Да потому что колдун боится меняться. Он боится стать другим, изменить своим нынешним идеалам. Он застрял в этой сказке, разрушает ее, делает слишком взрослой и заставляет остальных испытывать боль. 'Отпусти нас', просит дочка мельника. И колдун исчезает навсегда. Куда? На этот вопрос пока нет ответа, кроме реплики девочки: 'Что-то страшное случилось там'. Совершенно кстати вспоминается и эпиграф к первой главе — 'и четвертая история — это рассказ о самоубийстве бога'…
Это самоотвод автора, а если вспомнить заключительную главу ('бог-это любовь'), то это еще и отказ от слепой неразделенной любви. Так ли непонятен текст теперь?
И еще одно. Колдовская книга, сожженная Колдуном в камине и текст, читаемый нами — не одно ли и то же? А письмо, которое видит и не видит на столе мельник — не зачеркнутая ли вовремя строчка в черновике автора?
Глава вторая. Ключевой частью эпиграфа следует считать фразу 'хотела бы я знать, кто все те люди, которых я вижу во сне'. Стоит также задуматься, отчего все приведенные цитаты относятся к одному периоду латиноамериканской литературы. Мы считаем, что это отсылка к столь любимому латиносами 'магическому реализму' и его особым временным законам, согласно которым все описанное происходит одновременно.
Петрович, в прошлом бывший мертвым мельником, живет в безвестной деревушке за таинственной серебристой рекой. Стоп, говорим себе мы. Как так — живет? Мельник умер в первой главе!
Отсюда вывод — так живет мельник после смерти.
Река в древней мифологии всегда была границей между миром живых и мертвых. А таинственный лес, в который все пытается вернуться Петрович, это место его жизни, 'реальный' для него мир. Вернуться невозможно, вспомнить свою смерть — тоже (еще одна параллель с мифологией). Все, что доступно заблудшей душе мельника — это увидеть иносказательный сон про некоего Бога, который оказался трухлявым деревянным идолом. Давайте попробуем разобраться, почему?
Из всех обитателей таинственного леса в первой главе только двое тяготились неизменностью происходящего. Только двое знали, отчего все именно так, а не иначе. Колдун и девочка. Мельник, хоть и удивлялся застывшему времени, хоть и попросил дочку сходить к замку, был вполне доволен своей жизнью. Смотрелся вполне органично, если можно так выразиться. Вспомним, что он так и не ушел никуда от мельницы, даже когда обрел свободу.
Мельник чувствовал несомненную связь между Колдуном и девочкой. Но причину ее видел в другом. Вместо дочери, ставшей причиной разрушения его мира и колдуна, явившегося движущей силой этого разрушения, он смог увидеть лишь безымянного идола, не имеющего никакой власти. Мельник хотел вернуться — но мир, в который он собирался вернуться, умер.
Иносказательно об этом говорится в диалоге двух жителей деревни:
«Мельник убил бога и остался один». Что это значит?
Убить может только бог, пусть и человечьими руками. Так говорят те же герои немного раньше. Получается — мельник убил бога руками бога? Звучит абсурдно, если бы не эпиграф к первой главе:
Вот так. Цена свободы — убийство тюремщика. Цена внутренней свободы — …
Третья глава. Колдун — это мертвый писатель на операционном столе. Он покончил жизнь самоубийством и оказался в той же деревушке за серебристой речкой, где и Петрович. Что предстало перед его глазами? Однообразные, механические движения, люди-куклы, люди-автоматы. Лишенные разума и воли, выполняющие уже никому не нужную программу. Непонятный голос в голове, ведущий колдуна вдаль, за реку, к разрушенной мельнице. Почему к мельнице? Разве это не дорога в реальный мир? И только сейчас читатель понимает, или, по крайней мере, чувствует, что за место в лесу создал колдун. Колдун в широкополой шляпе — это писатель. Отречемся от образа самого Боушева в этой книге, это вопрос спорный. Итак, колдун — писатель. Писатель создает книги и героев. Колдун создает лес и мельника с дочкой. Выходит — где находится таинственная мельница и лес, из которого нет выхода? В голове, в памяти, в воображении писателя — выбирайте, что вам ближе. Одним словом, все происходящее в книге происходит в сознании писателя. В сознании автора. Естественно, он знает о том, что мельница в лесу — абсурд. Разумеется, у дочки мельника не было матери. И уж конечно, никакого деревянного бога возле бутафорской мельницы автор обнаружить не может. Вместо него — ангел и бес. Два полюса авторской души. И вместе с ними таинственный голос изнутри. Голос настоящего, внутреннего бога, имя которому уже дано.
Автор, в отличие от выдуманных мертвецов, оказывается способен вспомнить свою смерть. Но ответить на вопрос 'зачем?' не в силах.
А в самом деле — зачем?
'Что-то страшное случилось там', говорила девочка, дочка мельника из первой главы.
И колдун видит ее. Она совершенно не изменилась — почему?
Далее начинается история с вечным невозвращением.
Здесь можно вспомнить два произведения мировой литературы, и оба они упоминаются в контексте. 'Путешествие в Икстлан' К.Кастанеды и 'Москва-Петушки' В.Ерофеева. Искушенным читателям можно посоветовать еще обратиться к эссе В.Пелевина 'Икстлан-Петушки', в котором суммируется 'невозвращательный эффект' двух сходных текстов.
'Мертвые не приходят. Ушедшие не возвращаются назад. Прошлое не повторяется. Будущего еще нет. И лишь в воспоминаниях время вечно' — пишет Е. Боушев. Вернуться в прошлое невозможно, продолжить начатое — тоже. Единожды принятое решение будет сопровождать человека всю жизнь. Или всю смерть, если вспомнить о 'самоубийстве бога'. Колдун чувствует ответственность за судьбу дочери мельника, но уже ничем не может ей помочь. Он обрел свободу сам и обрек на свободу тех, кто не был для нее создан. Что тут можно еще сделать?
Сказка оборачивается кошмаром, время подходит к концу и замыкается. И тогда, чтобы вырваться из этого бесконечного повторения, вечного невозвращения, Колдун совершает единственно верный поступок — этакую сюжетную рокировку. Он отдает девочке свою шляпу. Свою колдовскую силу. Свою способность творить, любить, думать.
Отвлечемся и немного расшифруем поток на первый взгляд бессмысленных фраз, следующих в контексте перед этим судьбоносным решением. Читатели смогут, поняв их генезис, провести более глубокие параллели, что уже выходит за рамки данной статьи.
Ног нет. Ноги ушли, я их не чувствую. — (Е. Боушев. «Вьюга»)
Бог — это любовь. — (Е. Боушев. «Дневники»)
…Что-то страшное случилось там. — (Е. Боушев. «Grimoire»)
Свобода — это всегда одиночество. — (Е. Боушев, там же)
…Временами к нему приходила зима. — (Е. Боушев. «ЖЗЛ — вторая половина XXII века»)
Я буду надеяться — мне так легче… — (Е. Боушев. «Дневники»)
Для Хенаро это Икстлан, для тебя это будет Лос-Анджелес, для меня…