– Ну, порно… Слышали про такие?
– Аааа… Понятно… (Господи, лучше бы я умер, ужас, ужас!)
– Так вот, дельфинчика не трогайте! Я повторяю – дельфинчика не трогать ни при каких обстоятельствах!
Слово пациентки – закон! Пишу крупными буквами в истории болезни:
Дописываю историю, ухожу к себе в родильное отделение. Как раз привезли кого-то со схватками в тридцать три недели. Тетенька с дельфинчиком немного отошла на второй план, так как хирурги взяли ее к себе и обещали позвать, если что, прямо на операцию.
Не прошло и двух часов – хирурги вызывают в операционную. На лапароскопии аппендицит не подтвердился, а присутствует перекрученная киста яичника, сантиметров восемь. А это показание к чревосечению – открытой операции. Захожу в операционную, моюсь, подхожу к столу – и сердце мое падает куда-то в район желудка… Хирургический реджистрар стоит со скальпелем и собирается делать разрез как раз там, где у дельфинчика шея. Я кричу: «СТОП!» Но по телу дельфинчика уже красной струйкой потекла кровь от разреза… Я говорю хирургу, ласково так: «Ты историю болезни читал, Олень?» Оказалось, здесь читал, там не читал… там рыбу заворачивал… Ну, все… Приехали… Продолжаем операцию. Я удаляю перекрученный некротизированный яичник. Зашиваем послойно. Кожа. Надо как-то пришивать гребаному дельфинчику башку. И чтобы был как живой. Зовем пластического хирурга. Обьясняем трагизм положения. Просим пришить дельфинчику голову и, если возможно, чтобы «как живой». Приходит пластический хирург. С интересом смотрит на нас с хирургическим реджистраром. Вздыхает… но соглашается! Достает все такое микроскопическое… ниточки-иголочки… Зашивает кожу так, что четырехсантиметрового разреза вообще не видно. Бормочет что-то про идиотов и дилетантов…
Поздно вечером прихожу в палату. Девушка с дельфином не спит. Объясняю все про яичник, дескать, киста перекрутилась, яичник некротизировался – нужно было удалять… Второй яичник – в порядке.
Кивает понимающе. Благодарит.
– Кстати, хотите еще морфина?
– Нет, спасибо… мне вполне комфортно.
– А вот знаете еще вот что… – Голос у меня предательски дрожит. – Так получилось, что вашему дельфинчику нечаянно, по трагическому стечению обстоятельств и моему недосмотру… отрезали голову!
(О, ужас! Прощай, лицензия!) Мы вызвали лучшего пластического хирурга, который пришил голову обратно так, что вообще незаметно!
Маленький рубец, конечно, будет, но очень-очень незаметный! Я очень сожалею о том, что произошло, и пойму, если вы решите обратиться в суд. – Выдыхаю.
А девушка-модель хитро посмотрела на меня и говорит: «Tell you what… I don’t give a fuck about the bloody dolphin. Thank god, you haven’t stitched up my… you know… That’s what I really need for work»[21].
Великий и могучий
Так получилось, что у нас на работе открывали новый акушерский оперблок, созданный английскими умельцами с использованием новейших технологий на многие тыщи фунтов стерлингов. Помпа была немалая – красная лента, речь главного врача, журналист из местной реакционной газетенки с репортером из местного отдела Би-би-си. Обещалась даже быть старушка-королева, но не смогла… Когда помпезность поутихла и шумная публика покинула банкетный зал, остались только люди, непосредственно имеющие отношение к процессу: я, мой ординатор Билли, врач-интернша Салли и мой начальник мистер Данкли. О нем расскажу особо. Это такой профессорского типа дяденька-джентльмен, до фанатизма влюбленный в акушерство и, как ни странно, до поросячьего визга (ну, насколько позволяет ему итонское образование) – в русскую литературу. То и дело он отлавливает меня в коридоре и теребит мне мозг рассуждениями о Солженицыне, бередит мне ностальгические раны цитатами из «Доктора Живаго» и заставляет мою русскую душу трепетать при упоминании о Бунине, Толстом и Достоевском, моих любимых авторах, которыми я «наслаждался» еще в шестом классе, склонившись над хрестоматией по русской литературе.
В общем, так получилось, что первую операцию в новой операционной пришлось делать мне. Это не из-за каких-то суперзаслуг перед клиникой и отечеством, просто я оказался в тот день ответственным дежурным по родилке. И так как новая операционная считалась открытой, то оперировать надо было именно там и нигде более. Что и было сделано. До часу дня мы с Биллом раскидали плановые кесарева и сидели в кофейне, пили кофе с булочкой. Подлетает, словно вихрь, мистер Данкли.
– Поздравляю, Дэннис! Это такая честь для тебя, сына великого русского народа, положить начало работе самой современной акушерской операционной на юго-западе Англии! Ты – первый! Представь! Как Гагарин! Как Горбачев! Как пэрэстройка! Как гластност!!!!
Тут его понесло в такие дебри, о которых писать мне утомительно. Я встал со стула, ибо сидя выслушивать такое не позволяла торжественность момента.
– Дэннис! Скажи мне! – Мистер Данкли впадал в очередной припадок русофилии, который, судя по блеску в глазах, обещал закончиться цыганочкой с выходом, не меньше. – Скажи мне, Дэннис! А как по- русски будет ПЕРВЫЙ?
Я ничуть не смутился и сказал с патриотичнейшим выражением на лице: «ПЕРВЫЙ!» – а потом зачем- то добавил «НАХ!».
– Какой могучий, какой выразительный язык! – сказал мистер Данкли и, подняв обе ладони вверх, неистово повторил: – «ПЕРВЫЙ, НАХ!» Дэннис, я правильно говорю?
– О да, мистер Данкли… – исправлять что-то было уже поздно.
– ПЕРВЫЙ, НАХ! – На нас начали обращать внимание медсестры, сидящие в кафе.
Мистер Данкли взял свой стакан кофе и направился к выходу.
– Первый, нах! – сказал он, повернувшись ко мне перед самой дверью, и хитро подмигнул.
«УЖОС, НАХ!» – эхом отозвались его слова…
Контрацепция по-ирландски, или Как напугать королевского морского пехотинца
Каждый взрослый мальчик знает, что контрацепция – «дело сугубо женское». Далее, чем презерватив как средство самообороны, мужская храбрость обычно не распространяется. «Дорогая, ты не забыла выпить гормональную таблеточку?», «Любимая, ты спираль не потеряла третьего дня на аэробике?», «Единственная, тебе маточные трубы не жмут? А давай тебе их перевяжем? Ну или поставим на них танталовые клипсы?», «Нет… ну что ты… операция лапароскопии совершенно безопасна, риск того, что хирурги сделают дырку в аорте, всего лишь один на сто тысяч… нет, ты не зазвенишь в аэропорту „Хитроу“… и к тебе не будут прилипать другие металлические предметы…»
Предложение же перевязать семенные канатики у нас, у нормальных пацанов, вызывает страх, ужас и панику. Консультировал я как-то одну рыжую ирландскую пару по поводу послеродовой контрацепции. Она – учительница, а он – королевский морской пехотинец с квадратным подбородком и кулаками размером с голову средней руки младенца и, одновременно, нежный, любящий муж, принимающий чуткое участие в обсуждении методов планирования семьи. Сидим, обсуждаем все методы по порядку, сначала за презервативы, потом за «Ясмин», потом за «Мирену» и так далее.
– Доктор, мы бы хотели что-нибудь негормональное и перманентное… у нас это третий ребенок, поэтому, скорее всего, мы больше детей не хотим, правда, Кэрол?
– Правда, Нил.
Таким образом, дошли до перманентных методов. Так вот, говорю, помимо женской стерилизации есть еще мужская стерилизация, когда перевязываются семенные канатики… Смотрю, Нил бледнеет, заметно теряет интерес к происходящему и бубнит что-то себе под нос. Кэрол же, наоборот, внимательно слушает и активно кивает. Заканчиваю свой рассказ про мужскую стерилизацию и вопросительно смотрю на супругов
