единственная из женщин, которую по-настоящему полюбил герой рассказа «Генрих». Внезапное появление сумасшедшей матери Руси во время ее свидания с любимым навсегда разлучает героев. А если даже вплоть до последней страницы рассказа все идет благополучно, то в финале рассказа Бунин, всякий раз неожиданно, но неукоснительно сообщает читателю: «На третий день Пасхи он умер в вагоне метро, — читая газету, вдруг откинул к спинке кресла голову, завел глаза…» («В Париже»); «В декабре она умерла на Женевском озере в преждевременных родах» («Натали»).
Бунин, по складу своей натуры, остро ощущал всю неустойчивость, зыбкость, драматичность самой жизни (думать так у него было достаточно оснований). И потому любовь в этом ненадежном, хотя и прекрасном мире оказывалась, по его представлению, наиболее хрупкой, недолговечной, обреченной. Такая точка зрения писателя объяснялась его поэтической, эмоциональной природой. Однажды Бунин весьма взволнованно, хотя и полушутя, процитировал чьи-то слова, по-видимому сильно его задевшие: «Часто бывает легче умереть за женщину, чем жить с ней».
Все эти любовные катастрофы, неожиданные обстоятельства с необычайной изобретательностью Бунин придумывал. Да и откуда еще было ему черпать свои сюжеты, когда под рукой не было нужных книг, а главное — весь архив Ивана Алексеевича, к его горю, находился в Париже. Оставалось лишь творческое воображение писателя, которое становилось с годами все более изощренным. В большинстве рассказов «Темных аллей» — острый, напряженный сюжет, в то время, как мы помним, более ранние его произведения часто бесфабульны, Бунин сам сознавал это. «В молодости я очень огорчался слабости своей выдумывать темы рассказов, — признавался он, — писал больше из того, что видел, или же был так лиричен, что часто начинал какой-нибудь рассказ, а дальше не знал, во что именно включить свою лирику, сюжета не мог выдумать или выдумывал плохонький… — признавался Бунин в 1947 году. — А потом случилось нечто удивительное: воображение у меня стало развиваться „не по дням, а по часам“, как говорится, выдумка стала необыкновенно легка, один бог знает, откуда она бралась, когда я брался за перо, очень, очень часто еще совсем не зная, что выйдет из начатого рассказа, чем он кончится (а очень часто кончался, совершенно неожиданно для меня самого, каким-нибудь ловким выстрелом, какого я и не чаял)».
Но при этом напряженный, часто — занимательный сюжет ничуть не мешает и не противоречит психологической убедительности действующих лиц и ситуаций, — до такой степени достоверных, реалистических, что многие утверждали, будто писатель черпал их из собственных воспоминаний. Бунин, действительно, не прочь был в откровенной беседе вспомнить некоторые «приключения» своей молодости; но когда принимался писать, то все затмевала творческая фантазия; и характеры и ситуации писатель изобретал полностью. Естественно, что суждения об автобиографичности его творений задевали Ивана Алексеевича, и вот продолжение только что процитированных слов: «Как же мне после этого, после такой моей радости н гордости не огорчаться, когда все думают, что я пишу с такой реальностью и убедительностью только потому, что обладаю „необыкновенной памятью“, что я все пишу „с натуры“, то, что со мной самим было, или то, что я знал, видел!» «Никто не верит, что я почти всегда все выдумываю — все, все. Обидно!»
Толчком к «игре» творческого воображения, как много раз вспоминал Иван Алексеевич, служило какое-нибудь мелькнувшее воспоминание, пейзаж, настроение.
Так, например, ему неожиданно, «ни с того ни с сего», представился вечер после грозы и ливня на дороге на одной русской станции, темнеющие небо и земля; а вдали над темной полосой леса еще вспыхивают молнии. И какой-то мужчина стоит на крыльце постоялого двора возле шоссе, очищая с сапог грязь. Рядом — собака… Так родился рассказ «Степа»…
А рассказ «Муза» Бунин придумал, вспоминая зимы в Москве, на Арбате и то время, когда как-то гостил летом на даче своего приятеля писателя Телешова под Москвой. Спустя много лет в Париже однажды проснулся с мыслью, что-надо дать какой-нибудь рассказ для газеты, чтобы покрыть долг, вспомнил вдруг зиму в русском захолустье и написал рассказ «Баллада», — опять-таки «ни с того ни с сего».
Вспоминая о том, как родился рассказ «Визитные карточки», Иван Алексеевич записал, что в июне 1914 года он с братом Юлием плыли по Волге от Саратова до Ярославля. И в первый вечер, после ужина, когда Юлий гулял по палубе, а Иван Алексеевич сидел под окном их каюты, к нему подошла какая-то славная и застенчивая некрасивая молоденькая женщина и сказала, что она узнала его по портретам и что так счастлива его видеть. Бунин разговорился с ней, стал расспрашивать, кто она, откуда, — ее ответов он не запомнил. Вскоре подошел недовольный брат, «молча и неприязненно посмотрел на нас, она окончательно смутилась, торопливо попрощалась». И все. Но, вспомнив это спустя много лет, Бунин выдумал свой рассказ.
Человек самолюбивый и гордый, Бунин всегда настороженно ожидал: как отнесутся к очередному его «детищу»? И бесконечно ценил положительные отзывы, — а читателей было так мало… Когда в мае 1944 года он получил из Парижа письмо, в котором корреспондентка назвала его «учителем» и похвалила рассказ «Ворон», Бунин отнесся к этому с истинно детской радостью. «…Вы меня похвалили в нынешнем письме, и я, как самолюбивый, честолюбивый, гадкий подросток, засопел, покраснел от радости — и вытащил из кармана еще тетрадку — „вот у меня еще есть…“»
Мастерство писателя в рассказах «Темных аллей» достигло необычайной виртуозности и выразительности. Тонко, откровенно и подробно рисует Бунин интимные человеческие отношения, — однако всегда на той неуловимой границе, где высокое искусство ни на йоту не снижается даже до намеков на натурализм. Но это «чудо» достигается ценою великих творческих мук, — как, впрочем, и все, написанное Буниным. Вот, например, запись, свидетельствующая об этих муках: о том, как бесконечно трудно описать прекрасную женщину, не впав в пошлость; надо пытаться, очень упорно, найти слова. И писатель всегда находил эти другие, то есть единственно нужные, необходимые слова и заставлял их звучать откровением. В современной Бунину русской литературе о любви-страсти не было «никогда не написано никем» так, как удалось это ему. Современная смелость сочеталась со строгостью, классичностью языка. Бунин не пошел ни на единую уступку преходящей моде, — и это сочетание новаторства с традиционностью было его художественным открытием, начатым еще раньше в повести «Митина любовь» и рассказе «Солнечный удар». А вот и своеобразная декларация художественного «кредо» писателя. Говоря в рассказе «Генрих» о чувствах, которые возбуждает в мужчине женщина, которая, по библейскому выражению, есть «сеть прельщения человеков», Бунин устами своего героя-поэта выражает свое собственное отношение, нравственное и эстетическое, к тому, как надо писать о любви: «Эта „сеть“ нечто поистине неизъяснимое, божественное и дьявольское, и, когда я пишу об этом, пытаюсь выразить его, меня упрекают в бесстыдстве, в низких побуждениях… Подлые души! Хорошо сказано в одной старинной книге: „Сочинитель имеет такое же полное право быть смелым в своих словесных изображениях любви и лиц ее, каковое во все времена предоставлено было в этом случае живописцам и ваятелям“».
И впрямь, подобно живописцу и ваятелю, рисует и лепит Бунин красоту, воплотившуюся в женщине. Начинающая увядать, но все еще красивая Надежда в рассказе «Темные аллеи»; грациозная, чистая и прекрасная девушка Руся, обладающая душевной грацией и красотой; таинственная безымянная красавица — героиня «Чистого понедельника». А в некоторых — например, «Камарг», «Сто рупий» — действия нет совсем; это не что иное, как женские портреты во всей своей первобытной, дикой красоте.
В «Темных аллеях» женщины вообще играют главную роль. Мужчины — как бы фон, оттеняющий характеры и поступки героинь; мужских характеров нет, есть лишь их чувства и переживания, переданные необычайно обостренно и убедительно. В рассказах Бунина
Женские характеры в «Темных аллеях» очень многообразны. Здесь и преданные любимому до гроба «простые души» — Степа и Таня в одноименных рассказах; и изломанные, экстравагантные, по- современному смелые «дочери века» («Муза», «Антигона»); рано созревшие девочки в рассказах «Зойка и Валерия», «Натали»; женщины необычайной душевной красоты, наделенные талантом любви и способные одарить несказанным счастьем (Руся, Генрих, Натали в одноименных рассказах) — и, наконец, образ мятущейся, страдающей женщины в рассказе «Чистый понедельник». Этот женский тип был особенно интересен Бунину и прошел по многим его произведениям. «Есть… женские души, — писал Бунин много
