и рядом находилось углубление размером с ладонь. Шевалье поставил лампу на пол. Ему подумалось, что если подтащить камень, то до углубления можно будет дотянуться рукой. Гуго сделал шаг назад и случайно зацепил лампу. Фитиль погас. Темнота.
Что такое темнота в пещере? Кромешный ад, не видно не зги. Ты не чувствуешь ни времени, ни пространства, не знаешь, куда идти. Час прошел, или минута. Сразу начинает окутывать холод, словно оживая в темноте. Все одинаковое и холодное — камни, стены… Спотыкаешься, ударяешься головой.
Гуго осторожно поднял бесполезную лампу и нащупал стену рукой. Вроде бы он сворачивал только один раз. Нужно было, придерживаясь за стену, вернуться, нащупать фундамент дворца и отыскать ступени наверх. При свете лампы он изучил ближайшие ходы и неплохо ориентировался среди них, но в темноте все казалось совершенно иным. Когда, по мнению Гуго, галерея должна была вывести его к монолитам фундамента, он уткнулся в тупик. Стало неприятно и очень тоскливо. Вспомнился покрытый плесенью труп, лежащий где-то в тоннелях. Может быть, его неупокоенный дух сейчас с усмешкой следил за Гуго. Вместе с холодом тело начал пронизывать страх. Рыцарь на ощупь стал пробираться обратно, отсчитывая каждый шаг. Снова стена. Где север, где юг — непонятно. Идет ли он к фундаменту или, наоборот, углубляется внутрь горы… Гуго сел, пытаясь успокоить нервы. Оставалось только молиться.
Внезапно до ушей рыцаря донесся звук чьих-то шагов. Галлюцинации? Бесы? Конюхи говорили, что за дверью иногда раздаются шаги. Сердце стало колотиться так, что казалось, его удары слышит все подземелье. Шарканье и перестук покатившегося камня раздались совсем рядом, и Гуго отчетливо услышал чью-то речь. Это были слова на французском. Шевалье закричал.
— Святая Клотильда! — раздалось в ответ: — Он здесь! Сеньор, дайте лампу.
— Гуго, это ты?
Свет раздвинул стены и в проходе показались Ролан и Годфруа де Сент Омер.
— Спасибо! — выдохнул Гуго. — У меня погасла лампа.
— Сеньор, простите, но я рассказал про дверь.
— Не бойся, Ролан, я дал слово. — Годфруа протянул руку: — Пойдем… мы нашли тебя. Слава Богу!
Оказалось, уже рассвело. Годфруа с вечера зашел навестить Гуго, который по всем расчетам, давно должен был отдыхать дома. Они прождали шевалье де Пейена до глубокой ночи, и забеспокоившийся Годфруа послал Ролана на конюшню. Но там был лишь оставленный шлем в деннике, а дверь же в подземелье оказалась открытой. Заподозрив неладное, оруженосец взял слово рыцаря с Годфруа де Сент Омера не спрашивать ничего и хранить тайну.
— Я позвал на помощь сеньора Годфруа.
— Ты все правильно сделал, Ролан. Похоже, я заблудился, — Гуго де Пейен поднял взгляд на своих спасителей. — Я обязан вам жизнью. Ролан, тебе уже есть двадцать один год, за этот поступок я буду ходатайствовать к грандсеньору о посвящении тебя в рыцари на Рождество.
Ролан поклонился. Годфруа, в свою очередь, не спрашивал ничего и искренне радовался, что перед лицом Божьим свершил еще одно доброе дело. Дверь заперли, ключ спрятали в карман, оруженосца отпустили совершать благодарственные молитвы, а рыцари направились к Храму Господню.
— Я должен тебе объяснить, Годфруа. Мы с графом смогли открыть эту дверь в деннике. Она ведет в катакомбы. Мы думаем, в глубине Храмовой Горы могут быть сокровища и артефакты. Вот, пожалуй, и все. Можешь задавать вопросы.
— Друг, это ваше с графом дело. Но если нужна моя помощь, позовите и я приду.
С тех пор Гуго не спускался в подземелья в одиночку. С Роланом или Годфруа, оставив слугу Жюрдена в конюшне.
Прошло Рождество Христово. Прошел пост. Торжественно и радостно отпраздновали Пасху Господню. Солнце уже по-летнему припекало, на рынке появились свежие бобы и ячмень. Вскоре должны были жать пшеницу. В Северной Франции в это время только-только зазеленели поля.
Граф Гуго Шампанский, прибывший на Пасху в Иерусалим, вновь давал званые вечера и сам выезжал в гости. Последнее время рыцари, Гуго де Пейен и новообращенный Ролан, все чаще жили у него в особняке. Дом Роже стал слишком шумным и тесным. Смех и крики детей отвлекали шевалье де Пейена от молитвы, а Ролан медлил с оммажем. Вассальный договор принес бы ему собственный феод и позволил обзавестись семьей, но юноша все больше отдалялся от мира.
Вернувшись со званого вечера, граф Шампанский в большом волнении вызвал к себе Гуго.
— Гуго, мон шер, мы нашли еще одну фреску!
— Святые угодники! Где?
— Совсем недалеко, возле сожженной синагоги. Некий Жоффруа Бизо, рыцарь, воевавший в отряде Раймунда.
— Будет ли он согласен говорить?
— Я не знаю, но послал к нему слугу.
Слуга вернулся через час. Жоффруа Бизо находился дома и был согласен принять незваных гостей.
Лачуга Жоффруа Бизо находилась между улицей Сионской горы и немецкой церковью. Похоже, что раньше в ней жила семья иудеев. После захвата Иерусалима католики-крестоносцы изгнали всех иудеев и православных христиан.
— Чем могу помочь, господа? — Дверь открыл худой высокий человек в льняной тунике до пят и сильно отросшими небрежными волосами. Борода также давно не знала ножниц и гребня.
Признаться, рыцари приняли его за слугу.
— Граф Гуго Шампанский и шевалье Гуго де Пейен, — представился граф: — Мы к сеньору Жоффруа Бизо.
— Рад служить, господа, — поклонился незнакомец. Сильный южный акцент выдавал в нем провансальца. — Шевалье Жоффруа Бизо к вашим услугам.
Хозяин низко поклонился и жестом предложил войти. Аскетизм жилья удивил. Стол, грубо сколоченный табурет, соломенный тюфяк без постельного белья, брошенный прямо на пол и единственное украшение — фреска. У Гуго перехватило дыхание. Все тот же великолепный пир во дворце сына Давида, придворные в пышных одеждах, эфиопы с опахалами в руках, танцовщицы и Суламифь, юная и стройная, как серна. Нежная девичья рука тянулась за огромным цветком с широкой темной середкой.
— Прошу Вас, достопочтенный граф, извинить убогость жилища.
— Вы здесь с первых дней?
— Да, я прошел весь Поход под знаменами Раймунда Тулузского.
— Упокой Господь его душу!
Весть о гибели графа Тулузского только долетела до Иерусалима. Ненасытность довела его до стен Триполи, где граф, как неразумный богач, вдруг отдал свою душу. Эльвира Кастильская осталась безутешной молодой вдовой с маленьким сыном на руках.
— Граф был доблестным воином, но его сгубила алчность. Мы пришли сюда служить Гробу Господню, а не набивать карман. Воинство земное, презрев свой долг — заботу о людях и церкви перестало защищать и обратилось к грабежу и разбою.
Было видно, что Жоффруа не из тех, кто ищет компромисс между спасением и мамоной. Гуго, постоянно терзавший себя подобными мыслями, со времен бунта под Мааррой не слышал подобных речей. Тем более — из уст благородного человека.
Теперь стала объяснима крайняя убогость жизни провансальского рыцаря. Жоффруа пытался вести подвижнический образ жизни, подражая христианским аскетам.
— Раньше я жил недалеко отсюда, в Армянском квартале. Но прежний дом был слишком велик для меня и я его продал.
— А-а… э-э… не желаете ли вы, сударь, продать и этот дом? — граф Гуго решил действовать без прелюдий.
— Я слышал, Вас интересуют фрески? — Жоффруа держался достаточно независимо, несмотря на бедность одежд, и в глазах его играли хитрые искры.
— Вас известили верно, — несколько растерялся граф. — Я бы заплатил тридцать безантов. Ваша цена?
