— Мессир Танкред, мессир Евстафий! — в дверь шатра просунулся шлем шевалье Жерара. — Разрешите доложить, господа! К вам гонец сеньора Готфрида, защитника Гроба Господня.
— Зовите его сюда.
В шатер вошел рыцарь в короткой легкой кольчуге. Судя по изможденному виду, он проделал нелегкий путь. Рыцарь бросил жадный взгляд на кубок, вероятно, его мучила жажда, но пересилил себя. Сглотнув пересохшим ртом, он отрапортовал баронам:
— Шевалье Гюи де Монтерлан, прибыл со срочной депешей от сеньора Готфрида, защитника Гроба Господня.
Шевалье Гюи поклонился и протянул Танкреду свернутый пергамент. Танкред посмотрел на графа Евстафия, кивнул и сорвал печать. Он успел перехватить голодный взгляд рыцаря и крикнул вассалу:
— Сеньор Жерар, накормите это достойного рыцаря и дайте ему выпить! — Танкред развернул свиток, быстро пробежал глазами и передал Евстафию Булонскому.
— Ваш брат просит о помощи.
— О, Небеса! Случилось что-то плохое?
Евстафий выхватил пергамент, прочитал и облегченно вздохнул:
— Это предсказуемо. Разведчики подтвердили приближение фатимидского войска. Готфрид просит узнать, насколько все серьезно.
— Да будет так. Выезжаем на рассвете утром.
— Они движутся с юго-запада. Думаю, как и мы, они должны идти по берегу моря. Так кораблями можно доставлять провиант и дорога там абсолютно прямая.
— Мы не знаем, насколько они далеко. Проедем до Цезарии, пополним запасы провизии и возьмем путь на закат вдоль моря.
— Объявите своим рыцарям, пусть готовят лошадей и слуг. Каждому иметь воды и еды на пару дней перехода.
На исходе ночи, когда солнце еще не показалось из-за холмов, а роса столь обильна, что её можно собирать плащом, отряды обоих баронов, как перелетные птицы сорвались по извилистой дороге, ведущей через горы к морю. По пути им несколько раз встречались вооруженные сарацины — из незахваченных крестоносцами крепостей или разбойники, рыскавшие, как волки, но не они были целью.
К вечеру оба отряда добрались почти до Цезари — Кесари Палестинской, что строил еще царь Ирод. Неприступная мусульманская крепость, из тех, что охраняли побережье. Каменные стены, высокая смотровая башня, купола мечетей и церквей, вонь гниющих водорослей и дохлой рыбы. Лодки и галеры в порту.
Объехав грозный бастион стороной, встретили рыбацкую деревушку. Взъерошенные финиковые пальмы и жесткая серебристая трава на берегу. Злобные настороженные лица. Босоногие ребятишки, черные от загара как чертенята, бросились врассыпную. Запирались двери и ставни. Никто не хотел говорить. Даже за предложенные монеты.
Допросили сперва двух рыбаков, потом погонщика мула. Ираклий, знатный христианин и отличный воин из Наблуса, с которым Танкред познакомился еще до осады Иерусалима, снова вызвался быть переводчиком и проводником. Но его усилия ничего не дали. Возможно, что-то слышали — но не знают что. Тревожное сейчас время.
Доверять местным не стали и разбили лагерь на берегу, выставив повсюду дозорных.
Близ Арсуфа, когда-то славившегося производством стекла, а ныне схожего с Цезарией крепости- городка, дела пошли лучше. Местные христиане рассказали, что рыбаки на своих лодках с моря видели вооруженные группы людей — пеших и на конях. В Яффе хорошо различались египетские корабли, до сих пор сторожившие гавань.
Танкред придержал разыгравшегося коня — жара на берегу была не такой сильной, легкий бриз придавал силы.
— Думаю, к Готфриду стоит послать гонца, мы же без промедления поедем дальше.
Такой желанный, тихий, сытый Иерусалим остался позади слева. Подняв копытами пыль, гонец умчался с депешей по накатанной всем знакомой дороге от Яффы до Яффских ворот.
После Яффы решили разделиться — Ефстафий со своими людьми направились к городку Рамле, а Танкред продолжил путь вдоль берега моря.
Морские волны дробно накатывали на камни, бело-желтые шапки пены чавкали тут и там. Кое-где по кромке прибоя алели мягкие цветки актиний. Стайки рыб прятались в морской траве. С испуганным криком срывались чайки. Танкред взял флягу и сделал глоток нагревшейся воды. Его внимание привлекло движение за рощицей диких маслин.
— Сарацины! Слева!
Человек десять верхом ринулись наперерез. Пятеро пеших людей заметались как зайцы. Будь они земледельцами или рыбаками — с чего бы им бежать? Танкред пришпорил коня и помчался за одним из людей. Мусульманин в белых штанах и рубахе и в таком же намотанном на голову тюрбане-платке, сначала попытался увернуться, ныряя между деревьев. Жесткие ветки с серебристыми листьями хлестанули Танкреда по лицу. Понимая, что бежать некуда, сарацин остановился и выхватил из ножен узкий короткий меч. Это его и погубило. Приученный охранять всадника конь тут же сбил араба грудью. Опасаясь, что сарацин ранит любимую боевую лошадь, Танкред молниеносно взмахнул мечом. После этого допрашивать лазутчика было бесполезно.
Двое других сарацинов бросились бежать по крутому склону вверх, и их пришлось снимать из лука. Зато оставшихся двоих легко удалось захватить.
Пытали пленных недолго. Сначала топили в море, окуная в воду с головой, но потом, когда вырезали одному глаз, сразу сдались и наперебой все рассказали. И тот и другой были крестьянами из Каира, мобилизованными Аль-Афдалом для священной войны. Упрашивать не приходилось и пленные выдали все, что на данный момент знали: кто, где, численность и состав войск, и когда планируют нападение.
Оказалось, что визирь Аль-Афдал почти дошел до крепости Ашкелон и оттуда планировал нанести удар по захваченному крестоносцами Иерусалиму. При этом сарацины постоянно твердили: «Джихад, джихад…» Ираклий из Наблуса разъяснил, что это у них вроде мести.
Проехав еще немного вперед, крестоносцы опять наткнулись на разведывательный отряд. Все повторилось снова, как в закольцованном сне, и новые пленные подтвердили слова первых. Еще один встреченный отряд фатимидов оказался конным, и им удалось уйти, оставив лишь дымку пыли. Ждать дальше не имело смысла.
Танкред приказал рыцарю Жерару скакать в Иерусалим во весь опор, взяв запасную лошадь. Готфрид должен был созвать баронов со своими войсками и опередить нападение.
Жерар управился в срок. Почти одновременно с ним на взмыленном коне прискакал гонец от графа Евстафия.
Близилась новая битва.
В этот раз Гуго давал обед у себя. Кроме графа Этьена де Блуа присутствовали еще несколько рыцарей из числа графских вассалов, в том числе Годфруа из Сент-Омера. Все были взволнованы и возбуждены.
В честь прихода гостей Гуго де Пейен распорядился купить и зарезать ягненка, испечь и подать белый хлеб, соленые оливки, вино, сыр и вареные бобы на гарнир. Так много людей было в его доме впервые, и шевалье переживал за свой стол не меньше, чем за грядущую битву.
Говорил почти один граф Этьен.
— Оба барона подтвердили, что к нам движется несметное войско. Их глава — Аль-Афдал разбил лагерь под Ашкелоном. Каждый день армия его растет за счет сирийских отрядов.
— Нужно атаковать? Или укреплять город?
— Наш государь Готфрид решил, что будем атаковать. И, как можно, скорее.
— Доблестное решение.
— Государь призывает собраться нас в Рамле. Как только соберутся все войска, мы ударим по Ашкелону.
— А как же «князь Жинчиль»?
Под «князем Жинчилем» имелся в виду граф Раймунд, так его называли армяне и сарацины.
