Послезавтра ветви предстояло украситься четыреста первой отметиной. Ладиэль уже представлял себе, как возьмет в руку ритуальный обсидиановый нож, как оросит место надреза коры своей кровью, и как, попросив прощения у дерево-дома, сильным и точным движением вскроет небольшой участок на ветке. Затем надрежет ножом руку от указательного пальца до сгиба в локте, перемешает натекшую кровь со смолкой дерева, аккуратно, стараясь не ронять капли, замажет получившейся массой рубец на правой руке. Остаток массы нужно будет высушить, разрезать на четыреста одну часть, и вкопать их вокруг ствола дерева, там, где узловатые корни вылезают на поверхность.
Ритуал, некогда несущий какой-то вполне определенный смысл, давно утратил начальное значение, превратившись в ещё одну хореографически безупречную красивую традицию, коих вокруг эльфов было несметное множество. Подчас Ладиэлю казалось, что вся жизнь его народа – выполнение какого-то сложного ритуала, протяженного, жестокого, ибо любое отклонение от древних традиций и расписаний наказывалось очень строго. Запущенная тысячи лет назад система жила своей жизнью, в которой менялись части, отмирали старые ветки и отрастали новые, но сама система оставалась неизменной – как чередование восхода и захода солнца. Каждому шагу, жесту и слову положено было свое место, время и обстоятельство. И никакой возможности забыть или попутать – таких слов и в языке у эльфов не было. Приходилось использовать чужие слова, приноравливая их корни к эльфийскому произношению. Не очень часто и только в отношении наказываемых эльфов. Хотя, старики (тоже человеческое слово: после двухсот весен по лицу эльфа не определишь – триста лет ему или восемьсот, а опыт у тех и других - одинаков) говорят, что тысячу лет назад и наказывать-то некого было – настолько все блюли правила.
К своим четыремстам Ладиэль уже лет пятьдесят как пребывал в чине старшего сурового садовника, и занимался как раз наказаниями проштрафившихся эль-льойффу, поэтому знал о нарушениях традиций много больше других. Выполнять свои прямые обязанности ему приходилось нечасто – один, два раза в год: все же эль-льойффу народ законопослушный и дисциплинированный, так что службой Ладиэль не тяготился. Никогда ему ещё не представлялось случая открывать «Красную книгу наказаний» по делу - не было среди лесного народа таких безумцев, которые могли быть наказаны за проступок, описанный в этой книге. Большинство провинившихся подвергались экзекуциям, описанным в «Зеленой книге», да пару раз Ладиэлю пришлось воспользоваться «Желтой». Подчас в голову Ладиэля закрадывались подозрения, что написавший «Красную книгу» был либо сумасшедшим, либо не эль-льойффу – ведь один только перечень рассматриваемых в ней преступлений вызывал шевеление волос по всему телу. И Ладиэль благодарил Великих Духов, что такой чокнутый оказался среди народа Эль-Льойффу всего один, ведь применить придуманное наказание к придуманному преступлению из «Красной книги» у старшего сурового садовника никогда не хватило бы сил.
Всё остававшееся после присутствия на службе время Ладиэль посвящал написанию «Великой истории народа Эль-Льойффу от начала времен до эпохи царствования Великих королей-соправителей Глэдирдайля и Бекердейля, посадивших тысячу лесов». Писалось трудно, потому что значимых исторических событий в упорядоченной жизни королей Эль-Льойффу почти не бывало. А дотошное описание бытовых мелочей, продолжительных церемоний и обрядов, скрупулёзное занесение в текст «Истории» самых незначительных деталей жизни лесного народа уже порядком наскучили Ладиэлю. Последнее событие, которое могло быть названо «исторически важным», было устранение руками круглоголовых семейного клана Бекердейля, после которого король-соправитель, как говорят, стал гораздо сговорчивее.
Ладиэль знал об истинной подоплеке Четвертого Освободительного Похода круглоголовых не понаслышке – ведь, кроме прямых обязанностей, на суровых садовников возлагались сношения Эль- Льойффу с внешним миром. И Ладиэль тогда покинул родной лес впервые – чтобы убедить религиозных вождей человеческой расы зачистить участок леса, принадлежавшего клану Бекердейля. Зачем это понадобилось клану Глэдирдайля Ладиэль не знал ни тогда, ни теперь. Внешне отношения соправителей никак не изменились.
А со священниками людей вышло забавно – у Ладиэля очень быстро сложилось впечатление, что в духовенство круглоголовые специально набирают самых несговорчивых. Эти важные жрецы в сверкающих одеждах не могли договориться между собой ни до чего – даже солнце, если послушать их, всходило над одним деревом в разное время и с разных сторон. Месяц обновился на небе четыре раза, а толку от переговоров не было никакого. Ладиэлю уже становилось интересно каким образом им удалось провести предыдущие три Великих Похода и захватить столько земель – если каждый настолько дорожил своим мнением, единственное достоинство которого состояло в том, что оно было отличным от других, когда один из прислуживавших эльфийской делегации человечков не шепнул ему, что для организации религиозного похода нужно обращаться совсем к другим людям.
И оказался прав – человеческие менялы – хранители серебра и золота - разработали, подписали и реализовали подходящий договор в две седьмицы. Жрецы под влиянием менял удивительным образом сразу нашли друг с другом общую точку зрения на нечестивцев Бекердейля, коварно похитивших какое-то сокровище, воодушевили народные массы, собрали и возглавили Четвертый Поход. Было одно «но», которое не нравилось Ладиэлю: сокровища Бекердейлей, среди которых было немало общеэльфийских святынь, нужно было оставить алчным менялам, но король Глэдирдайль был не против такого условия, и пришлось уступить.
И теперь, накануне своего четыреста первого дня прорастания, Ладиэль, склонившись над текстом «Великой истории», поправлял описание узора на обшлаге правого рукава выходной тоги епископа Тьенского, с которым ему пришлось встретиться на пятьдесят шестой день выполнения Тайной миссии. Ладиэлю и раньше казалось, что в тексте есть какая-то неточность – он прочел эту страницу четыре раза, пока не сообразил в чем дело! Память наконец-то восстановила перед ним картину встречи, и Ладиэль с ужасом понял, в чем состояла его ошибка! На рукаве епископа каждый третий листок, шитый по краю серебряной нитью, был не стилизованным лавром, а пальмовым двоелистником! За такую неточность Ладиэль стукнул себя по голове ладонью и, вспомнив соответствующее наставление из «Зеленой книги», провел третье(!) в этом году наказание – отсек себе мизинец по второй сустав. Палец должен был отрасти спустя пару лун, а до тех пор предстояло накрепко запомнить свою ошибку и впредь не допускать такого! Успокоенный, он внес в текст «Великой истории» необходимые исправления и улыбнулся своим мыслям.
И в этот миг в дупло вошла Глодитроэль Старая – Великая эльфина, видевшая Прорастание любого из ныне живущих Эль-Льойффу. Она была такой древней, что могла рассказать о временах, когда по небу бродили три луны, или о том, откуда на самом деле взялись круглоголовые. Но с эльфинами время играет в какую-то свою игру – чем старше они становятся, тем моложе выглядят. И сейчас Глодитроэль, прекрасная, как никогда прежде, величественно прошла мимо Ладиэля и замерла у противоположного от входа дупла. В него было видно, как кончается Великий Лес.
Глодитроэль печально вздохнула и, обернувшись, подарила хозяину жилища одну из тех своих улыбок, ради которых некоторые особо впечатлительные эльфы были готовы ходить за ней неделями. Были у неё и другие улыбки: такие, от которых кровь останавливалась или закипала, были и такие, которые вызывали вокруг безудержное веселье, но в этот раз она почему-то решила одарить Ладиэля Улыбкой Чистой Веры!
- Здравствуй, старший садовник! – Прошелестела эльфина. – Как чувствуют себя твои корни? И легко ли тебе с новыми побегами?
Ладиэль никогда прежде не разговаривал с нею и не знал, как правильно ответить Великой на вопрос о родителях и детях. К счастью, эльфине и не требовались традиционные ответы, потому что, не дожидаясь их, она вдруг сказала:
- Мне кажется, это ты прошлый раз ездил к престолу круглоголовых решать задачу обрезания излишних побегов на древе Бекердейлей?
- Да, Великая, - Ладиэль поклонился.
- У тебя хорошо получилось. – Похвалила его Глодитроэль. – Быстро.
- Благодарю, Великая.
- Не стоит. Твои заслуги давно оценены. Именно поэтому я здесь. Садись, а я постою – возраст уже не тот, - она кокетливо улыбнулась, - суставы почти не гнутся. Я слышала, ты пишешь какую-то рукопись?
- Да, Великая. Если тебе интересно…
