сомнений.
Ошарашенный, я вскочил на ноги, потому что…
Это был космический корабль! Громадный звездолет длиной более полутора километров. Или, скорее, — и я упал снова в кресло, подавленный этой катастрофой, свидетелем которой я оказался, и стараясь сделать выводы из всего происходившего, — скорее, это был огненный ад, в котором погибало то, что было звездолетом. Выживших в таком всепожирающем пламени быть не могло. Оставалась только одна надежда на то, что экипажу удалось уйти на аварийном оборудовании в Космос.
Как безумный, я стал шарить глазами по небесам, отыскивая какой-нибудь лучик света или металлический отблеск, которые обозначили бы уцелевших в аварии.
Но были лишь ночь, звезды и этот полыхавший гигантский костер.
Прошло довольно много времени, и я заметил, что обломки звездолета вроде бы удалялись и теряли скорость. Как бы ни были могучи силы, создававшие его тягу и выравнивавшие его скорость с нашей, они были вынуждены отступить перед яростными энергетическими вихрями пожара. Я принялся фотографировать звездолет, посчитав, что характер события давал мне право посягнуть на резервы кислорода.
Исчезая вдали, эта миниатюрная “новая”, которая на самом дела была торпедообразного вида звездолетом, изменила цвет. Уменьшилась его раскаленная белизна. Вскоре он казался всего лишь красноватой блесткой во мраке Космоса. Последнее, что я увидел, было нечто продолговатое, излучавшее тусклое свечение, похожее на вишневого цвета срез туманности или на отблеск пожара, подсвечивающего небо где-то далеко за горизонтом.
В перерыве между наблюдениями я проделал все, что Полагалось по инструкции. Снова включил систему тревоги и нехотя вернулся на свою койку, в то время как множество вопросов проносились один за другим в моей голове.
Я размышлял в ожидании, когда начнет действовать последняя доза эликсира. В громадной системе Центавра, видимо, имелись обитаемые планеты. Если я правильно рассчитал, то мы находились на расстоянии всего в одну и шесть десятых светового года от главной группы звезд Альфы, которая чуть ближе к нам, чем красная Проксима.
Доказательства были налицо: во Вселенной имелась по крайней мере еще одна форма жизни в лице высокоразвитых существ. Нас ожидали чудеса, которые превзойдут самые смелые мечты. От подобной перспективы меня зазнобило.
И только в самый последний миг, когда сон уже утяжелял мои мысли, я вдруг вспомнил, что совсем позабыл о проблеме Ренфру.
Но я не почувствовал никакого беспокойства по этому поводу. Ренфру, несомненно, сам сумеет восстановить свою великолепную форму и воссоздать свою личность, когда столкнется со сложнейшей внеземной цивилизацией.
Наши беды подходили к концу.
Даже погружение в сон еще на сто пятьдесят лет не охладило мой пыл, поскольку, просыпаясь, я уже думал: “Ну вот мы и у цели!” Длиннющая ночь, невероятный полет… все это позади. Сейчас мы все проснемся, встретимся друг с другом и начнем знакомиться со здешней цивилизацией. Увидим великие солнца Центавра!
Во время ожидания, пребывая в состоянии неподвижности и эйфории, я поразился странному феномену: на этот раз я вдруг почувствовал, что времени и на самом деле прошло очень много. И тем не менее… Тем не менее реально-то я бодрствовал всего три раза и только единожды в течение целого дня.
Говоря буквально, я всего не более чем полтора дня назад расстался с Блейком и Ренфру, а также и с Пелэмом. Я находился в состоянии бодрствования всего тридцать пять часов с того момента, когда моих губ так неожиданно коснулись ее губы, одарив меня самым чудесным в моей жизни поцелуем.
Откуда же тогда это ощущение, что мучительно тянулись целые столетия, которые таяли секунда за секундой? Откуда это смущавшее и опустошавшее чувство, что ты бродил в самой жути непроглядной глубины безграничной ночи?
Так ли уж легко обмануть разум человека?
В конечном счете я, как мне показалось, все же нашел ответ: в течение этих пятисот лет я действительно жил. Клетки моего организма, его органы существовали. Нельзя было исключать даже и того, что какая-то часть моего мозга все это невообразимое время оставалась в неусыпном бдении.
К тому же, конечно, нельзя было не учитывать и чисто психологический аспект: я знал, что на самом деле прошло пятьсот лет и что…
Какой-то сигнал в мозгу подсказал мне, что десять минут пассивного ожидания прошли. С большими предосторожностями я включил автомассажер.
Деликатные устройства разминали мое тело примерно с четверть часа, когда открылась дверь. В комнату ворвался свет. Передо мной стоял Блейк.
Я слишком резко повернулся, и голова тут же закружилась. Я закрыл глаза и услышал, как подошел Блейк.
Через минуту я уже мог отчетливо его разглядеть. Увидел, что он держит в руках чашку. Но смотрел он на меня до странности хмуро.
Наконец-то его длинное узкое лицо озарилось слабой улыбкой.
— Привет, Билл! — тут же прошептал он. — Не пытайся говорить. Лежи смирно, пока я тебя покормлю супом. Чем скорее ты сможешь подняться, тем будет лучше.
Снова помрачнев, он добавил:
— Я проснулся тому уже две недели.
Блейк сел на бортик койки и покормил меня с ложечки. Единственный звук в каюте издавал автомассажер. Мое тело восстанавливало свои силы медленно, и чем больше проходило времени, тем я отчетливее осознавал, что Блейк был глубоко опечален.
— Как Ренфру? — удалось мне все же хрипло выдавить из себя. — Он проснулся?
Поколебавшись, Блейк утвердительно кивнул. Он сморщил лоб, выражение его лица стало еще более скорбным, и он просто сказал:
— Ренфру сошел с ума, Билл. Полностью. Мне пришлось его связать и запереть в каюте. Сейчас он несколько успокоился, но вначале лишь что-то бормотал, как бедняга, страдающий расстройством речи.
— Что ты городишь? — выдохнул я. — Ну не до такой же степени он чувствителен! Допускаю, что он мог впасть в депрессию, заболеть. Но осознание того факта, что прошло столько времени и все твои друзья умерли, не могло все же свести его с ума.
Блейк покачал головой:
— Не только это, Билл…
Он на минуту замолчал и заговорил снова:
— Тебе надо подготовиться к большой встряске, такой, какой ты еще никогда в своей жизни не испытывал.
Я смотрел на него во все глаза. Неожиданно меня охватило ощущение какой-то пустоты вокруг.
— Я уверен, что ты сможешь это вынести. Не бойся. Ты и я, Билл, мы оба с тобой толстокожие. Настолько нечувствительные, что могли бы спокойно приземлиться равно как в эпохе миллион лет до Христа, так и миллион лет после. И мы удовольствовались бы тем, что пожали бы друг другу руки и сказали: “До чего же забавно очутиться здесь, старина!”
Я прервал его:
— Ближе к делу, Нед! Что случилось?
Он поднялся.
— Когда я прочитал твой отчет о том горевшем звездолете, а потом ознакомился с фото, у меня мелькнула одна мысль. Две недели тому назад солнца Альфы были уже совсем близко. В шести месяцах полета, учитывая нашу среднюю скорость в восемьсот километров в секунду. Я сказал себе: “А дай-ка я попробую поймать их радиопередачи”. (Он безрадостно улыбнулся.) Ну так вот, за несколько минут я
