как кожаный переплет стандартного кляссера для марок. После школы Лёня не смог сразу поступить в университет, пошел служить в армию. Кажется, именно в армии мой друг впервые и почувствовал, что у него существует определенные проблемы со здоровьем, а именно — с дыханием. Тогда Леонид, как потом он мне рассказывал, не придавал этому значения, ведь в молодости кажется, что любые трудности со здоровьем пройдут быстро, сами собой. Не придавал значения своей хвори Леонид и потом — когда стал учиться в университете и когда начал работать. А работал мой друг тогда учителем немецкого языка в школе.
Недуг Леонида
Обратился ко мне Леонид только в тот момент, когда по причине недомогания вынужден был уйти с учительской работы и подыскать себе более спокойную — переводчика в издательстве. Мой друг признался, что порою ему просто не хватает сил довести урок до конца: дыхание сбивается, трудно говорить, все время хочется пить. В Институте традиционной медицины, которым я руковожу, мы с коллегами провели детальное обследование организма Леонида и пришли к однозначному выводу, что у него — нелады с легкими.
— Как же так? — удивлялся Леонид. — Ведь я никогда в жизни не курил!
Пришлось объяснять другу детства, что далеко не всегда причины болезней кроются во внешних факторах, что многие хвори продиктованы неповторимым индивидуальным устройством нашего организма. Между тем анализ недомогания Леонида позволил мне обнаружить и внешний повод появления болезни: мой друг служил в армии на Крайнем Севере, и тамошний климат оказался неподходящим для него. Это вовсе не означает, что не будь службы в армии, не было бы и неладов с легкими. Просто холодный воздух вывел наружу то, к чему у Леонида была предрасположенность.
О многословии Мишеля Мессинга и моей недальновидности
Для избавления Леонида от болезни мы применили несколько как традиционных, так и уникальных методик. Леонид стал лучше себя чувствовать. Однако до конца излечиться не удавалось. И не нужно было быть пророком, чтобы понять: при первом же удобном случае болезнь Леонида снова заявит о себе.
Потому и решил я обратиться за советом к своим старым друзьям и соратникам, с которыми вместе мы совершили столько путешествий и сделали столько важных открытий. Первым делом, конечно же, позвонил Мишелю Мессингу. Когда я изложил суть проблемы, на том конце телефонного провода повисло молчание минуты на три, и слышалось лишь ровное дыхание Мишеля. Выдержав телефонную паузу, Мессинг изрек:
— Коллега, я прошу у вас пару дней на размышление, на поиски аналогичных случаев, так сказать, в закромах памяти. Вам же настоятельно рекомендую связаться с моей дочерью Алексией прямо нынче. По секрету скажу, коллега, что в эти дни Алексия не покладая рук, а точнее глаз, трудится в фонде редких книг в Публичке на Садовой. Петрович выкроил несколько дней в своем бизнес-графике и сидит с Колькой и Полькой. Это-то и позволило Алексии вернуться к одной старой, чуть ли не студенческой еще задумке — поискать документы, касающиеся русских путешественников XVI века, осваивавших Восток. Да-да, коллега, такие тоже были в те давние времена!..
Иногда мой друг Мессинг бывает как-то неоправданно многословен. Согласитесь, из всего, что он сказал, важно было лишь то, что мне надо связаться с Алексией. Причем из его церемонной речи было ясно, что и Алексия сейчас вряд ли мне поможет — так занята исследовательской работой. Боже мой, ну почему этот человек ни о чем не может сказать просто, напрямую? Ну, сказал бы: «Рушель, извините, но я вряд ли смогу вам с ходу что-либо посоветовать. Да и Алексии сейчас некогда». К чему это витийство?..
Как я ошибался, когда думал так! И почему жизнь не учит нас тому, что случайностей не бывает. Стоило бы мне внимательней слушать Мессинга, и я бы, возможно, сам научился строить ипсилоны. Внимательности мне так часто недостает… Впрочем, в тот же день многое стало на свои места. Вечером, когда я все-таки собирался позвонить Алексии, она неожиданно позвонила сама:
— Рушель, привет, папа мне все рассказал. Нам надо срочно встретиться.
— Привет! Но что за спешка?
— Да, понимаешь, тут есть кое-какие материалы, словно специально по твоей просьбе подвернулись на этой неделе мне в Публичке. И знаешь, неплохо было бы собраться всем.
«Совет в Филях»
Для встречи было выбрано тихое и уютное кафе на Петроградской стороне. Я пришел минут за двадцать до назначенного времени, потому что знал, что Мессинг придет еще раньше — такова уж его привычка. При этом, явившись на место встречи минут за сорок, Мишель может начать нервничать и даже звонить тем, с кем должен встретиться. Потому и хотелось сразу же составить компанию моему другу. Впрочем, к моему приходу компания у Мессинга уже была — раньше Мишеля в кафе пришел сам Александр Федорович Белоусов. И как же я мог забыть: Белоусов когда-то поведал мне, что всегда приходит на вокзал часа за три до отхода поезда. Эта специфика характера нашего долгожителя проявилась и теперь. Когда я поздоровался с друзьями и присел с ними, Александр Федорович не преминул заметить:
— Вы знаете, Рушель, а ведь на этом месте некогда стояла та пожарная часть, где оборвалась жизнь Аркадия Ивановича.
— Какого Аркадия Ивановича? — не понял я.
— Да того самого, Свидригайлова.
Я невольно задумался: ведь Свидригайлов — выдуманный персонаж, а вот место, где он застрелился, существует в реальном мире. Странно все-таки мы устроены — ну неужели искусство важнее жизни? О скольких живущих в этом мире мы не знаем ничего, о тех же, кто и не существовал никогда, знаем! Пока я думал об этом, в дверях кафе показались Настя Ветрова и Алексия Мессинг.
— И где же Петрович? — спросил Мишель у дочери.
— Он сегодня с близнецами, но просил передать, что мысленно всегда с нами.
