становится силой, позволяющей преодолевать эти немыслимые пространства.
Потому, наверное, и Вильнюс, любимый город, в поэзии Венцловы часто связан с морем, расширяясь и включая, вбирая тем самым локус балтийского порта Клайпеды, где поэт родился. Наиболее заметно это в стихотворении «Ode miestui» («Ода городу», 1974), в котором обнаруживаются смысловые переклички с более ранним стихотворением «Клайпедский канал. Рисунок» («Klaipedos kanalas. Piesinys»). Несомненно, здесь присутствует и аспект символики моря как «края земли, преддверия иного мира», как определяет эту тему Венцлова-исследователь в одной из статей[397]. Пространство города расширяется до всей Литвы, «скромной приморской страны» (как назвал ее Бродский); или даже дальше — до ощущения связи с тем, что «uz juru, mariu» («за морями»). Поэтому страна или город напоминают остров, плывущий в бурном море, или корабль во власти всех ветров — образ, восходящий к Горацию (на что указал и сам автор), к Овидию, к образам Мандельштама и Пушкина. (Стихотворение цитируется с небольшим сокращением.)
Не смогу, но утрачу, погашу, как фитиль к переулкам в придачу эту башню и шпиль, это море и сушу, и в песчинках смолу, Если дышит, и душу удержать не смогу. Шаг непрочным настилом, Шаг — и осыпь. Темны а погашенным тиром Заверенья волны. Как во время ковчега Над глубинами вод Ни души, ни ночлега — Аквилон или Нот. И над хлябью и твердью В едкой соли огни Кристаллической смертью Проплывают. Одни Фонари да машины, Да впотьмах, где река, Сонных сосен вершины Шевельнутся слегка. …Я сомкну свои веки Чтоб с изнанки твой свет Сохранился навеки. Ты со мной или нет? Станем тленом и тенью, Но покуда не тлен Этих парков терпенье, Тяготение стен. … Отраженным эфиром Вспыхнет луч в стороне Успокоишься с миром Воцаришься ль во мне? Смерть привычней и чище. Запивая вину, Воздух твой уходящий Напоследок глотну. Что там? Горы отвесно, Дождь стеною пошел? Да хранит тебя если Не Господь, так Эол. (Перевод Владимира Гандельсмана)[398] Ode miestui Negalesiu netekti, Bet neteksiu taves, Uzgesinsiu lyg dagti Akmeningas gatves, Balta varpine, smeli, Aptaskyta derva, Gal ir savaja siela, Jeigu siela gyva. Cia po kojom suyra Netvarus grindinys. Uz neapsviesto tiro — Tamsiabalse vilnis, Neaprepiamas plotas Ir nuo tvano dienu Akvilonas ir Notas Virs giliu vandenu. В «Оде городу» Вильнюс не назван, и из текста и контекста это было бы никак не ясно, если бы не авторский комментарий. В стихотворении названы «каменистые улицы», сады, «фонари да машины», «притяжение стен», театр, тир, — собственно, приметы, общие для многих, если не всех городов. Чуть ли не единственная вильнюсская реалия — «белая колокольня» (в переводе это просто «башня и шпиль», что
