упал на колени и отважился встать только когда Хранитель королевской печати потянул его за плечо вверх.
— Что же, это и есть наш главный свидетель?
Филипп Красивый был известен тем, что просто так пешим выходил в народ и разговаривал с горожанами. Посещал площади и торговые ряды, заходил в суды и ремесленные лавки. Держался он приветливо, но без панибратства. Беседы с простым народом давались ему легко.
Король пригласил своего духовника, Великого Инквизитора и секретаря, чтобы вести протокол.
— Ну, же! Что вы хотите мне рассказать?
Сбиваясь и запинаясь, буржуа поведал, что оказался в застенках доминиканской тюрьмы. Разумеется, волею судеб. Люсьен беспомощно посмотрел на канцлера Ногаре, словно тот был ему другом.
— Продолжайте, Люсьен. Вы ведь хотели рассказать королю об откровениях тамплиера?
— Да, перед смертью он исповедался мне.
— Исповедался вам? Тяжкое преступление?
— Да, но на допросе он не сознался, — Люсьен немного освоился и стал входить в роль. — Я единственный свидетель того, что нельзя хранить под спудом. Беру на душу грех и нарушаю тайну исповеди, потому что не могу скрывать сведения о том зле, что творится в Ордене тамплиеров.
— Надо же, мы и не знали! — вскинул брови король. — У Ордена свои исповедники-капелланы, из Тампля не выходит ничего. Вы просто посланы судьбой, чтобы разоблачить их!
Почувствовав фальшь, Люсьен снова посмотрел на Хранителя королевской печати, но Ногаре успокаивающе кивнул. Таможенный чиновник глубоко вдохнул и, как школяр, принялся твердить заученный накануне урок:
— Перед смертью оруженосец признался в страшных грехах, потому что не хотел идти на Суд Божий с черной душой. Он рассказал мне о темных мессах с поклонением мерзким идолам, особенно идолу с бородатой головой. Рассказал и о том, что они плюют на распятия и целуют друг друга в различные места.
Нарбоннский буржуа, замолчал в ожидании ответа.
— Это ужасно и отвратительно. Вы очень помогли нам. Примите от меня награду и подпишите протокол, — король протянул таможенному чиновнику кошель, полный золотых экю и забыл о существовании человечка.
Королевский камергер проводил Люсьена на улицу. Вернулся ли таможенник к пыльным пергаментам в Нарбонну, или шумный непостоянный Париж водоворотом затянул его, пока не потратились деньги, было никому не интересно.
— Великолепно, Гийом. Теперь у нас есть зацепка. Хорошо бы еще получить признания бывших тамплиеров — тех, кого Орден изгнал за проступки. Я слышал, Жак де Моле отлучил двух рыцарей за альбигойскую ересь. Постарайтесь найти и их. Ваше преосвященство, — король обратился к духовнику, — после я подпишу приказ об аресте всех членов Ордена Тампля и именем Святой Инквизиции попрошу провести расследование. Затем вы, Ваша светлость, — это уже относилось к Ногаре, — отправитесь на встречу с папой, настоятельно посоветуете ему подписать буллу об аресте Ордена по всей Европе и отчуждении его имущества и земель. Последнее явно получит одобрение со стороны монархов. Деньги еще никому не мешали. Ногаре, поручаю вам руководить всем процессом.
Глаза двух Гийомов встретились — Великого Инквизитора и Хранителя талисмана. Оба были соперниками и оба знали, что нужно искать. В отличие от королей, деньги их не интересовали.
Как только были куплены еще несколько показаний — иуды будут всегда, пока дышит человеческий род — король подписал приказ об аресте. Заминка была лишь в том, что требовалось усердие еще не одного десятка рук, чтобы переписать и размножить повеление короля, потом запечатать, развести по провинциям и городам, вручить их нужным людям под расписку. И ждать. Аресты назначили на пятницу, тринадцатое октября.
Десятки рук писарей и гонцов — это десятки языков и ушей. Да и в Тампле не сидели в стороне от происходящего в королевском замке. Король не утаил шила в мешке. А срочное письмо магистра Уильяма де Ла Мора окончательно расставило все точки над «i». Глава английского отделения тамплиеров сообщал, что со слов короля Эдуарда, Филипп Красивый назначил всеобщий арест тамплиеров и указал дату.
Душным осенним вечером вернувшийся в Парижский Тампль Великий Магистр Жак де Моле вызвал к себе Жерара де Вилье, находившегося в чине приора.
Старые друзья обнялись. Оба знали настоящую причину их встречи.
— Ты не молодеешь, Жерар.
— Монсеньор, время не остановишь.
— До меня дошли вести, что над Тамплем сгущаются тучи.
— Это не мудрено. Доминиканцы, Псы Господни, идут попятам. Зависть, обычная зависть, прости меня за осуждение Господь. Кто быстро вознесся, обречен менять друзей на врагов. А мы их нажили немало. Госпитальеры тоже смотрят косо, хотя их земельные владения больше. Филиппу снятся наши деньги, хотя мы всеми усилиями приумножаем вверенную королевскую казну.
— Филипп зол на меня за отказ принять его в Орден. Его сыну я тоже отказал.
— Да, я знаю монсеньор. Вы действовали в рамках Устава: «Не инициировать коронованных лиц».
— Не только, Жерар. В их сердцах живет алчность, а не любовь к Христу.
Они помолчали. Уютно потрескивала масляная лампа, темнело за окном. Расслабившись, Жак де Моле вместо грозного и непреклонного Великого Магистра все более походил на слабого, уставшего человека. Сознание того, что он прозевал надвигающиеся аресты, ошеломило его. Никогда еще Жерар де Вилье не видел Великого Магистра таким растерянным и загнанным в угол.
— Подозрения о вероломстве короля становятся все сильнее. Папа неоднократно уговаривал меня объединить Орден с госпитальерами. Идти в подчиненные к Фульку де Вилларе?! Нет уж, увольте! Как хочется верить, что король Эдуард ошибся!
Увы, окажись Великий Магистр чуточку смиреннее и прозорливее, он бы понял, что папа пытается его спасти. И не только его, а тысячи других жизней.
— Новый король Англии тамплиерам не благоволит. Что бы ни случилось, мы должны встретить их во всеоружии, сеньор! Тампль — мощная крепость, укрепленная лучше, чем Лувр!
— Нет, Жерар, поднимать меч на христиан нам запрещает Устав. И неизвестно, чем может кончиться сопротивление. Предадим себя в руки Господни. Тем более, я надеюсь на помощь нашего серебра.
Жерар де Вилье вскинул взгляд на Магистра:
— Я уже думал об этом! Но по Уставу не имею право действовать, не известив вас.
— Ты знаешь, Жерар, Гуго де Пейен в свое время приказал беречь артефакты, но не употреблять их. За редким исключением, это ни к чему хорошему не приводило. Слишком много соблазнов, а человек слаб. Но если подозрения подтвердятся, я благословляю тебя выехать с отрядом. Разрешаю выбрать лучших коней и людей, в которых ты уверен. Отправишься на Остров и возьмешь то, что сможешь взять. Я выделю тебе Дельфина, иначе путь не найти.
— Если на то ваша воля…
— В Тампле осталось несколько талисманов. Думаю, они сберегут нам жизнь. А сейчас главная задача — позаботиться о сохранности казны, наших реликвий и архивов. Я отправил брату Уильяму де Ла Мору ответное письмо с просьбой встретить французские деньги. У нас выходит около пятнадцати возов. Часть мы спустим в катакомбы Парижа, часть утопим в болотах и прудах Форе-д’ Орьян, остальное отправим в порт — в Англию и на Кипр. Только отделите королевскую казну — нам чужого не нужно.
— Монсеньор…
— Да, Жерар?
— Я не уверен, что наши люди устоят перед пытками. Я даже не уверен, что я…
— Да, Жерар, признаться, я тоже боюсь пыток. Я — обычный пожилой человек. Более того, Жерар, я сознаю себя виновным во многих ошибках. И в том, что подставил Орден под удар. Возможно, я часто делал неправильные шаги. Сейчас будет возможность это исправить. Мой грех уже в том, что я не остался лежать под стенами Акры с братьями и друзьями, а сбежал на безопасный Кипр. Мы все твердим, что Филипп
