что оба слэны. До этой встречи они были самыми одинокими людьми на свете и никому не причиняли вреда. Если кто и преступники, так это люди! Отец не позволил себе пустить в ход все свои возможности даже тогда, когда его загнали в угол и убили выстрелом в спину. Он мог победить их всех! Он обязан был сражаться. Но он отказался, потому что владел самым страшным оружием, равного которому до сих пор не было. Оружие было настолько разрушительным, что отец боялся держать его при себе из боязни, что оно попадет не в те руки. Когда мне исполнится пятнадцать…
Джомми замолчал, осознав, что проговорился. Он вдруг почувствовал смертельную усталость от бремени тяжелым грузом лежавшей на сердце тайны. Он только что чуть не выдал эту величайшую в истории слэнов тайну, и, если жадная карга позовет полицию, все будет потеряно.
Но потом мальчик понял, что ее сознание не уловило важности услышанного: старуха слушала его вполуха, занятая более важными для нее мыслями.
— Бабуля рада узнать, что Джомми хороший мальчик. Бедная старая Бабуля умирает с голоду, и ей пригодится молодой слэн, который сможет раздобыть денег и для себя, и для нее. Ты ведь не откажешься помочь старой Бабуле, правда? — Голос старухи сделался жестче. — Ты же знаешь, что нищие не могут позволить себе привередничать.
Тайна осталась в безопасности! Это успокоило его, и веки закрылись сами собой.
— Я действительно не могу сейчас с вами разговаривать, — прошептал он. — Мне необходимо выспаться.
Мальчик видел, что старуха не даст ему уснуть: до нее наконец дошло, чем она может мучить пленника. Она заговорила резким голосом, и не потому, что этот вопрос всерьез волновал ее, а лишь для того, чтобы не дать ему уснуть:
— Что такое слэн? Чем вы отличаетесь от нормальных людей? Откуда появились первые слэны? Говорят, что их создали, как… создают машины, а?
Он понял, куда гнет старуха, и ее расспросы подняли в нем новую волну гнева, хотя он и сознавал, что физическая слабость лишает его самообладания.
— Еще одна из небылиц. Я родился, как любой другой человек. Мои родители — тоже. Как обстояло дело у других, мне неизвестно.
— Твои родители должны знать! — старуха принялась трясти Джомми за плечо.
Мальчик покачал головой. Он пробормотал, не раскрывая глаз:
— Нет. Мама говорила, что отец был чересчур занят, чтобы попытаться раскрыть тайну слэнов. А теперь оставьте меня в покое. Я знаю, чего вы от меня хотите, но это бесчестно, и я не собираюсь этим заниматься.
— Вот еще глупости! — вскричала старуха, наконец подойдя к тому, что ее больше всего занимало. — Разве нечестно грабить людей, живущих грабежом и обманом? Неужели тебе и Бабуле придется глодать сухие корки, в то время как богатеи набивают свои сокровищницы золотом, амбары зерном, а мед прямо-таки течет по их улицам? К черту такую справедливость! Вот что говорит Бабуля. Как может слэн, которого травят как собаку, рассуждать о справедливости?
Джомми молчал, и не только потому, что хотел спать: его самого давно мучили подобные мысли.
— Куда ты пойдешь? — гнула свое старуха. — Или ты собираешься зимовать на улице? Куда во всем белом свете может податься маленький мальчик-слэн?
Она понизила голос, пытаясь завоевать его расположение:
— Твоя бедная дорогая мамуля не возражала бы, чтобы ты выполнил мою просьбу. Я уверена, она питала сострадание ко всем человеческим существам. Я специально сохранила газету, чтобы показать тебе, что ее пристрелили как бешеную собаку, когда она пыталась бежать. Хочешь прочесть?
— Нет! — выпалил Джомми, и голова у него закружилась.
Старуха перешла в наступление:
— Разве тебе не хочется бороться с миром, который обошелся с тобой так жестоко? Разве ты не хочешь поквитаться? Заставить их пожалеть о том, что они сделали! Ты, часом, не трус?
Джомми отмалчивался. В голосе старухи появились скулящие нотки:
— Жизнь и со старой Бабулей обошлась сурово. Если ты не поможешь бедной женщине, ей останется только пойти куда надо и… Впрочем, ты, наверное, сам прочитал это в ее мыслях. Однако она поклянется не делать этого, если ты согласишься ей помочь. Подумай об этом хорошенько. Она больше не станет заниматься разными гадостями, которыми была вынуждена заниматься раньше, чтобы выжить в этом черством и жестоком мире.
Джомми чувствовал себя совершенно разбитым.
— Вы — гадкая, жалкая, подлая старуха, — медленно промолвил Джомми. — Я когда-нибудь убью вас.
— Тогда тебе придется остаться со мной, пока не придет это время, — торжествующе заявила старуха. Ее скрюченные пальцы, покрытые шершавой кожей, переплетались, словно клубок змей. — Ты будешь делать, что прикажет Бабуля, или же она тебя быстро выдаст полиции… Добро пожаловать в наш маленький дом, Джомми. Добро пожаловать. Бабуля надеется, что. когда Джомми проснется, он будет чувствовать себя намного лучше.
— Да, — слабым голосом пробормотал мальчик, — я скоро проснусь.
И с этими словами он уснул.
Через три дня Джомми проследовал за старухой через кухню — Джомми постарался не замечать грязи и беспорядка, царивших в этой кухне, — к черному выходу. Он подумал, что старуха отчасти права. Какой бы ужасной ни оказалась жизнь в этом бараке, это наилучшее убежище для слэна, которому предстоит выждать еще целых шесть лет, прежде чем он сможет посетить место, где скрыта тайна его отца. Ему еще предстоит подрасти, прежде чем он сможет приступить к осуществлению великой миссии, предназначенной ему отцом и матерью.
Ход мыслей замедлился, потому что в этот момент дверь распахнулась и он в изумлении замер перед представшей картиной. Никогда в жизни он не видел ничего подобного.
Прежде всего он увидел двор, заваленный грудами металлолома и различного рода хламом. Двор, лишенный всякого намека на красоту и какой бы то ни было растительности. Это было захламленное безжизненное пространство, ограниченное покосившейся изгородью из колючей проволоки на подгнивших столбиках. В дальнем конце двора располагался ветхий сарай, который, казалось, вот-вот развалится. При его виде в сознании мальчика всплыл туманный образ лошади — и лошадь действительно выглядывала через открытую дверь.
Но взгляд Джомми скользнул дальше, за изгородь и ветхий сарай. Взор скользил по всем этим отвратительным деталям, не задерживаясь на них: его внимание было приковано к тому, что простиралось дальше — к небольшой рощице, утопавшей в высокой зеленой траве, к лугу, полого спускавшемуся к широкой реке, которая тускло блестела в лучах закатного солнца.
Но даже на этой лужайке (часть площадки для гольфа, насколько он понял) его взгляд не задержался надолго. Земля его мечты начиналась на противоположном берегу реки: настоящее царство флоры, рай садовода. Здесь тоже росли деревья, поэтому ему открывалась только узкая полоска этого Эдема с брызжущими фонтанами и целой квадратной милей цветников на террасах разных уровней. И по этой доступной взору части парка шла белая тропинка.
Дорога! Она захватила все мысли Джомми, от волнения у него першило в горле. Тропинка геометрически правильной линией уходила к горизонту, теряясь в подернутой дымкой дали. А там, у крайней черты, у горизонта, высился дворец.
Он видел лишь часть этого грандиозного строения. Основание вздымалось на добрую тысячу футов, плавно переходя в башню, которая поднималась в небо еще на пятьсот футов. Изумительная башня! Вся из бетонного кружева и стеклопластиковых бриллиантов, она казались хрупкой, воздушной и переливалась всеми цветами радуги. Это прозрачное творение рук человеческих было выдержало в благородном стиле старого доброго времени и по замыслу и величию было главным украшением столицы.
То было архитектурное чудо, подлинный шедевр, созданный слэнами, — лишь для того, чтобы попасть после кровопролитной и разрушительной войны в руки победителей.
Здание было прекрасно до слез, оно вызывало головную боль. Подумать только, девять лет жить
