назвала себя и по-мужски протянула руку для рукопожатия, но Лорьен ловко повернул мою кисть ладонью вниз и легко коснулся ее губами.
Так же изящно и старомодно он принял к сведению имя Рут.
– Вы хотите знать, как картины оказались у меня? Тогда вы позволите вас пригласить? На первом этаже есть уютное кафе, где можно отведать чудесный терамису с кокосовым ликером, я уже проверил!
Разумеется, мы бы согласились и без всякого терамису.
Кафе и вправду оказалось уютным, а терамису бесподобным. Пожалуй, теперь я буду посещать вернисажи почаще!
– Три-четыре года назад Джозеф задумал перестроить свой дом, – начал свой рассказ Лорьен. – Знаете, в жизни каждого человека наступает период, когда ему хочется что-нибудь в ней изменить, хорошо, если не все. Что было менять одинокому человеку средних лет, художнику? Я бы выбрал любовницу, но Джозефа женщины, по-видимому, не слишком привлекали. И он решил поменять жилище. Куда-то переезжать ему не хотелось – ведь это дом его предков, дом, где он родился. И тогда он решил перестроить его. С этого началось наше знакомство. Забыл упомянуть, что я архитектор. Кто-то посоветовал Джозефу обратиться ко мне, и я перепланировал его дом. Когда работы были закончены, Джозеф был в восторге. Он сказал, что я воплотил в жизнь его мечты лучше, чем они виделись ему. И тогда, в знак благодарности, он решил подарить мне картину, причем по моему выбору. Я и прежде видел его работы, и они большей частью нравились мне. Больше часа я рассматривал картины, пока, наконец, не остановился на «Тоске».
– Я тоже выбрала бы ее, – призналась я.
– Рад, что наши вкусы совпадают. Но Джозеф заявил, что с этой картиной он не расстанется ни при каких обстоятельствах. Это связано с какими-то личными переживаниями, о которых он не стал распространяться. Понятно, что настаивать я не мог. И тогда он сделал предложение, от которого невозможно было отказаться. Он пообещал написать для меня три картины в той же манере! Свое слово он сдержал. И мне кажется, что они ничуть не хуже «Тоски», как вы считаете?
– Да, наверно, – согласилась я, а Рут промолчала.
– Кстати, вы тоже были знакомы с Джозефом?
– Я работала у него, помогала по хозяйству, – после некоторых колебаний ответила Рут.
Последовала пауза – Лорьен положил в рот полную ложку терамису. Спустя минуту он продолжил:
– Не помню, чтобы встречал вас у него. Не может быть, чтобы я не обратил внимание на столь очаровательную девушку.
– Видите ли, это не было моей постоянной работой, я убирала у него два раза в неделю. Вас я тоже не встречала, хотя переделку дома помню прекрасно.
– Понятно... – произнес Лорьен, и мне послышались в его голосе нотки облегчения.
Решение пришло мгновенно, едва ли бы я отважилась на эту провокацию в стиле Генри после маломальского обдумывания.
– Скажите, мистер Лорьен, вы бы могли убить человека? – спросила я.
– Запросто! Только вот не могу решить, с кого из вас начать. А почему вы спрашиваете? – также без раздумий и с легкой улыбкой, видимой призванной показать, что это всего лишь ответная шутка, ответил Лорьен.
Что ж, нормальная реакция нормального человека.
– Да просто так, я всех об этом спрашиваю, – выглядела я, конечно, полной идиоткой....
– А-а-а... – легко удовлетворился моим ответом Лорьен. – В наше время не лишняя предосторожность. Что ж, милые барышни, с вами хорошо, но работа не ждет. Вот мои визитные карточки. Если когда-нибудь захотите посмотреть на меня или на картины, милости прошу.
Мы попрощались с Лорьеном и вернулись в выставочный зал.
– Что вы скажете, Рут? По-моему все прояснилось. Возможно, Джозеф не хотел, чтобы знали, что он пишет картины для кого-то, и потому он вам их не показывал.
– Не думаю... – с сомнением в голосе задумчиво произнесла Рут, казалось, что ее вдруг посетила какая-то неожиданная мысль, – он вполне мог доверить мне эту тайну, если бы считал это тайной.
– Но, может быть, он думал иначе? – сказала я и тут же пожалела: моя собеседница наградила меня колючим взглядом.
– Кстати, вот вам еще одна версия, – продолжила я, так как Рут молчала. – Джозеф мог написать эти картины дома у Лорьена.
– Мог... Это возможно, но очень странно. Однако все это не главное. Понимаете, Николь, я не хотела вам об этом говорить, думала, может, вы сами заметите. Эти картины не такие... Как вам объяснить? Вот у людей, хоть кое-кто в этом сомневается, есть душа, энергетическое поле. Вы не можете его потрогать, но всегда чувствуете. То же самое можно сказать о картинах. Какая душа, какое там энергетическое поле может быть у холста с красками? Конечно. Скорее всего, речь идет о влиянии живописи на наше энергетическое поле, а мы лишь условно говорим об энергетике картин. Не важно. Важно то, что у этих трех картин другая энергетика, причем намного ниже. Я чувствую это. Поэтому Лорьен не убедил меня.
– То есть, вы считаете, что стоит продолжить исследование или, если угодно, расследование? – опять уточнила я, хотя ответ был очевиден.
– Да, Николь.
– Может, вы и правы, – пришлось согласиться мне, – в конце концов, у Лорьена была возможность убить Джозефа. Ведь у него мог остаться ключ, да и Джозеф, вероятно, впустил бы его в дом. Мотив? Похищение картин!
– Николь! Если картины писались для Лорьена, зачем ему убивать? А если нет, то почему я о них ничего не знала? – неожиданно, но справедливо заметила Рут.
– Да, вы правы, – не могла я не признать логики ее замечаний, – эта версия никуда не годится. Я отправлюсь сейчас в офис и все расскажу Генри. Послушаем, что он скажет. Вас подвезти?
Итак, в деле появился новый персонаж, Морис Лорьен. И любопытные подробности, которые, например, свидетельствуют о том, что фотокопий картин не было, а, если они и были, то их сделал именно Лорьен и именно с тех картин, которые представлены на выставке. Так что, они, в любом случае, будут лишь подтверждать подлинность этих работ. Да и задача несколько изменилась, не так ли? Теперь понятно, кто мог бы изготовить подделки, если это именно подделки. Понятен в этом случае и мотив убийства художника, если это было убийство. Но есть два очень существенных вопроса, на которые мы пока не в состоянии были ответить. То, что картины были написаны в стиле Ламберта, было признано даже девушкой, которая больше всех сомневалась в их подлинности. А вот почерк художника? Как быть с ним? Специалисты признали именно почерк Джозефа Ламберта. Кто же смог изготовить такие копии? Кто смог не только подражать стилю Ламберта, что, по- моему, не так уж сложно, поскольку у стиля есть приметы, по которым его легко отделить от всего остального потока современной живописи. Наиболее интересной в творчестве этого художника была не техника исполнения, а литературно-философский смысл интерпретации понятий, чем и занимался в своих работах Джозеф Ламберт. Смотрите, что нужно было, чтобы имитировать стиль: придумать абстрактный фон и на этом фоне как можно точнее воспроизвести какой-нибудь предмет. Но чудо создаваемое Ламбертом проявлялось только тогда, когда полученное изображение сочеталось с названием, со словом. Тогда это сочетание вызывало у зрителя, а точнее созерцателя, определенные ассоциации. Картины требовали активного сопереживания, соавторства того, кто на них смотрел. Гениальность Ламберта – это не гениальность художника, это мастерство художника и несомненный литературный талант, тонкое понимание эмоционально-психологического мира людей. Почему я поверила Рут, а не специалистам? В этих трех картинах формально присутствовал тот же стиль, но… Они были более логичны, чем, например картина «Тоска», они скорее опирались на абстракции, рожденные разумом, чем на ассоциации, рожденные сердцем. Но, повторяю, формальные признаки стиля были очевидны. А для того, чтобы понимать то, что удалось понять этой милой девушке, мало было разбираться в живописи, нужно было быть еще и поэтом, психологом, философом, или просто человеком, любившим художника Джозефа Ламберта.
Значит, теперь остается вопрос подражания почерку художника. Мы имеем весьма интересное сочетание в одном лице неизвестного копииста – мастерство в подражании письму художника и неумение понять суть его замысла. Впрочем, это только мое мнение, возможно, вы, дорогой читатель, со мной и не
