капитан Оверстейген. Его подчинённые почтительно поднялись, когда он направился к своему стулу во главе стола, и Абигайль возблагодарила умение контролировать выражение лица, которое любому отпрыску Землевладельца приходилось получать в юном возрасте.
Это был первый случай, когда она увидела первого после Бога человека на “Стальном кулаке”, и при его виде сердце её опустилось. Оверстейген был высоким, худощавым темноволосым человеком с руками и ногами, которые каким-то образом казались слишком длинными для остального тела. Он двигался с экономной точностью, хотя длина рук и ног заставляла его движения казаться странно несогласованными. Его мундир, хотя и безукоризненно пошитый, несомненно вышел из рук дорогого портного и демонстрировал с полдюжины определённо неуставных особенностей. Однако внезапное ощущение тревоги у Абигайль вызвало то, что её новый капитан выглядел как точная копия спортивного и помолодевшего лет на пятьдесят Майкла Жанвье, барона Высокого Хребта, премьер-министра Мантикоры. Даже если бы гранд-адмирал Мэтьюс не предупредил её о родственных связях капитана, их выдал бы первый же взгляд.
— Леди и джентльмены, присаживайтесь, — пригласил он, отодвигая стул и садясь, и Абигайль снова внутренне содрогнулась. У Оверстейгена был лёгкий и достаточно приятно модулированный баритон, однако в нём также присутствовал и ленивый, растягивающий слова прононс, характерный для определённых кругов мантикорской аристократии. И
Она подчинилась распоряжению садиться и испытала огромное удовольствие, когда личный стюард капитана начал, при помощи двух помощников, подавать обед. Сервировка яств и напитков на время прервала любые застольные разговоры и дало ей время взять себя в руки.
Даже после того, как стюарды отошли, разговоров было довольно мало. Абигайль уже выудила из корабельных слухов, что, за исключением коммандера Уотсон, ни один из офицеров капитана Оверстейгена никогда раньше с ним не служил. Возможно, недостаток беседы за столом можно было объяснить увлечением гостей воистину превосходным обедом. С другой стороны, его можно было с тем же успехом объяснить предпочтениями Оверстейгена. В конце концов, капитан прибыл на борт “Стального кулака” за два месяца до того, как корабль покинул “Гефест”, так что это едва ли могло быть первым случаем, когда он обедал с кем-либо из офицеров.
Каковы бы ни были причины, Абигайль могла только радоваться. Она сосредоточилась на том, чтобы, чтобы быть настолько учтиво-безмолвной, насколько только может человек. Невзначай она подняла взгляд и обнаружила, что коммандер Тайсон разглядывает её с лёгкой улыбкой, и покраснела, задавая себе вопрос, не были ли её усилия оставаться видимой, но незаметной, слишком очевидны.
Однако в конце концов еда была съедена, блюда с десертом убраны, а вино разлито по бокалам. Абигайль бросила взгляд на Карла, готовая пнуть его в качестве напоминания, но он едва ли нуждался в таком освежении памяти. Очевидно, он предвкушал этот момент с такой же тревогой, что и Абигайль, будь она на его месте. Но он знал свою обязанность и, когда все взгляды обернулись к нему, встал и поднял бокал.
— Леди и джентльмены, за Королеву! — отчетливо провозгласил он.
— За Королеву! — традиционный ответ прокатился вокруг стола и Карл ухитрился сесть на место с уверенностью, весьма достойно маскирующей тревогу, которую он наверняка испытывал.
Его глаза встретились с глазами Абигайль и она слегка улыбнулась в знак поздравления. Но тут во главе стола прокашлялись и её голова рефлекторно повернулась к капитану Оверстейгену.
— Я полагаю, — растягивая слова произнёс хорошо поставленный голос, — что нам будет уместно предложить этим вечером ещё один верноподданнический тост. — Он улыбнулся Абигайль. — Поскольку не стоит оскорблять или игнорировать чувства наших грейсонских союзников, то, миз Хернс, не были бы вы столь любезны, чтобы оказать нам честь?
Несмотря на все усилия, Абигайль почувствовала, что покраснела. Сама просьба была достаточно любезна, подумала она, однако произнесённая с подобным акцентом, казалась цивилизованным выражением презрения к затесавшемуся среди них неоварвару. Тем не менее, они ничего не могла поделать, кроме как повиноваться, поэтому Абигайль встала и подняла свой бокал.
— Леди и джентльмены, — произнесла она и её грейсонский акцент после изысканного голоса капитана показался ей самой еще более тягучим и мягким — и более провинциальным. — Предлагаю тост за Грейсон, Ключи, Меч и Испытующего!
Всего двое произнесли подобающий ответ без запинки: Карл и сам Оверстейген. В случае Карла это не было удивительно: он слышал эту фразу на каждом из обедов, которые они с Абигайль посетили в особняке леди Харрингтон у Залива Язона. Неожиданностью не было и то, что остальные офицеры за столом были застигнуты неожиданным тостом врасплох. То же, что капитан произнёс тост правильно,
— Благодарю вас, миз Хернс, — произнёс Оверстейген со всё тем же крайне раздражающим протяжным прононсом, когда она опустилась обратно на стул. Затем капитан окинул взглядом собравшихся за столом офицеров. — Я уверен, — продолжил он, — что и остальные офицеры признают необходимость быть должным образом внимательными к оказанию должных знаков вежливости нашим многочисленным союзникам. И к желательности ответа на них должным образом.
Абигайль не испытывала уверенности, было ли это произнесено в качестве выговора старшим офицерам или как ещё один способ подчеркнуть необходимость потворствовать неумеренной чувствительности этих самых недоразвитых союзников. Она знала, чем, по её мнению, это являлось, однако врождённая честность перед собой заставила её признать, что заставить её так считать могли собственные предубеждения.
Каковы бы ни были намерения капитана, его замечание вызвало еще одну короткую паузу. Он позволил ей затянуться ещё на мгновение, затем откинулся в кресле, непринуждённо держа бокал в руке, и улыбнулся всем присутствующим.
— Мне жаль, — сказал он им, — что груз дел и обязанностей по подготовке “Стального кулака” к походу не позволил мне узнать моих офицеров так, как я мог бы желать. Я рассчитываю в течение нескольких следующих недель отчасти компенсировать эту неудачу. Мне было бы желательно иметь по крайней мере ещё несколько дней на тренировки и притирку экипажа, но, к сожалению, у Адмиралтейства, как обычно, оказались другие замыслы.
Он улыбнулся и все — даже Абигайль — почтительно улыбнулись в ответ. Затем улыбка капитана исчезла.
— Как коммандер Аткинс и старпом уже знают, — “Стальной кулак” направляется в систему Тиберия. Кто-нибудь из вас — кроме астрогатора — знаком с этой системой?
— Я полагаю, одна из независимых систем между Эревоном и хевами — то есть, я хотел сказать Республикой Хевен, сэр. — тут же высказался коммандер Блюменталь. Оверстейген приподнял бровь и тактик пожал плечами. — Боюсь, что кроме этого я мало что знаю про эту систему.
— Если быть совершенно честным, мистер Блюменталь, я удивлён уже тем, что вам и это известно. В конце концов, там мало что могло привлечь наше внимание. Особенно во время активных боевых действий. — На сей раз его тонкая улыбка было откровенно натянутой. — В конце концов, большинство систем, действительно привлекавших к себе наше внимание, имели склонность являться местами, где гремела пальба.
Один или двое из присутствующих рассмеялись и капитан пожал плечами.
— На самом деле, я вообще ничего не знал о Тиберии до тех пор, пока Адмиралтейство не издало наши приказы. Однако с тех пор я произвёл небольшое исследование и хочу, чтобы все наши офицеры ознакомились с доступной нам информацией. Говоря вкратце, мы направляемся туда для расследования исчезновения в окрестностях системы нескольких судов. Включая — его голос слегка затвердел — эревонский эсминец.
— Боевой корабль, сэр? — удивление Блюменталя было очевидно и Оверстейген кивнул.
— Именно, — произнёс он. — Итак, я полагаю, разумно предположить, что, как считает Адмиралтейство, и с чем соглашаются аналитики РУФ* [
