– Позволь, великий князь… – растерянно произнес Кисан. – Для этого нужно…
– Знаю, что хочешь сказать, знаю! Не одну запру ее, а вот с ним. С ним!…
Перст великого князя уперся в бронзового истукана. Плохо понимая славянский язык, раб глупо улыбнулся безъязыким ртом. А Кисан, подавив вздох, нервно потер руки.
– Жаль, что тебе не отрубили уши, когда рубили язык. – Ольга говорила по-гречески, почти спокойно улыбаясь при этом. – Теперь тебе придется умереть.
– Не смей говорить в моем присутствии на языке, которого я не понимаю! – крикнул Игорь.
– Великим Киевским князьям непозволительно не понимать языка ромеев, – с упреком сказала Ольга. – Если ты не убьешь его, то это сделаю я. Он слышал то, что недопустимо слышать рабу: великую хулу на твою супругу.
– А чтобы все ему было доступно, мои дружинники будут тебя держать, – в упоении от им же самим нарисованной картины князь Игорь уже ничего и никого не слышал. – И начнем, не откладывая, с сегодняшнего дня. Ты сегодня… Нет, завтра! Завтра ты уедешь в Берестов вместе с этим безъязыким. Иначе – правеж! Старая кляча, старая повозка, к которой палач прикует тебя, голую по пояс. И проведет по улицам Киева, хлеща бичом…
– Вон, – спокойно сказала вдруг Ольга. Молчание длилось довольно долго. Потом великий князь спросил неуверенно:
– Что?… Что ты сказала?
– Вон из моего дома, – повторила Ольга, хотя внешнее спокойствие и негромкий голос давались ей с величайшим, необычайным напряжением всех сил. – Со всей своей оравой и этим ромейским калекой. Вон, великий князь Игорь. Это – дом Вещего Олега.
– Ты слышал, что она сказала? – в растерянности спросил Игорь Кисана. – Слышал?… Я не ослышался, нет?
– Нам следует покинуть этот дом, великий князь, – твердо сказал Кисан.
– Покинуть?… – взъерошился великий князь.
– Это и вправду дом Олега. Если мы не уйдем, за поруганную честь его дочери поднимутся кривичи и новгородцы, псковичи и сабиры. Все племена, кто к нам присоединился добровольно. И тогда уже ничто не удержит остальных славян от восстания. Нас сметут топоры смердов.
– Ее дом в садах с белыми лилиями! – возмущенно крикнул Игорь. – Думаешь, я забыл кувшинки на прудах?…
– Вон из дома Олега, – вновь негромко повторила Ольга.
– Великий князь, – тихо, но так, чтобы слышала Ольга, сказал Кисан. – Если мы сейчас не уйдем, завтра начнется славянский бунт во всем Великом Киевском княжестве. Поверь мне, великий князь, это будет так.
Игорь долго молчал, возмущенно пыхтя и раздувая ноздри. При этом он смотрел только на свою су- пруту, и Кисану пришлось взять его под руку и повести к дверям. Князь не сопротивлялся своему первому советнику, но все время оглядывался на Ольгу. Пока не скрылся в дверях.
Где– то в доме, а позднее -во дворе раздались команды. Топот ног, металлический звон стремян, мечей, упряжи, голоса дружинников, ржание взнузданных лошадей. А потом…
А потом великая княгиня Ольга рухнула на ковер, вдруг потеряв сознание.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Очнись, королева русов…
Ольга пришла в себя. Она лежала на ковре в собственной палате. Над нею склонился обеспокоенный Асмус:
– Позвать лекаря?
– Нет. Сама.
Протянула руку. Асмус помог ей подняться, отошел к окну и склонился, заглядывая в него, чтобы не смущать княгиню.
– Где Игорь и его люди
– Твоя дворня закрывает ворота за последним всадником Игорева стада.
Он помолчал. Сказал вдруг с почтительным удивлением-
– Сегодня особый день. Сегодня все увидели в тебе королеву русов.
– Я впервые сама увидела в себе королеву. Может быть, не без твоей помощи, Асмус.
– Короли вырастают из детства, императорами становятся, а военных вождей-конунгов выбирают воины, – немного нараспев произнес Асмус, точно пересказывал песню. – Ты вырастала на прудах с белыми кувшинками, а твой супруг – на гнилом болоте, окруженный толстозадыми бабами и потными дружинниками. Все мы – родом из детства, но это не значит, что мы все – одинаковы, потому что детство у каждого свое.
– Ты очень странно говоришь, Асмус. – Ольга не привыкла к утонченной византийской лести, а потому, заслушавшись ромея, пожалованного дворянством, забыла и о своем решении, и об опасности, которой только что чудом избежала. – Мне слышится напев в твоих словах
– Я слагаю о тебе песнь славы, королева русов. В дверь осторожно постучали.
– Войди!
В ответ на повеление великой княгини вошел дежурный сын боярский. Почтительно – куда подобострастнее и ниже, чем прежде – склонился у порога:
– Прости, великая княгиня, что напоминаю тебе Боярин Кисан сказал, что ты завтра переезжаешь на загородную усадьбу. Какие будут повеления?
Только сейчас Ольга окончательно пришла в себя, а главное, избавилась от опасного, странно лишавшего ее активной деятельности влияния Асмуса. Она вновь стала великой княгиней Великого Киевского княжества, перестав таинственно ощущать себя королевой русов. И распорядилась с присущей ей властностью и трезвостью:
– Конюшему наказ. Подготовить коней и обоз к переезду в Берестов. Ко мне дворецкого. Ступай, боярский сын.
Отдав глубокий поклон, боярский сын вышел
– Наказ тебе, дворянин Асмус. Выберешь в моих конюшнях доброго коня, возьмешь толкового гридня в помощь и поскачешь настречу воеводе Свенель-ду. Мне известно, что на днях он должен выйти из земли древлян.
– Что ему передать?
– Ты все слышал и, надеюсь, все запомнил Расскажешь все воеводе, он сам решит, что делать.
– Ты повелишь мне остаться при великом воеводе Свенельде, королева русов?
– Н-нет, – не очень уверенно выговорила княгиня. – Ты вернешься в Берестов, минуя Киев. И я скажу, что тебе надлежит делать дальше.
– Повинуюсь.
Асмус низко поклонился и поспешно вышел из сумрачной, задымленной горящими факелами и светильниками палаты. Ольга некоторое время стояла в раздумье, вспоминая то ли с великой гордостью, то ли с великим страхом, как изгнала из покоев великого князя Потом приказала погасить все огни и прошла в самый дальний придел дворца, куда переход знали только особо посвященные.
За дверью потайного прохода стояли два стражника, скрестившие копья, как только княгиня приоткрыла дверь. Увидев ее, развели преграду и склонили головы, прижав правые руки к рукоятям мечей.
– Дети здесь? – спросила она.
– Да, великая княгиня. Никто к дверям не подходил
Ольга миновала сени, откинула полог. Навстречу тотчас же бросилась молодая служанка, держа
