группа начинали наступать не одновременно, а в зависимости от конкретно сложившейся обстановки на том или другом направлении. Создавалась ситуация, сильно напоминающая басню про лебедя, рака и щуку.
Главный удар наносила 4-я армия от Киришей вдоль железной дороги на Мгу. Именно ей из резерва Ставки были выделены самые большие подкрепления, тогда как противостоявшие ей дивизии немецкой 18 -й армии были потрепаны в предыдущих боях и в значительной степени обескровлены. Поэтому, когда 25 ноября 4-я армия начала наступление, сначала она добилась легкого успеха. Дело в том, что часть подразделений немецкой 291-й пехотной дивизии в запале наступления переправились через Волхов и заняли Кириши, образовав небольшой плацдарм на правом берегу реки. Хотя фон Лееб попенял генералу Херцогу за такое своеволие, но очистить плацдарм не приказал. И сейчас дивизия за это заплатила.
Новый командующий 4-й армией генерал Мерецков нанес мощный удар силами трех пехотных дивизий и танковой бригады. После недолгого сопротивления немцы были отброшены за реку, и советские войска на плечах отступающего противника пересекли мост. Теперь уже Красная Армия получила небольшой плацдарм на левом берегу Волхова. Фон Лееб, понимая всю опасность этого, приказал плацдарм ликвидировать любой ценой. Для этого в район прорыва была отправлена многострадальная 12-я танковая дивизия, которая сейчас по численности не превышала батальона. Однако силы немцев были слишком малы, фон Лееб не сумел ликвидировать ни одного из плацдармов — Невская Дубровка, Новая Ладога и Кириши так и остались в руках Красной Армии. Однако развить успех Мерецков не сумел.
И в этот момент в районе Волхова начала наступление 54-я армия генерала Федюнинского. У немцев просто не хватало сил, чтобы выдержать натиск по всей протяженности этого участка фронта — от Новой Ладоги до Волхова. 254-я дивизия не выдержала натиска и начала отход, пусть даже этот отход производился в идеальном порядке, тем не менее это все-таки было отступление. Фон Лееб бросил в район новой опасности свои последние резервы — 11-ю пехотную и 18-ю моторизованную дивизии. С колоссальным трудом, но немцам удалось зацепиться за станцию Войбокало, левый фланг 18-й армии теперь выходил к поселку Кобона на берегу Ладожского озера.
Вполне резонным будет вопрос: а почему в декабре 1941 года немецкие войска начали терпеть поражения по всему Восточному фронту? Ответ будет очень простым. Немцы элементарно не рассчитали свои силы, после провала графика «Барбароссы» требовалось срочно пересматривать всю стратегию. Однако и командование вермахта, и Гитлер, ослепленные формальными успехами в виде огромной занятой территории и миллионов пленных, не могли остановиться и продолжали гнать войска вперед, не замечая, что вермахт просто потихоньку растворяется на территории Советского Союза. В результате немцы просто надорвались, и в декабре последовал ряд болезненных поражений: на юге под Ростовом, под Москвой, в районе Ленинграда. Другое дело, что советским генералам не хватало квалификации, а войскам выучки, чтобы эти локальные неудачи превратились в катастрофы.
Существовала ли опасность того, что немцы сумеют замкнуть второе кольцо вокруг Ленинграда, выйдя на соединение с финскими войсками на восточном берегу Ладоги? Теоретически — да, практически — нет. У Группы армий «Север» элементарно не хватало сил, чтобы создать прочный фронт по реке Волхов, что уж тут говорить о продвижении еще дальше. То же самое можно сказать и о наступлении финнов на юг, которое лишь увеличило бы их собственные проблемы.
Однако положение Ленинграда это с виду совершенно незначительное продвижение немецких войск на восток ухудшало очень сильно. Во-первых, в ноябре и декабре Дорога жизни просто не могла быть создана. В лучшем случае она могла появиться только в январе, причем в значительно более сложных условиях. Вместо Кобоны ее восточный конец оказался бы гораздо севернее, в Черном или Сумской, возникали дополнительные сложности с доставкой грузов. Если же вспомнить, что наиболее страшным периодом блокады было как раз начало зимы 1941/42 года, то становится понятным, что при данном варианте развития событий потери гражданского населения города были бы значительно выше. Хотя они и так оказались чудовищно велики. Но и эта альтернатива не могла предрешить судьбу Ленинграда.
«FESTUNG MOSKAU»
Совсем недавно в Екатеринбурге проходил ежегодный фестиваль фантастики «Аэлита-2010», лауреатом которого стал один из зачинателей жанра альтернативной истории в России питерский писатель Андрей Лазарчук. В то время, когда историки еще только рассуждали на тему: а допустимы ли в принципе какие-то альтернативные построения, содрогаясь от мысли о возможных победах Гитлера (сильны были кандалы Главпура и 5-го управления КГБ СССР), писатели-фантасты уже вовсю строили эфемерные дворцы разнообразных альтернатив. Но было в этих альтернативах что-то, что всегда заставляло рассматривать их как некую игру ума, а не как реальную альтернативу, как бы парадоксально ни звучало подобное определение. Вот и сейчас мы с Андреем заспорили на извечную тему: а могла ли Германия победить СССР? Он утверждал, что летом 1942 года это было более чем реально. Когда я попросил изложить логическую цепочку, которая привела к подобному выводу, он бодро начал: «Весной 1942 года немецкие войска повернули из Москвы на юг...» Стоп! Вот тут все и закончилось, не успев начаться. Это общая беда всех альтернатив — одно фантастическое допущение объясняют с помощью другого, еще более фантастического. То есть победа Гитлера в 1942 году начиналась с того, что еще в 1941 году он занял Москву. Приехали.
Словом, он меня не сумел убедить, потому что я принадлежу к тем, кто уверен, что Россию/СССР/Россию невозможно победить военными средствами. Поражение этой страны может быть лишь результатом внутреннего политического краха, как в XIII веке, когда русские князья наперебой приглашали татарские орды, чтобы устранить брата-конкурента, и пример этому подал Александр Батыгович Невский, с помощью темника Неврюя превративший в пепелище половину Руси, только чтобы отобрать княжеский венец у родного брата Андрея. Дело в том, что Россия представляет собой идеальный пример одного из постулатов диалектики: переход количества в новое качество. Ее колоссальная территория лишает завоевателя возможности победить как на западный манер (заняв столицу), так и на восточный (прирезав очередного деспота). Занять столицу (не обязательно Москву) сложно, однако вполне возможно, но что делать с остальной территорией страны?! Ну, а гоняться за очередным лидером нации по одной шестой земного шара и вовсе бессмысленно, жизнь потратишь, но не догонишь. В Москву враги приходили, хотя лучше бы они этого не делали, мы ведь помним, чем это кончилось хотя бы для Бонапарта, не говоря уже о том, что к этому времени Россия превратилась в нечто невообразимое. Помните выражение «русский медведь»? Так вот, это «легендарное чудище, крылатое такое, с двумя головами. Оно налетает и похищает прекрасных юношей, а рыцари их потом освобождают. Говорят, когда-то оно во множестве водилось. Потом пропало», по крайней мере, так утверждает другой фантаст — Александр Бушков. И если отрубить медведю московскую голову, это ничего не решает, еще торчит голова питерская. Подошедшие к Москве осенью 1941 года гитлеровские генералы этого не понимали, они надеялись, что после взятия Москвы все закончится. И действительно, оно там бы и закончилось, правда, не так, как это видели фон Бок, Гудериан и иже с ними.
Причем достижение политической победы осложняло еще одно обстоятельство. Немцы получали какие-то шансы на успех лишь в одном случае — если бы они объявили, что целью Восточного похода является только уничтожение большевизма. Собственно, многие немецкие генералы и предлагали это Гитлеру, однако фюрер не был бы фюрером, если бы не потребовал немедленно приступить к реализации свой расовой политики на просторах Остланда. Ну и, разумеется, сразу появились разнообразные территориальные претензии. После этого говорить о политической победе на Востоке было просто смешно. Несколько утрируя, можно сказать, что Бабий Яр поставил крест на завоевательных планах Гитлера. Народы СССР убедились, что ничего хорошего немецкая армия не несет, и осенью 1941 года война начала постепенно превращаться в Отечественную. Теперь гитлеровцев встречали уже не хлебом-солью, а только пулями.
Но ведь и столицу СССР еще требовалось взять, с этим у немцев тоже не получилось решительно ничего. Снова сказались бескрайние русские просторы, и к стенам Москвы вермахт не дошел, а дополз на последнем издыхании. Для войны с Россией требовалась гораздо более крупная армия, что до немецкого
