систему. Они были неразделимы, как сиамские близнецы, и так же неслиянны. Это представлялось то благом, то проклятьем. Он ощущал миллиардогрудое дыхание своих крон, и оно наполняло его восторгом бытия.
Этот сон он любил, хотя и в нем были свои страхи и боли, например, когда ураган крушил деревья или вредитель нападал на какой-нибудь участок Леса. Но все равно этот сон лучился полнотой бытия и его естественностью.
Во сне же с Хищником было что-то не так, как и в этом странном лице-созвездии. Хотя оно-то никаких брезгливых ощущений не вызывало, но порождало непокой и тоску, понять причины которых он не мог… И все оставлял до Вершины: «Вот доберусь до Вершины, тогда посмотрим…» Хотя непонятно, как видимая цель может решить незримые проблемы?..
Это было фантастическое ощущение! Он падал… И ему одновременно казалось, что он падал всегда и что падение длилось всего лишь мгновение, подобное росчерку молнии. А потом наступила темнота, и что- то долго скрежетало и шуршало где-то далеко-далеко. Он не мог осознать, что это смыкала над ним свои каменные объятия осыпь. Не мог осознать, потому что сознание покинуло его.
И была Тьма, Вечная Тьма. Потом появилось Тепло. Оно шло сверху. Его хотелось больше и больше. Тогда появилось Движение. Оно шло откуда-то изнутри.
Двигаться было трудно, со всех сторон на пути возникали непреодолимые твердые препятствия. Приходилось искать щели между ними и протискиваться, задыхаясь и обдирая тело… Но тепло звало к себе, и противостоять его зову было невозможно.
Откуда-то издалека снизу ощущалось скудное поступление влаги. Ее тоже хотелось больше, но двигаться вниз было почти совсем невозможно. И потому хотелось быстрей добраться туда, где тепло, чтобы набраться сил. Через некоторое время появилось ощущение силы тела. Оно уже не просто протискивалось между препятствиями, а иногда даже раздвигало их. Правда, удавалось их сдвинуть нечасто. Но зато какое удовольствие, когда удавалось!..
И вдруг все препятствия исчезли! Нет, не исчезли, а остались там, внизу… И открылось ошеломительно бескрайнее пространство!.. И тепло, упоительно наполняющее тело энергией!.. Вожделенное тепло… И то, что выше, слаще, тоньше, прекрасней тепла – свет! Хаос энергий всех вкусов, и каждый ощущается сам по себе, не смешиваясь с другими…
Тепло и свет довели тело до изнеможения, переполнив его собой, и стали исчезать медленно и неостановимо. Почувствовалось облегчение и, в то же время, страх – а вдруг они не вернутся?..
Однако они возвращались и снова исчезали, а тело становилось все сильнее, и, наконец, на нем появились листики. Маленькие зеленые листики с серо-серебристым каменным отливом. Они еще интенсивней ловили тепло и свет, наполняя тело силой и энергией, которая требовала движения.
И тело продолжало двигаться, но, уже не протискиваясь между камнями в темноте, а стелясь по их поверхности, опутывая их своими побегами, пускающими корни вниз в поисках влаги и растворенных в ней питательных веществ. Если корень оказывался удачливым, то старые корни ослабляли свою хватку, отсыхали, и все тело подтягивалось к побегу, достигшему влаги.
Через какое-то время куст оказался у скалистого края осыпи. Казалось бы, что искать у этого безжизненного камня, но вот чудо – у самого основания скалы в складке между ней и осыпью обнаружилась мягкая, изумительно нежная почва восхитительного, доселе незнакомого вкуса. Какой букет микроэлементов!..
И тело стало набирать массу и еще сильнее всасываться в животворящую почву, не забывая поворачивать листочки навстречу свету и теплу.
Однажды утром на стеблях появились бутоны. А к полудню один расцвел, обнаружив продолговатый сине-белый цветочек, чем-то напоминавший маленького человечка в белой рубахе под темно-синим костюмом-тройкой.
Но некому было обнаружить это подобие.
Каждые сутки расцветало и отцветало по одному цветку, словно этот маленький человечек перебегал со стебля на стебель, что-то разыскивая.
А ночью, перед тем как к утру исчезнуть, цветок впитывал звездные лучи, и тело научилось получать особое удовольствие от их восприятия. Конечно, порции энергии, поступавшие от звезд, были несоизмеримо малы по сравнению с потоком энергии от солнечного света, и вибрации их еле заметны, но их было такое множество! И каждое излучение неповторимо тем ощущением, которое приносило с собой. Понадобилось немало времени, чтобы научиться их различать, но это умение пришло, принеся с собой радость и нетерпеливое ожидание новой встречи…
И наступил момент, когда Растение стало ощущать звездное небо целиком и знать все, что происходит с каждой звездой. Оно стало как бы центром мироздания, к которому поступала мгновенная информация о его состоянии. Иногда тревожная, иногда радостная, но всегда истинная. И все тело его отзывалось на эту информацию трепетом лепестков и листиков, сосущей силой корней и интенсивностью дыхания – каждой мельчайшей жизненной функцией.
Растение тоже объединяло звезды в созвездия, но уже не по зрительным ассоциациям, а по длине волны излучения и по его интенсивности, что сразу сделало небо из плоского объемным, разноцветным и бесконечно разнообразным. Хотелось беспрерывно вчувствоваться в небо, однако корни однажды начали подавать тревожные сигналы. Запасы влаги в почве под скалой стали иссякать, поступление питательных веществ – сокращаться. Надо было продолжать движение… И новые побеги поползли вдоль скалы вверх, где сумели сохраниться остатки почвы.
Однако подолгу на одном месте задерживаться не приходилось – больших запасов почвы, пригодной для жизни, нигде не оказывалось. Откуда было знать Растению, что вся она осталась внизу, у едва заметных язычков зеленого леса. Растением эти язычки ощущались колебаниями малопитательного участка длин волн очень слабой интенсивности. Ладно бы в них не чувствовалось пользы, но и доносилась какая-то опасность.
Нет, Растение с сине-белыми цветками и серебристо-зелеными листиками двигалось вверх, ближе к солнцу и звездам. В конце концов, оно научилось находить почву не только на ощупь, запуская в глубину корни, но и по ее излучению, которое было совсем непохоже на излучение Солнца и звезд, будучи очень темным, но оно несло с собой жизнь. Свое излучение было и у влаги. Именно оно и привело Растение на берег горного ручья, бравшего начало на леднике, однако, сейчас почти пересохшего. Но Растению воды было больше, чем достаточно. Наконец-то оно обрело настоящую почву, пропитанную вожделенной влагой, и двигалось уже не столько из жизненной необходимости, сколько от избытка сил, бурливших в теле, стволы которого стали толстыми и прочными, покрылись корой, защищавшей внутренние ткани от случайных повреждений. Побеги неудержимо разбегались вдоль ручья, и Растение стало ощущать себя хозяином весьма большого пространства.
И все было бы хорошо, если бы не стали холодней солнечные лучи. С каждым днем амплитуда их колебаний становилась все меньше и меньше. А однажды ветер принес холодный воздух, от которого движение соков в теле сильно замедлилось, и Растение почти перестало ощущать себя. Потом тело сковало чем-то мягким и холодным, и наступило полное забвение.
Сколько оно длилось, Растение не знало. Просто однажды оно снова ощутило тепло, почувствовало чуть заметное движение соков в теле, потом ощутило свет, и жизнь пошла своим чередом: бурный рост весной сменялся периодом стабильности летом, замедлением жизни – осенью и забвением – зимой.
Долго ли, коротко ли, много ль зим и лет миновало – трудно сказать, потому что никто им счет не вел – старые корни давно отсохли, а у новых есть только будущее, к которому они ненасытно стремятся.
Но однажды Растение, продвигаясь вдоль ручья, добралось до ледника. Его холодное дыхание заставило Растение приостановиться, и большая часть побегов повернула обратно. Однако один побег, укрываясь от мертвящего холода ледника, совсем близко прижался к течению ручейка, ощущая его тепло, которое не мог победить даже ледник. И побег продолжил свой путь к Вершине, стелясь вдоль потока, почти прижимаясь к нему.
Ручей нырнул под ледник. Солнце совсем исчезло, не говоря уже о звездах. Но побег двигался за теплом ручья, которое становилось все ощутимей. Арка льда над ручьем стала выше, а вода теплее, и однажды лед кончился. Вода же стала такой горячей, что побег поспешил отодвинуться подальше.
Здесь, на высоте за ледником, всего было вдосталь – и солнечного света, и тепла, и влаги – оказалось,
