подняться оттуда наверх. Теперь не будет этого шанса. Долго не будет. Не всегда. Кто выживет, тот когда- нибудь выберется наверх. Но неизвестно, будет ли прок от этого, будет ли счастье, ведь сколько мытарств придется преодолеть до той поры, пока окажешься наверху. Да и этого не все смогут достичь. Соберемся мы скоро внизу. И будет там так плохо, что не все смогут мириться с этим. Кто-то попробует сам забраться по колесу на вершину, но получит удар такой силы, что никогда уже не придет в себя. Кто-то будет в углу тихо ждать и, возможно, чего-то дождется. Но речь ныне о тех, кто станет искать путь ухода. А такие будут! Однако разве можно уйти от колеса, ведь колесо — это наш мир. Что значит уход из мира? Всем понятно, что это значит: гибель, гибель грядет! Не выдержал — и пуля в голову. Не выдержал — и петля на шею. Не выдержал — и шаг с балкона. Не выдержал — и бритвой по венам. Не выдержал — и горсть таблеток. Не выдержал — и прыжок под поезд. Не выдержал — и на машине с моста. И чище станет пространство под колесом, когда доведется избавиться от слабых. Но не значит, что те, кто не уйдут, будут сильнее. И они слабые. Человек он вообще слаб, ведь только человек из всех существ живых может провести всю жизнь свою в зависимости от колеса. Есть силы — действуй. А слабым путь лежит туда, куда указан свыше.
Комментарий Рушеля Блаво к седьмой тетради
Если следовать тексту данного откровения, то, несмотря на довольно прозрачную метафору с колесом (из позднего Средневековья пришло к нам изображение колеса Фортуны, где один человек блаженствует на самой его вершине, а другой страдает в самом низу), формируется впечатление какой-то чуть ли не апокалипсической картины грядущего конца мира. Такое прочтение снимается, правда, большим отрицательным рядом, согласно которому не стоит ждать катастроф вселенского и стихийного масштаба. То есть не случится чего-то заметного и выдающегося, не будет прямого физического воздействия на наш мир со стороны стихии, скажем, моря или же стихии неба: море не хлынет на Землю, и небо на Землю тоже не упадет. В расшифровке данного откровения я решил идти не от метафор колеса, а от перечислительных рядов, которых при анализе обнаружил в этом откровении два. Один ряд был обращен к тому, чего не будет. Напомню, что «не будет тут кровавых рек, не разверзнется земля, не падут звезды на землю, не прогремит набат, не вспыхнет огонь вселенский, вулканы не извергнутся на беззащитные селения, озера не выйдут из брегов, моря не захлестнут сушу гигантскими волнами, не сотрясутся горы, реки не потекут вспять, дороги не зарастут бурьяном, дома не обрушатся…» Второй же ряд указывает на то, что должно произойти. Тоже напомню: «Не выдержал — и пуля в голову. Не выдержал — и петля на шею. Не выдержал — и шаг с балкона. Не выдержал — и бритвой по венам. Не выдержал — и горсть таблеток. Не выдержал — и прыжок под поезд. Не выдержал — и на машине с моста». Оба ряда по своему предметному наполнению в полной мере поддаются общей интерпретации. Первый ряд — так называемый отрицательный, потому что описывает то, чего не случится, — называет традиционные катастрофы из литературы или кинематографа. Но прямо говорится, что времена нынче не те, чтобы ждать такого рода катастроф. Ожидаемая катастрофа будет другой — не столь осязаемой, но еще более страшной по своим последствиям. Как раз второй ряд, процитированный выше, и есть перечисление такого рода страшных последствий. Что объединяет все эти действия? Что будет здесь необходимым общим знаменателем? Догадаться совсем не сложно — все это суть способы добровольного ухода из мира, способы самоубийства. Итак, случится какая-то неординарная катастрофа (неординарность ее в том, что она будет невидимой, но тотальной). И в результате этой катастрофы многие люди начнут разными способами покидать этот мир, прощаться с жизнью. Правда, еще до этого все люди — и сравнительно благополучные, и те, которые к таковым себя отнести не могут, — окажутся на самом дне. Кажется, что катастрофа и должна привести к тому, что колесо опустит человека вниз, а наверх поднимать уже не станет. Таким образом, между причиной (катастрофой) и следствием (чередой самоубийств) лежит какое-то промежуточное звено, переданное в откровении через метафору нижней части колеса Фортуны; вернее — того, что находится под ним. Посему для понимания сути катастрофы необходимо понять значение этого промежуточного между причиной и следствием звена, то есть попытаться распредметить метафору, определить ее подлинное значение. И это не очень трудно: речь идет о людях, обладавших достатком и положением в обществе, но потерявших все это практически без шансов вернуть. Откровение прозвучало и было записано в 2008-м году, а в 2009-м случилось то, что и привело многих людей, прежде находящихся на вершине нашей жизни, в то место, которое лучше всего назвать дном. Случился мировой финансовый кризис, быстрым следствием которого стала громадная волна самоубийств. Вот, что стало предметом этого, предпоследнего откровения. И тут, на мой взгляд, говорить о предотвращении того, что случилось, просто абсурдно. Если нам и по силам изменить свою судьбу, то катастрофы такого рода предопределены, страшны и всегда находятся вне нас.
И гремели выстрелы в лесу. А сначала была война. Только в этом лесу войны пока не было. Война была дальше, но уже приближалась. И там, откуда приближалась война, запрягали уже железного змея. А гнездо змея все в смоле перепачкано. Но как змея запрягли, да как в гнездо просмоленное привезли, уж оттуда, от гнезда по ямам по сосновым потащили белого орла, и там гремели выстрелы среди ям.
Это железный змей в свое просмоленное гнездо привез обреченного на гибель белого орла. И убили орла. И песком присыпали, чтобы никто не нашел. Годы миновали, возродился белый орел, восстал из пепла. Песок же смели, ямы сосновые разрыли. Ужас объял всех и страх обуял. Как же быть?! Как жить с этим грузом нам?! И решили тогда, что жить надо, но жить с памятью. Хранить трепетно то, что случилось, и не забывать, чего бы это ни стоило. Вот и не забывали. И стремились жизнью своей искупить то, что уже оказалось спрятано железным змеем неподалеку от своего просмоленного гнезда в сосновых ямах. И ныне там страшно, но это трепетный страх, способный тому, кто там побывал, внушить раз и навсегда: такого не должно повториться. Место это для всего народа память. Железного змея нет давно. Белый орел давно вычистил перья, взмахнул крылами и гордо парит над миром. И лишь скорбно склоняет голову, когда вновь видит эти сосновые ямы неподалеку от просмоленного гнезда своего давнего, но уже теперь мертвого противника. Однако место это и теперь еще не потеряло живого ужаса — кто-то невидимый поселился здесь. Не тень ли того железного змея из уже давних времен? Не ведаю того. Но только этот сумрачный кто-то сидит и дожидается новой весны, весны грядущей, однако готовой уже стать настоящей. И лишь только первая травка взойдет на сосновых ямах, лишь только слова новые прозвучат над этими ямами, лишь только пробьются из-под земли ландыши с подснежниками, так тотчас же и явится тот невидимый. Ворча неслышно, обойдет он всю землю эту подле просмоленного гнезда, а после этого, хлюпая сапогами, двинется к болотам. Весь мир весне бывает рад. И только болото во все времена года хмуро и мрачно. А там на болоте даже клюквенных зарослей нет, нет там жизни и не было некогда. Призраки и огоньки странствуют там от века, то приближаясь к сосновым ямам, то удаляясь от них на страшную трясину. И невидимый с наступлением весны придет на болото и станет там ночами смотреть на звезды, а днями считать проплывающие облака. Что интересно невидимому? Ему интересно небо. Но не думайте, что ворчащему существу в вечно хлюпающих сапогах хоть сколько-нибудь любопытны звезды или облака. Даже населенное призраками и блуждающими огоньками болото ему не интересно. Много лет назад наглотался он крови белого орла на сосновых ямах близ просмоленного гнезда. И теперь вновь жаждет этой крови. Все годы жил он только тем, что вспоминал этот несравненный вкус, смаковал свое воспоминание и только и делал, что ждал момента, когда же, наконец, белый орел вернется к сосновым ямам. И вот что-то подсказало ворчащему невидимому в хлюпающих сапогах, что этой весной белый орел, переживший смерть и рожденный чудесным образом к новой жизни, вновь вернется сюда. Захочется ему посмотреть на сосновые ямы, на просмоленное гнездо. Захочется вспомнить, как все это было. И напомнить миру о случившемся. Напомнить, чтобы никогда больше в мире ничего подобного не повторялось. И укравший луну
