И с первой его женщиной она почуяла, пусть и не сразу, беду. Как материнское сердце смогло заглянуть в организм молодой женщины, чтобы почувствовать скрытую беду, она и сама не знала. Может беспредельная материнская любовь дает женщине это чувство проницательности или мудрость женщины подмечать по мелочам приближение катастрофы? Кто знает? Да и что теперь уж гадать, когда горе, вот так нагло и надолго, поселилось в ее доме.
Да, все она сделала вчера верно! Пусть сын скорее с ней сблизится, с этой женщиной, и скорее поймет, что она ему не пара сейчас, и выбор его – сплошная ошибка. Иначе, начиная неравною борьбу с молодостью в ней, она лишь оттолкнет сына от себя еще дальше, как после того неудачного тоста за упокой его первой избранницы. А времени ждать, у нее нет, как нет и сил, чтобы дальше тянуть на себе всех молодых и старых в этом доме. Нет, все она сделала верно. А сын поворчит, да и остынет быстро. А дело будет сделано. Вон, какой хмурый и нерадостный, утром встал после первой своей брачной ночи с новой избранницей.
Наташа спохватилась, и торопливо нескладно засуетилась собирать на стол завтрак, увидев тень сына в полумраке коридора через полуоткрытую дверь на кухню.
Той же знакомой Владу суетой, мать засуетилась и в тот раз, когда он, выждав удобный для этого момент, сообщил ей свою с Ниной новость. Еще не понимая сам, зачем он с ней делится сейчас, когда давно уже понял, что мать для него перестала быть тем близким и искренним другом, каким была с детства.
Ее дружба стала ему вредить с того момента, когда он начал строить свою личную жизнь, в которой необходимо было слишком много его сознания и времени передать другой женщине для того, чтобы его мать смогла с этим смириться. Это он начал чувствовать с того дня, когда его Ляля первый раз вошла в его дом, чтобы уже не покидать его никогда.
А время, когда Лабиринт подготовил ему выбор между Чувствами двух женщин: матери и любимой; время, когда он для себя был вынужден определить приоритеты между двумя самыми близкими и дорогими ему женщинами и принять окончательное в своей жизни решение, наступило в момент поминального тоста его матери. В тот момент наступило прозрение его сознания, в тот момент он получил свой последний аргумент для того, чтобы раз и навсегда понять, что его мать никогда сама не согласится его делить с любой женщиной на планете, пока жива на ней сама.
Вот и сейчас, Наташа спокойно слушала сына, и вспоминала себя в те моменты, когда такие новости приходили к ней. Это было много раз. Каждый раз она испытывала страх, боль и унижение. Ничего нового в этом для нее не было, как и для миллионов других женщин в этот момент. Новое и горькое для себя, многие из них познавали в тот момент, когда узнавали о том, что вместе с нежданным плодом их лишали навсегда возможности выполнить свою главную миссию в жизни. Горечь от душевной боли поселялась в них на всю жизнь, отравляя все вокруг и лишая радости жить счастливо и полноценно долгие годы после необдуманного решения.
Часть 3. Свечения в пещере предков.
Глава 20. РОМАНТИКА ПАРОВОЗА.
«Любовь обманутая - больше не любовь.» Пьер Корнель
Подвода неторопливо плыла в степи, поднимая клубы пыли за собой. Деревянные колеса, стянутые металлическими ободьями, выбивали чечетку, заставляя зубы пассажиров вторить ей не смотря на толстый слой сена в деревянном ящике, который достойно покоился на их осях. Путникам сложно было переговариваться между собой в ритме зубной чечетки, поэтому они больше молчали или объяснялись жестами, так как голос дрожал, пытаясь поспеть за дробью колес о дорогу, и слова выскакивали какими-то очередями, словно из пулемета красноармейской тачанки. Создавая вибрирующий звук, они не могли донести смысл до раковин ушей говорящих, а лишь добавляли свою партию в громогласный грохот лошади и подводы.
Лента дороги вилась в хрустящей от летнего зноя степной траве и редким безжизненным кустарником. Дорога на всем своем протяжении не была безлюдной. То и дело подвода обгоняла попутчиков пеших и вооруженных велосипедами, которые уважительно расступались перед ней, остановившись по обеим сторонам от дороги. Странным было то, что велосипеды использовались путниками не по назначению. Вместо их тел, велосипеды несли кладь и утварь, используя самих владельцев как тягловую силу, будто это были не люди, а запряженные в них лошади. Разница с громыхающей подводой была лишь в вознице, который отсутствовал в велосипедном экипаже.
Возница в подводе был, но постороннему наблюдателю была непонятна его миссия по той простой причине, что дед на передней лавочке подводы всю дорогу также привычно дремал на палящем солнышке, как привычно и не спеша шла шагом старая лошадь, видимо, наизусть зная дорогу от полустанка железной дороги до деревни. Опущенные поводья не влияли на ее маршрут, как и дремавший возничий, уверенный в ней больше, чем в себе. Изредка лошадь фыркала тревожно, когда из травы вдоль дороги внезапно взлетали ею потревоженные полевые птицы, пытаясь своим стремительным полетом увести беду от гнезда с выводком птенцов. Круп ее, то и дело вздрагивал от нашествия слепней и мух, сопровождавших ее столь тщательно, сколь неотступно следует эскорт за машиной правителя, который ничто не может отвлечь от задания, как и плеть лошадиного хвоста, спугнуть назойливое сопровождение.
Кроме пыли, подводу сопровождал аромат степи. Его неповторимость была обязана разнотравью, которое цветным ковров покрывало степью от горизонта до горизонта. Каждая былинка в нем, пыталась спеть свою партию цветом и запахом в мощном хоре земли, чтобы не потерять свое достоинство и величаво присутствовать на ней, год за годом, отвоевывая свое право здесь жить, выделяясь индивидуальностью в среде себе подобных. Так и люди, отвоевывают свое право, преодолевая испытания и невзгоды, уступая и наступая, обходя и пробиваясь напролом, выжидая и торопясь.
От раздумий Наташа вернулась к реальности, завидев на горизонте многоликие кровли хутора, которые словно цветы в степи, поражали многообразием, представляя взору достаток хозяина. А он во все времена разнился у хуторян, как разнились своей красотой и долговечностью кровли. Дешевая, соломенная крыша доставляла беспокойство хозяину дома чуть ли не каждый год, зато черепичная служила не одному поколению большой казацкой семьи. Уже въехав на улицу, подвода отбивала дробь колесами вдоль заборов и ограждений, которые стремились не отставать разнообразием от красоты степных трав, заставляя молодую женщину с малышом крутить во все стороны головой, чтобы его оценить.
Наконец, возница проснулся, почуяв волнение лошади и учуяв запах свежеиспеченного хлеба смешанного с дымом из русской печи за плетнем забора. Он сонно зевнул, крякнул и остановил натянутыми вожжами лошадь. Та в ответ радостно несколько раз фыркнула и громко заржала, призывая хозяйку дома проявить и к ней свое гостеприимство. Увидев спешащую к ней невысокую худенькую женщину, хорошо знакомую ей, она успокоилась и начала пощипывать траву возле штакетника деревянных ворот, ожидая плату за извоз водой и овсом.
Спрыгивая на землю с высокой подводы, Наташа почувствовала, как затекли ноги за долгую поездку от полустанка без платформы, у которой останавливался «рабочий поезд», привезший ее из города вместе с ночной сменой ранним утром. Разминая ноги, она сняла Влада и подтолкнула его навстречу, спешившей по длинной стежке между зарослями смородины от дома к воротам, тете Нюре.
