Резуну это известно. Но вместо того, чтобы прямо заявить об этом, он прибегает к длинному обходному пути, призванному скорее запутать, чем прояснить вопрос. На протяжении множества глав своей книги он с упорством, достойным лучшего применения, ломится в открытую дверь, дотошно и многословно доказывая эти известные истины. Это, однако, вовсе не недомыслие. Резун не столь прост.
Многословие и дотошность позволяют Резуну довольно ловко имитировать работу разведчика- аналитика, восстанавливающего по открытым источникам следы тщательно скрываемой страшной тайны. Ему очень нужно создать впечатление, что тут-то и зарыта собака: Резун выяснил то, о чем до сих пор никто почему-то не догадывался – оказывается, большевики готовились наступать! И тут же Резун ловко подменяет карты, имеющиеся у него на руках, другими, припрятанными в рукаве: раз готовились не к обороне, а к наступлению, значит, хотели не защищаться от Гитлера, а напасть на него.
Наступление = агрессия.
Прием незатейливый, но достаточно действенный. Резун апеллирует не к тем данным и той научной логике, которой владеют специалисты. Он пытается опереться на эмоциональное воздействие, нацеленное на неискушенного читателя. Что толку во множестве статей и книг, в которых специалисты разоблачают измышления Резуна. Их ведь и читают только специалисты. Резуну же удалось широко посеять семена сомнения в общественном мнении. И многие, очень многие, принимают эту фальшивку за документально доказанные истины.
Чем больше ложь, тем охотнее в нее поверят. Этот эффект достаточно понятен: ну как человек в здравом уме осмелится утверждать такое, если у него нет вагона неопровержимых доказательств? Тем более что Резун с готовностью этот вагон демонстрирует. И мало кто замечает, что из приводимых Резуном доказательств следуют совсем не те выводы, которые он навязывает читателям. Да, повторю еще раз – бесталанных людей в офицерах внешней разведки в СССР не держали.
Однако при всей ловкости этого приема Резуну подчас отказывает чувство меры, и он опускается до прямой лжи. Я уже приводил ряд примеров явного несогласия Резуна с фактами. Будут и еще.
Резун как военный теоретик
Владимир Резун делает в своей книге ряд блестящих военно-теоретических открытий. Так, он сравнивает расположение подвижных соединений у самой границы с положением теннисиста у сетки: «Если теннисист стремительно пошел к сетке (мотострелковая дивизия – к границе), то это никак не для обороны. У самой сетки – лучшее положение для нанесения удара, но самое худшее для отражения удара противника». Для обороны же «надо держаться подальше от границы, чтобы иметь время и пространство для проведения оборонительного маневра» (71).
Здесь что ни слово – то открытие. И в военной теории, и в теннисе.
Возникает впечатление, что Резун никогда не видел, как играют в теннис. В нем любой удар (кроме подачи) есть одновременно отражение удара противника. И из глубины площадки, и от сетки удар наносится только путем отражения мяча, пущенного противником. Выбор же положения – у сетки или в глубине площадки – зависит от того, как противник наносит удар.
Но хватит о теннисе – дело-то ведь не в нем. Для организации обороны против войск агрессора примитивное правило, навязываемое Резуном, тоже не подходит. Да, при организации обороны действительно
Простым оттягиванием всех своих войск в глубину такого результата не добиться. Какой оборонительный маневр должны осуществлять эти войска, если характер действий войск агрессора еще не проявился? Все, что будет достигнуто таким оттягиванием войск, – это сдача противнику части территории без боя.
Другое открытие Резуна – в наступательных боях войскам нужны гаубицы, а не пушки, в оборонительных же – наоборот: от гаубиц нет никакого толку, а пушки совершенно необходимы. И обоснование есть – при наступлении противника приходится выковыривать из траншей, и тут нужен навесной гаубичный огонь. Когда же сидим в обороне, а противник наступает открыто, то тут как раз нужен настильный пушечный огонь (71).
Конечно, гаубичный огонь в наступлении очень нужен, равно как и пушечный – в обороне. Но это вовсе не значит, что по наступающему противнику не следует стрелять из гаубиц. Неужели не надо бить по его командным пунктам, по складам, по резервам, укрытым в блиндажах? А если в обороне наносится контрудар? Тут уж без гаубичного огня не обойтись. Да при случае можно и из гаубиц ударить прямой наводкой и очень даже эффективно.
То же самое можно сказать и про пушки. Неужели Резуну не доводилось встречаться с таким выражением – «сопровождать наступающие войска огнем и колесами»? Если огнем могут сопровождать и гаубицы, то вот сопровождать колесами (то есть передвигаться вместе с наступающими войсками) должны именно пушки. И в наступлении от настильного огня и стрельбы прямой наводкой зависит никак не меньше, чем в обороне. Особенно – при отражении контратак.
Так что идея Резуна – гаубица есть наступательное оружие, а пушка – оборонительное – насквозь фальшива.
Зачем Сталин уничтожал свою собственную оборону?
Резун очень активно эксплуатирует утверждение (не опирающееся ни на какие серьезные источники), что перед войной была ликвидирована полоса обеспечения у границы – разминированы подготовленные к взрыву мосты, ликвидированы минные поля, сняты заграждения из колючей проволоки. В этой полосе у самой границы сосредоточивались войска, несмотря на то что группировка войск, следующая начертанию границы, оказывалась неблагоприятной для обороны. Сталин собирался не обороняться, а наступать, делает вывод Резун. Ведь и германская армия в ходе подготовки агрессии против СССР делала практически то же самое.
Особо напирает Резун на то, что в середине июня пограничные части, подчиненные НКВД, начали снимать проволочные заграждения на границе. Проволоку режут перед самым наступлением, делает вывод Резун. Значит, Сталин собирался напасть на Гитлера, и не когда-нибудь, не в 1942 году, а теперь же, летом 1941 года (87)!
В самом деле, зачем пограничники резали проволоку, если группировка войск Красной Армии заведомо не была готова к наступлению и не могла быть готова – ни в июле, ни в августе, ни вообще в 1941 году? Резун, стремясь подогнать ответ под нужное ему решение, тратит огромное количество усилий, чтобы доказать – нет, Красная Армия была готова наступать уже к июлю 1941 года. Еще один его аргумент – уничтожение «линии Сталина» (полосы укрепрайонов вдоль старой границы).
Действительно, консервация и разоружение «линии Сталина» начались еще до начала строительства линии укрепрайонов на новой границе. Более того, в начале 1941 года, как утверждает Резун, часть долговременных сооружений этой линии была взорвана. Однако здесь Резун не приводит ни одного подтверждения этим словам. И не случайно – наступающий вермахт обнаружил в 1941 году эти долговременные сооружения на своих местах и отнюдь не взорванными.
Что же это за глупость – разоружать собственную оборону? Резун не спешит с комментариями. Подробно и очень эмоционально расписав всю мощь «линии Сталина», а затем – всю нелепость ее разоружения и частичной ликвидации, он переходит к столь же эмоционально окрашенным рассуждениям о линии укреплений на новой границе.
Весьма обстоятельно Резун доказывает, что эта линии предназначалась не для обороны, а для прикрытия наступательных действий. Именно так. Сталинская военная доктрина предписывала отвечать на агрессию наступательными операциями. Но это вовсе не значит, что Сталин хотел напасть первым. Резун замечает, что немцы делали то же самое – строили на границе слабую линию укреплений на второстепенных направлениях, не прикрытую минными полями. А «линию Зигфрида» на французской границе и полосу укреплений в районе Одера забросили.
Да, и те, и другие собирались наступать. Линии укреплений в глубине казались им ненужными. Но между ставкой на наступление и ставкой на агрессию есть немалая разница. Резун ее предпочитает «не
