чем не бывало, улыбалась, подставляя лицо солнечным лучам. Дыхание девушки было ровным, и она не торопилась комментировать рассказанное мной.
— Никос мне не муж в полном смысле этого слова, — произнесла Эдриен в итоге, даже не взглянув в мою сторону. — Я всего лишь его компаньонка. Единственной причиной, почему я не призналась в этом вчера, было мое сомнение в том, что тебе это покажется интересным. А что, если ты только лишь хотел узнать, откуда мы родом? Что же до завуалированных угроз в твой адрес, то ничего удивительного в этом нет. Он, может, и не скачет, как мальчик, но зависть не знает старости.
— Нет, — сказал я, — угроз никаких не было, во всяком случае ничего подобного я не заметил. Зависть? Он прекрасно знает, что сегодня последний день моего отпуска. Чего ему бояться? Чему завидовать?
Ее плечи слегка вздрогнули — самую малость, словно от легкой судороги. Она повернулась ко мне лицом. Наши губы разделяла какая-то пара дюймов. Ее ресницы, как шелковые занавески, закрывали доступ к изумрудным озерам глаз.
— Я совсем юная, Питер. Ты тоже молод и очень привлекателен. Желание твое безмерно! Да и курортные романы вовсе не редкость.
— Я не богат… Мы живем в разных гостиницах… Он уже заподозрил меня… Это просто невозможно…
— Что именно?
Испытав на себе ее абсолютно невинный взгляд, я чувствовал, что нахожусь в совершенной растерянности. Но вслед за этим она рассмеялась, откинула назад свои волосы и поболтала руками по воде.
— Там, где есть воля к победе… — проговорила она.
— Ты же знаешь, что я хочу тебя. — Слова слетели с моих губ прежде, чем я смог их сдержать.
— Конечно знаю. И я хочу тебя. — Она произнесла это так просто, что я ощутил себя обессилевшим и полетел, как мотылек на свет лампы.
Я поднял голову и поглядел в сторону пляжа. Несмотря на семьдесят пять футов искрившейся водной глади, зонтики, казалось, стояли угрожающе близко. Карпетес сидел в тени одного из них в той же позе, в какой я его оставил. Лицо старика скрывала тень, но я был уверен, что все это время он пристально следил за нами.
— Ничего не поделаешь. — Голос ее ослабел, а дыхание, как я заметил, сбилось.
— Этот… — произнес я со стоном, — собирается убить меня.
Она засмеялась, и смех ее, по-моему, искрился даже больше, чем само море в лучах солнечного света.
— Я сожалею, — успокоившись, сказала Эдриен. — Мне не следовало смеяться, но наш случай отнюдь не безнадежный.
— Вот как?
— Завтра рано утром у Никоса назначена встреча с каким-то специалистом в Генуе. Я отвезу его туда сегодня вечером. В Генуе мы заночуем.
Я застонал от отчаяния.
— В таком случае все напрасно — завтра я улетаю.
— Но если, например, я вывихну запястье, — продолжала Эдриен с вдохновением, — то не смогу вести машину. Тогда ему придется взять такси до Генуи, а я, страдая от головной боли, связанной с травмой, останусь здесь.
Она подплыла к бую, влезла на него, а затем спрыгнула в воду, рассыпав фонтан бриллиантовых брызг. Несколько секунд спустя, когда брызги осели, я поплыл за ней следом, борясь с поднятым ею волнением.
Выходя из воды, Эдриен оступилась и упала. Изображая страдания, она на четвереньках поползла по лигурийской гальке на берег. Одну руку она нарочито держала на весу. Элементарно. Проще пареной репы.
Карпетес уставился на девушку, разинув рот. Он привстал со своего складного стула. Эдриен ковыляла по пляжу, корчась от «боли». Я шел рядом. Здоровой рукой она сжимала «вывихнутое» запястье. То сдавливая его, то, наоборот, встряхивая рукой, она довольно артистично стонала. Капельки соленой морской воды шаловливо стекали по изгибам словно высеченного из мрамора тела девушки. Скажи мне в тот момент старикан: «Я — Некрос и хочу десять лет твоей жизни за одну ночь с этой женщиной», я согласился бы не раздумывая и был бы счастлив. Но старикашка не был Некросом. Легенды остаются всего лишь легендами! Он мне ничегошеньки не предложил!
Мне представляется, что самым большим сомнением, терзавшим меня тогда, было то, что для нее все это лишь забава, игра, если хотите. Понятно, что для Эдриен такое развлечение было довольно безопасным: на следующий день я уезжал, и с моим отъездом исчезли бы все следы романа. Очевидно, девушка сильно истосковалась по обществу молодых людей, а потому с легкостью была готова пуститься в любую авантюру. Но почему я? Почему счастливчиком довелось оказаться именно мне?
Был ли я привлекательным? Не думаю. Возможно, она опасалась, что впоследствии все может обернуться не самым лучшим образом, и поэтому выбранный ею характер отношений — «сегодня я здесь, а завтра — где-нибудь еще» — казался наиболее подходящим. Никаких претензий. Да, должно быть, поэтому она выбрала меня. Если только мне не предназначалась роль дурачка из старого польского преферанса. А может, она развлекалась, играя со мной, как кошка с мышью?
Все оказалось гораздо сложнее…
В половине девятого в тот вечер я сидел в гостиничном баре. Уже прошло больше часа. Я изо всех сил старался не злоупотреблять спиртным. Смотреть на еду я был просто не в состоянии. Ко мне подошел официант и пригласил к телефону. Я поспешил к стойке. Портье деликатно удалился, оставив меня один на один с телефонным аппаратом.
— Питер. — Ее низкий голос звучал многообещающе. — Он уехал. Я заказала нам столик на двоих на девять вечера. Ты сможешь?
— Столик? Где? — Мой голос срывался.
— Здесь. Где же еще? Да не волнуйся же ты! Все в порядке. Да и в любом случае Никос все знает.
— Знает? — Я был застигнут врасплох и слегка запаниковал: — Что он знает?
— То, что мы будем ужинать вместе. Я сама ему все рассказала. Он ведь не хотел, чтобы я оставалась одна… И поскольку это твой последний вечер здесь…
— Уже еду, — выпалил я.
— Отлично. Жду с нетерпением… нашей встречи. Я буду в баре.
Я повесил трубку, гадая, что предложить ей в качестве аперитива.
Я принарядился. Можно сказать, оделся с шиком: белоснежная рубашка с черным галстуком, единственный в моем гардеробе белый пиджак и черные брюки. Но все же я был уверен, что мой костюм не пойдет ни в какое сравнение с ее нарядом. Ведь все, что касалось Эдриен, представлялось мне абсолютно идеальным.
Она была очаровательна. Черное кружевное платье с короткими, расшитыми серебряной нитью рукавами, в сочетании с бархоткой на шее, отлично подчеркивали красоту ее форм. Все время, пока мы сидели в баре и потягивали напитки, я — виски, она — чинзано, я не сводил с нее глаз. Дважды я пытался, как бы невзначай, коснуться руки Эдриен, но оба раза она резким движением отдергивала ее.
— Им следовало бы вести себя потактичнее. — Своими зелеными миндалевидными глазами она пристально взглянула сначала на толпящихся вдоль барной стойки и мирно беседующих посетителей, а затем вновь на меня. — Но на самом деле не стоит давать им повод для сплетен.
— Прошу прощения, Эдриен, — произнес я сдавленным, почти дрожащим голосом, — но…
— Как получилось, что такой симпатичный парень, как ты, совсем один?
Я откинулся на стул и усмехнулся:
— Нескромный вопрос для юной леди!
— Да ну! Может, ты полагаешь, что и на эту ночь у меня скромные планы?
