согласитесь.
Теперь вернемся к роли господина Лорьена. Является ли он сам тем копиистом, который изготовил картины? Но тогда он, как минимум, должен обладать навыками живописца, Картины все же выполнены уверенной рукой мастера. Значит не плохо бы выяснить, обучался ли Морис Лорьен живописи? Где? Насколько успешно? Он – архитектор, значит, задатки художника у него должны быть. Способность к тонкому различению формы и цвета нужна не только художнику, но и хорошему архитектору.
Второй вопрос – это возможность вызвать у человека состояние, которое врачи диагностируют как инсульт на фоне гипертонического криза. То, что Ламберт никогда не жаловался на свое состояние здоровья, еще не значит, что оно у него было идеальным. Он мог не обращаться к врачам, приписывая свое недомогание усталости, или скверному настроению, разве с вами такого не случалось?
Но у Ламберта был наверняка семейный врач, к которому он, время от времени, все же обращался. Неплохо было бы поговорить с ним.
Нужно вообще поговорить с каким-нибудь врачом, чтобы выяснить, существует ли препарат, лекарство, при помощи которого можно вызвать микроинсульт, или хотя бы резкий скачок давления.
Но вернемся к событиям, которые происходили вокруг картин и людей, этими картинами заинтересовавшихся.
Глава 3. НЕОЖИДАННЫЙ ИЗЪЯН
– Как вы думаете, Лорьен говорит правду? – спросила я у Генри, когда рассказала ему обо всем, что произошло на вернисаже.
– У меня пока недостаточно информации, чтобы судить об этом, а как вы сами считаете? Вы ведь с ним говорили, какое он произвел на вас впечатление?
– Мое отношение к нему вряд ли можно назвать объективным.
– А я и не жду от вас объективности. Меня интересует ваше мнение, а не объективная характеристика, в которую я бы все равно не поверил. Я уверен, что человек – это совокупность мнений о нем. Так что вы можете сказать? Он вам понравился?
– Должен был понравиться. – начала объяснять я не столько для своего шефа, сколько для себя, – внешность его достаточно привлекательна. Держался он свободно, но без излишней раскованности. Его версия была логична. Хотя проверить ее мы вряд ли сможем. Но почему-то я больше склонна верить Рут, хоть и не чувствую никакой энергетики ни в этих картинах, ни в других.
– Не чувствуете?
– Нет, Генри, – вздохнула я, – видимо, искусство живописи не способно меня настолько пронять.
– Что ж, не обратиться ли нам к специалисту? – задал Генри вопрос, ответ на который был очевиден.
– К художнику? Искусствоведу? – уточнила я, чтобы не дать ему надолго замолчать в привычной своей задумчивости.
– К криминалисту, – услышала я неожиданный вариант ответа.
– Но все картины прошли тщательную экспертизу, что еще можно определить? Да и кто захочет этим заниматься? – удивилась я и подкрепила свое удивление соответствующей интонацией.
– Есть у меня на примете такой человек, – усмехнулся Генри, – не уверен, что с большим желанием, но на просьбу мою он, скорее всего, откликнется. Вы помните Патрика Горвица?
– Еще бы! Он все еще работает в полиции?
– Не совсем в полиции, – поправил меня шеф, – он, как я уже сказал, эксперт-криминалист. В молодости он хотел посвятить жизнь живописи и действительно, говорят, неплохо рисовал, хотя его увлечение искусством осталось всего лишь увлечением, а профессией стала довольно странная наука. Он автор нескольких замечательных изобретений, которые помогли и полицейским, и историкам, и искусствоведам решать их загадки. Возможно, его методы помогут и нам разобраться с тайной этих подозрительных картин, конечно, если эта тайна действительно существует.
– Я его хорошо помню, и еще помню, что он – ваш должник, а значит, мы действительно можем рассчитывать на его помощь.
– Я бы еще добавил, что он – мой друг, а какие счеты между друзьями? – добавил Генри с улыбкой и взялся за телефон.
Патрик Горвиц появился в нашем офисе через пару часов. Генри не стал в телефонном разговоре вдаваться в подробности, поэтому его друг был заинтригован, и вопросы посыпались, едва он переступил порог.
– Что произошло, Генри? Откуда интерес к моим юношеским увлечениям? И при чем тут моя коллекция картин?
– Погоди, – остановил его мой шеф. – Сейчас я все тебе объясню, а ты, надеюсь, не откажешь нам в помощи, на которую мы рассчитываем.
– Сделаю все, что в моих силах.
– Тогда скажи, что ты знаешь о Джозефе Ламберте, нет ли в твоей коллекции его картин?
– Ламберт был талантлив, но его картин у меня нет. Он внезапно умер в прошлом году, я не успел приобрести ни одного его полотна, а сейчас это мне уже вряд ли по карману, – в последних словах Патрика Горвица явно прозвучало сожаление.
– Ты был на его посмертном вернисаже? – продолжил свои вопросы Генри.
– Конечно. Замечательная и необычная экспозиция.
– Николь, напомните мне названия картин, которые нас интересуют.
– «Ожидание», «Боль» и «Надежда», – сразу ответила я.
– Да, совершенно верно, – продолжил Генри, – именно эти картины ты должен посмотреть еще раз и не только как любитель живописи, но и как эксперт.
– Ты подозреваешь, что это подделки? Это несерьезно. Такого просто не бывает.
– Может, ты и прав, но я тебя попрошу сделать все, что только доступно экспертизе. Возможно, ты ничего и не обнаружишь, но все же…
– Но кто мне разрешит взять картины на проверку, или есть постановление? – заинтересовался наш гость технической стороной проблемы.
– Нет, расследование частное, полиция не захотела этим заниматься, – вынужден был признать мой шеф.
– Думаю, у тебя есть достаточно серьезные основания… – начал рассуждать Горвиц.
– Если только здравый смысл и интуицию можно считать таковыми, – остановил его Генри.
– Как, по-твоему, я могу взять полотна на экспертизу? Попросить их владельца?
– Этого уж точно не стоит делать. А разве ты не хотел бы приобрести картины Ламберта?
– Ты представляешь, сколько они теперь стоят? К тому же, ты подозреваешь, что с ними что-то не так.
– Я мог бы, пожалуй, вложить в это свою долю. Уверен, что потом картины можно будет продать и даже заработать на разнице, – этих слов я уж точно не ожидала услышать.
– А если это действительно подделки? – попытался внести ясность Патрик.
– Их уже тщательно проверяли, – спокойно возразил Генри, – представляешь, какой это уровень?! Плюс хвост сплетен и легенд, который потянется за подделками. Думаю, что они смогут подняться в цене выше подлинников.
– Что ж, давай, попробуем, – все же неуверенно, как мне показалось, закончил разговор Патрик Горвиц.
Через неделю мистер Горвиц позвонил нам и сообщил, что ему удалось купить две из трех нужных нам картин. Третью картину, ту, что называлась «Надежда», владелец продать отказался.
– Но, понимаешь, – говорил он, уже находясь в нашем кабинете, – самое странное, что именно в этой картине я просто визуально, без всяких приборов обнаружил изъян.
– Изъян?
– На листе бумаги, который изображен в центре картины, есть небольшое, словно грязное, пятнышко. Более того, оно имеет правильную форму и представляет собой, по-видимому, насколько это можно разглядеть через лупу, квадрат со стороной чуть больше миллиметра, причем не нарисованный на листе
