ворчания и вздохов, влажных хлюпающих звуков удовлетворенной отрыжки наслаждающихся пиршеством вампиров. Не слышала она и женщин, которых схватили и приволокли другие стражи. Они плакали, умоляли, кричали, блевали.
Когда Джим наконец отвернулся от нее, он увидел, что все стражи уже вернулись, каждый с пленницей. У Барта и Гарри было по две. Большинство женщин выглядели изрядно побитыми. Почти все были без одежды.
Джиму они показались кучкой жалких созданий.
Ни одна не стояла перед ним гордо и вызывающе.
«Мне досталось самое лучшее», — подумал он.
Поднявшись, Роджер бросил высосанную голову в костер и утер рот ладонью.
— Что ж, парни, — сказал он, — как насчет того, чтобы отправиться домой?
Джим поднял женщину. Забросив ее на плечо, он присоединился к шагавшей через лес процессии. Другие стражи поздравляли его с добычей, кто-то отпускал скабрезные шуточки. Некоторые заглядывали ей под юбку. Кто-то предложил поменяться, ответив на отказ Джима недовольным ворчанием.
Наконец они вышли на дорогу и, шагая по ее залитой лунным светом середине, добрались до автобуса. Остававшиеся возле него Бифф и Стив, охранявшие автобус от дикарей и вампирских банд, приветственно помахали им с крыши.
На борту черного автобуса сияли в свете луны огромные золотые буквы: РАСПУТНЫЕ РАЗБОЙНИКИ РОДЖЕРА.
Вампиры, стражи и пленники забрались внутрь.
Роджер сел за руль.
Через час они въехали в ворота его укрепленного поместья.
На следующее утро Джим проснулся поздно. Он долго лежал в постели, думая о той женщине, вспоминая ее отвагу и красоту, ощущение ее груди в своей руке, вес, тепло и мягкость ее тела, когда она висела на его плече по пути к автобусу.
Он надеялся, что с ней все в порядке. Всю поездку она была без сознания, хотя, конечно, могла и притворяться. Сидя рядом с ней, Джим наслаждался ее красотой, ощущая возбуждение каждый раз, когда сквозь разрыв в деревьях на нее падал лунный свет.
Остальные стражи всю поездку были заняты тем, что насиловали своих пленниц. Некоторые подшучивали над ним, спрашивая, не стал ли он голубым вроде Биффа и Стива, и предлагая заплатить ему за шанс трахнуть Спящую красавицу.
Он сам не знал, почему не притронулся к ней тогда. Раньше он никогда не колебался перед тем, чтобы развлечься со своими пленницами.
Скоро Джим ее получит. Наедине. Готовую ко всему, отважную и жестокую.
Скоро.
Но не сегодня.
Сегодня о новоприбывших позаботятся Док и его команда. Их вымоют и выведут у них вшей, после чего осмотрят. Те, кого сочтут неспособными рожать детей, отправятся в донорское отделение. Каждая из доноров должна была исполнять двойную задачу — ежедневно отдавать пинту крови в общее хранилище и обеспечивать сексуальными услугами не только стража, который ее поймал, но и любого другого желающего, после того как тот закончит.
Остальным пленницам предстояло оказаться в Особом зале.
Это был не зал даже — просто напоминавшее казарму помещение, похожее на донорское отделение, но к тем, кто туда попадал, относились по-особому. У них не брали кровь. Их хорошо кормили.
И каждой особенной мог пользоваться лишь тот страж, который ее пленил.
«Моя будет особенной, — подумал Джим. — Должна быть. И будет. Она молодая и сильная.
Она будет моей. Только моей.
По крайней мере, до Дня родов».
Он почувствовал, как на него наваливается холодная тяжесть.
«Это еще не скоро, — убеждал он сам себя. — Не думай об этом».
Джим со стоном выбрался из постели.
В десять утра он стоял на страже на северной башне, когда пискнуло радио и в громкоговорителе послышался голос Дока:
— Хармон, тебя ждут в Особом зале, Почетная комната номер три. Беннингтон сейчас тебя сменит.
Джим нажал кнопку микрофона.
— Принято, — сказал он.
С бьющимся сердцем он ждал Беннингтона. Прошлой ночью он узнал, что его пленница, которую звали Диана, назначена особенной. Он надеялся, что это случится сегодня, но не мог на то рассчитывать; Док обычно давал добро лишь по прошествии положенного времени. По мнению Дока, следовало выждать около двух недель женского месячного цикла.
Джим не мог поверить своему счастью.
Наконец появился Беннингтон. Джим спустился с башни и направился через двор к Особому залу. Он тяжело дышал, и у него подгибались ноги.
Он уже прежде бывал в Почетных комнатах, со многими женщинами. Но никогда он не чувствовал подобного возбуждения — и волнения. Ему казалось, будто он окаменел.
В Почетной комнате номер три стояла одна большая кровать, устланная красными атласными простынями. Красным был и бархатный ковер, и занавеси на зарешеченных окнах, и тени от одинаковых ламп по обе стороны кровати.
Джим сел в мягкое кресло и стал ждать, весь дрожа.
«Успокойся, — убеждал он себя. — Это глупо. Она просто женщина».
Да, конечно.
Услышав в коридоре шаги, он вскочил на ноги и повернулся к двери, ожидая, когда та откроется.
Спотыкаясь, вошла Диана, которую подталкивали сзади Морган и Доннер, коренастые помощники Дока. Она сверкнула глазами на Джима.
— Ключ, — сказал Джим.
Морган покачал головой.
— Я бы на твоем месте не стал.
— Это ведь я ее притащил.
— Стоит дать ей послабление, и она расквасит тебе не только нос.
Джим протянул руку. Морган, пожав плечами, бросил ему ключ от наручников, затем оба вышли. Дверь захлопнулась, автоматически закрывшись на замок.
И он остался наедине с Дианой.
Судя по ее виду, она отчаянно сопротивлялась, пока ее вели в Почетную комнату. Ее густые волосы были растрепаны, падая золотыми прядями на лицо. Синее атласное платье свалилось с одного плеча. Пояс платья распустился, открыв узкую щель от поясницы до каймы у колен. Больше на ней ничего не было.
Джим подсунул палец под пояс и потянул, распуская наполовину развязавшийся узел, затем распахнул платье, стягивая его с рук, пока оно не уперлось в наручники на запястьях.
Несмотря на возбуждение, он ощутил чувство вины, увидев красные полосы на ее животе.
— Мне очень жаль, — пробормотал он.
— Делай, что собирался, — ответила она. Хотя она старалась, чтобы голос ее звучал твердо, Джим услышал в нем едва заметную дрожь.
— Я сниму с тебя наручники, — сказал он. — Но если станешь драться, мне придется снова тебя стукнуть. А мне этого не хочется.
— Тогда не снимай их.
