– Нет, не учения, – снова проявил словоохотливость второй рядовой. – Нам толком ничего не сказали. Просто участок охраняем.
Первый нахмурился, озабоченный его болтовней.
– Ну ладно, вы лучше идите. А то вдруг проверка нагрянет.
Георгий схватил Лазаренко под руку, и они пошли, насколько можно было скоро идти через усеянную камнями чащу, стараясь быстрее удалиться от запретного места.
– Надо же, – делился впечатлениями старик. – Я, знаете, так напугался, когда из-за камней на меня солдаты вышли. Только что про покойников рассказывал, а тут они – снова, как призраки! А когда вы крикнули, они мне молчать велели…
Слушая его, Георгий рассеянно улыбался. Все это было ему знакомо – оружие, лазутчики, лес… Он пришел в возбуждение от произошедшего и испытывал душевный подъем. Казалось, что после вчерашнего утерянное настроение спешит вернуться к нему.
Сместившись в сторону от прежнего пути, они еще насобирали грибов, с лихвой восполнив отданное, – уже через час здоровенные корзины были переполнены. Кое-как добрались до шоссе, рискуя растерять по пути часть добытого. В автобусе Георгий к удовольствию своему ловил завистливые взгляды ленивых дачников.
По возвращении в город он проводил старика до дому и отдал свои грибы.
– Мне просто хотелось сменить обстановку. Я их и солить-то не умею. Ну, может, на жареху возьму немножко.
– Нет-нет. Так нельзя! – воспротивился Лазаренко. – Впрочем, вот что! Я их заготовлю, а потом вам принесу. Знаете, как хороши грибочки под Новый год, да под водочку!
– Хороши, – согласился Георгий.
– Тогда помогите мне. А то я до квартиры не донесу. Заодно и в гости зайдете.
Почему бы и нет? И Георгий с интересом отнесся к предложению Лазаренко. Было бы неплохо взглянуть, как живут простые советские прозекторы.
Квартира старика поразила его своей библиотекой. Такого множества забитых книгами полок, стеллажей, шкафов с надставленными антресолями он никогда не встречал. Разве что в кино, когда по сюжету надо было показать жилище какого-нибудь ученого или аристократа. Половину богатства составляла художественная литература, но, судя по надписям на переплетах, было много профессиональных, научных изданий – по биологии, географии, исторических, медицинских, философских трудов, попадались фолианты со старинными шрифтами на корешках, много иностранных.
– Надо же, какое великолепие! – не переставал удивляться Георгий.
– Да, практически все деньги, которые я зарабатываю, трачу на книги. Это моя страсть.
Георгия так и подмывало спросить, куда денутся все эти книги после смерти Лазаренко. Перейдут дочери – можно только позавидовать такому наследству. Но стоит ли оно того, чтобы отказывать себе во всем? Но, видимо, для старика они действительно были так дороги, что иного существования тот себе не представлял. Практически все книги на полках находились за самодельно вставленными стеклами – видно, что изготовлено с любовью, а там, где стекла отсутствовали, обыкновенной в таких случаях пыли не было, значит, за книгами ухаживали.
Взяв с полки первый попавшийся, изрядно потертый экземпляр, Георгий прочел на обложке: «Евг. Замятин. Герберт Уэллс, «Эпоха», «Петербург, 1922 год».
– Замятин… Евгений Замятин… – вспоминал он это слышанное однажды имя. – Не тот ли, который эмигрировал в Англию в тридцатых? Он там еще антисоветский роман написал?
– Тот самый. Только роман свой он написал в двадцатом году, – спокойно поправил его Лазаренко. – А издан он был еще до того, как советское правительство отпустило Замятина на Запад, – добавил заведующий. – Сегодня его можно найти только в списках самиздата.
– А у вас он есть?
Лазаренко развел руки:
– К сожалению. Правда, однажды я держал в руках эмигрантский журнал «Воля России», где отрывки из этого романа впервые вышли на русском языке. Но тогда я еще не был таким страстным коллекционером…
«Для приличия мог бы испугаться моего интереса», – подумал Волков.
Он подержал книгу в руке, словно взвешивая ее.
– Если бы это была хотя бы одна страничка того самого романа, о котором вы сейчас намекнули, на срок бы потянула. – Георгий вздохнул. – Я бы на вашем месте именами бы не раскидывался. Не афишировал.
Лазаренко улыбнулся:
– Я и не афиширую. Но не сжигать же книги. Это мы уже, знаете, проходили…
– Да, Михаил Исаакович, сложная вы фигура, скажу я вам. – Он поставил книгу на место. – Вроде бы и советский гражданин, ответственный человек, а есть в вас что-то неподдающееся. Закалка, что ли, какая-то старая. Вы, кстати, в каком году родились?
– В девятьсот пятом.
– Вот как?! Так вы ровесник первой революции!
Георгий смотрел на смущенно улыбающегося Лазаренко.
«А я ведь могу прямо отсюда отправить его на допрос к следователю. Раз, и все!» – подумал он. Но старик смотрел на него так спокойно, что Георгий почувствовал укол совести.
– Я не грубо с вами разговариваю? Простите…
– Ничего. Я ведь с вами тоже не слишком вежливо обошелся, когда мы только познакомились. Хотя мне неловко слышать от вас эти слова. Вспоминается прошлое. Моего отца, знаете…
– Знаю, – виновато произнес Георгий. – Не обижайтесь, но я много о вас знаю.
– Я понимаю, служба. А представьте, каково жить и знать, что тот человек, который приложил руку к его смерти, прекрасно здравствует? Он ведь тогда молокосос еще был – но ретивый очень. Подонок…
Сказано это было с болью и с ненавистью, неожиданной для того Лазаренко, которого Георгий успел изучить.
– Между прочим, у вас до сих пор работает.
– Да ну? – искренне удивился Георгий.
– Васильев Терентий Павлович, знаете такого?
Перед лицом Георгия всплыла крысиная рожа старого кадровика – как не знать. Вот уж тесен мир…
– Небось еще и счастливым себя ощущает, – произнес Лазаренко. Он вот-вот готов был тяжело раздышаться, но приступ быстро прошел.
Георгий хотел успокоить старика и сказать ему, что не таким уж счастливым. Нет у Васильева ни жены, ни детей, одна работа. И сгниет он, когда уйдет на пенсию, – никто не заметит. Но вдруг подумал, что и о нем можно будет сказать то же самое. Правда, при одном смягчающем условии – если он не станет работать на благо людям. На настоящее благо, а не выдуманное кем-то, как это делал молодой и ретивый Васильев.
«Да, вот так вот поведешься с неподдающимся и сам превратишься в антисоветчика…»
Чтобы прогнать эти мысли, Волков продолжил разглядывать полки. Здесь было много фантастической литературы.
– Увлекаетесь? – достал он с полки очередную книгу. Это был сборник Артура Кларка «Космическая одиссея 2001 года». Дефицитнейшее издание. По центру обложки – космический аппарат будущего, кольцевой формы, а внизу два человека друг против друга застыли в задумчивости, будто их гложет серьезный философский вопрос…
– Да, это мое хобби, если можно так сказать, – откликнулся Михаил Исаакович. – В мире литературы, как мне кажется, нет другого более серьезного жанра, чем фантастика, хоть это, знаете, может быть, и странно звучит. Многие этого не понимают, особенно в вашем ведомстве. А может, и наоборот, прекрасно понимают ее возможности…
Лазаренко как-то странно посмотрел на Георгия, понимая, что вновь допустил непозволительный выпад. Но Волков уже смирился с такими эскападами старика. Тот невольно, однако будто специально,
