колом, правда, не таким жестким, как на морозе. Мэр протянул руку к внутренней двери, и она разошлась в стороны после того, как внешняя дверь за его спиной закрылась.
– Телефон! – прохрипел Мэр, ринувшись туда, где, по его разумению, выработанному проживанием в многочисленных гостиницах мира, должна была находиться административная стойка. – Хоть бы встретили, – проворчал он, – видно же, человек еле на ногах держится…
Однако в холле было пусто. Административной стойки не наблюдалось ни там, куда направлялся Мэр, ни где-либо поблизости. Кольцо холла убегало в бесконечность по обе стороны от Мэра. Перед ним неправдоподобно клубилась внутренняя цилиндрическая стена, словно составленная из облаков, а внешняя разукрашивала ее радужными бликами от своих витражей.
«Как на седьмом небе… – подумалось Мэру. – А почему, собственно, на седьмом?.. Если я не сбился со счета, то нахожусь на самом, что ни на есть, первом…»
Послышалась музыка. Не фанфары, конечно, какими можно было бы встретить Официальное Лицо, но явно классика, которую Мэр любил и знал. Однако то, что он слышал сейчас, было ему незнакомо…
Из клубящейся стены неожиданно выплыло нечто, напоминающее большое мягкое кресло с подлокотниками. Скорей всего, это и было кресло, но непривычного исполнения. К тому же оно висело в воздухе, правда, на очень небольшой высоте. Собственно, ничего фантастического – средство передвижения на воздушной подушке в виде кресла. Очень удобного кресла, оценил Мэр, и его потянуло в мягкие кресельные глубины. Он не сопротивлялся – не было сил. Только прицелился поточнее и медленно-медленно, опираясь на подлокотники, опустился на сидение. Однако, несмотря на предосторожность, изменение позы отозвалось болью во всем теле.
Кресло словно и не почувствовало его тяжести – ничуть не опустилось к полу, не пошатнулось, а будто бы выждало, пока он устроится поудобней, и после этого тронулось с места. Сначала почти совсем незаметно, но потом все быстрее и быстрее – так, что цветные витражи на внешней стене слились в размазанную радугу. А мелодия продолжала звучать – ей было безразлично, с какой скоростью он движется.
Кресло недолго перемещалось по горизонтали – вскоре оно прижалось к внешней стене и стало набирать высоту, двигаясь по спирали.
Тем временем Мэр успел осознать, что боль, разрывавшая его плоть, несколько поутихла, и он обрел способность реагировать на окружающее, увидев, что цветные витражи сменились прозрачной стеной, за которой без особого труда угадывался давно известный и якобы подвластный Мэру Город.
«Винтовая нарезка» на «шурупе» Гостиницы, принимавшаяся многими горожанами и Мэром, в том числе, за прогулочные террасы, оказалась трассой летающего кресла. Но разве это не те же прогулочные террасы, только защищенные прозрачной стеной и оборудованные передвижными механизмами? Они и есть. Кто же на такую верхотуру поднимется пешком?!
А кресло продолжало возносить Мэра все выше и выше над его родным Городом. И хотя движение происходило вверх по винтовой траектории с медленно уменьшающимся радиусом, Мэру казалось, что он перемещается по близкой к горизонтали наклонной, словно бы Гостиница не торчала вверх, а наклонялась над Городом.
Мэр вдруг ясно осознал, на какой головокружительной высоте он находится, и по спине пробежал холодок безотчетного ужаса. Он уговаривал себя, что ни при каких обстоятельствах отсюда упасть невозможно, ибо он находится внутри близкого к конусу сооружения, с той лишь разницей, что образующая его боковой поверхности – какая-то хитрая кривая, а конусообразные фигуры, стоящие на основании, весьма устойчивы. Но ощущение, что этот треклятый «конус» все больше и больше наклоняется над Городом, заставляло его паниковать.
Чувствуя, что вот-вот его психика слетит с катушек, Мэр прикрыл глаза и попытался привести себя в порядок посредством медитации. Он представил вид здания Гостиницы со стороны, из окна своего кабинета, попытался проникнуться его красотой и надежностью, стараясь при этом дышать глубоко и медленно. Сердцебиение вошло в нормальный ритм, холодок в области лопаток и позвоночника сменился ощущением успокоительного тепла. И Мэр вновь обрел возможность анализировать ситуацию.
«Итак, – констатировал он, – меня куда-то поднимают, не спросив на то моего согласия… Правда, никто и не толкал меня в это кресло. Сам плюхнулся… Но единственное, что мне было нужно – это телефон. Кажется, я говорил об этом вслух… Неужели для того, чтобы выполнить такое элементарное желание, надо возносить меня черт знает куда?.. Неужели не нашлось телефона поближе?.. Ерунда какая-то!.. Наверняка, соответствующие органы уже занимаются происшествием… Но я исчез!.. Город остался без Мэра!.. Не этого ли добивались враги?.. Конечно, этого… Но не могли же они знать заранее, что я попаду в Гостиницу!.. И что она сработает как ловушка… Они, очевидно, рассчитывали на то, что я «сыграю в ящик». Это более надежная ловушка, чем Гостиница…
Надо подать признаки жизни до того, как они захватят власть!.. А это нетрудно будет сделать на сегодняшнем заседании Муниципального Совета. Не нужны будут ни самосвалы, ни танки… Страху нагнано достаточно. Дальше должны сыграть свою незавидную роль демократические процедуры… Надо позвонить до заседания!.. Черт меня дернул зайти в эту Гостиницу!.. Если здесь нет телефона, надо возвращаться!.. Но как?.. Пешком я буду спускаться до второго пришествия, а это чертово кресло тащит и тащит меня наверх!..»
И вдруг Мэр ощутил, что движение прекратилось. Он открыл глаза. Кресло стояло перед клубящейся внутренней стеной. Мэр оглянулся. Внешняя стена по-прежнему была прозрачна, за ней сияло чистое голубое небо, и проплывали белые облака, похожие на внутреннюю стену. Он некоторое время понаблюдал за ее клубящимися трансформациями. Они завораживали и успокаивали.
Мэр поднялся с кресла. К его великому изумлению это телодвижение не сопровождалось нестерпимой болью, как еще совсем недавно. Неприятные ощущения сохранились, но было вполне терпимо. Шаг к стене. Ничего. Еще шаг. Мэр протянул руку и удивился своей решительности. Обычно все его прикосновения к неизвестным объектам были исключительно мысленными. Но здесь он, похоже, слишком расслабился.
«Облако» стены оказалось удивительно приятным на ощупь. Оно напоминало белую блузку тончайшего шелка, которую он мысленно снимал сегодня утром с обольстительных плеч своей прекрасной секретарши. Казалось, она еще хранит теплую негу ее чистой и упругой кожи…
Мэр сделал несколько гладящих движений по «облаку», еле касаясь его, и вдруг даже вздрогнул от неожиданного ощущения – какая к черту кофточка! Самая, что ни на есть, живая женская кожа!.. Сердце екнуло и заработало с удвоенным усердием.
Однако «рацио» привычно и деловито охладило его пыл: «Что за чушь! Откуда женской коже взяться внутри стены?.. Бред сивой кобылы, то есть старого мэрина.»
Мэр с содроганием вспомнил все, что с ним случилось на пути в эту треклятую Гостиницу, чертыхнулся и попытался прогнать наваждение усилием воли… Да не тут-то было. «Наваждение» не желало исчезать, с каждым мгновением становясь все обольстительней…
И тут зазвонил телефон!
О, эта божественная спасительная трель, которая уже не раз выручала его на крутом жизненном пути к вершинам власти!.. О, эти фанфары судьбы, наполняющие тело энергией, а душу – трепетом восторга и жажды деятельности!..
Мэр, моментально забыв обо всех прочих вожделениях, не раздумывая, ринулся на звук. Мелькнул только где-то на самом краешке сознания дурацкий припев: «Первым делом, первым делом – делай дело…», и Мэр нырнул в толщу стены, ибо трезвон раздавался именно оттуда.
Осознание важности немедленно позвонить и взять бразды правления в свои руки вновь всей тяжестью навалилось на израненные плечи политика. Пусть звонит неизвестно кто неизвестно кому – важен сам факт существования здесь средства связи, сама возможность вступить с кем-то в контакт!..
Мэр почти бегом продвигался в густом бело-молочном тумане, не видя кончика собственного носа, а трезвон становился все громче, подтверждая правильность выбранного направления. Единственное страшило сейчас Мэра – что телефон замолчит прежде, чем он разыщет его!
Но вот за туманом начала проступать какая-то темнота…
«Кабинет!» – догадался Мэр и прибавил шагу, сам себе удивляясь – откуда такая прыть в искалеченных членах?
«Туман» кончился внезапно, словно резким движением сорвали полог, закрывавший обзор. То, что
